Удивило ее и то, что так же приподнято чувствовали себя и другие; однако были и недовольные. Об одном таком рассказал ей почтальон Пантелеймон Дрок. Этот красноглазый, но дюжий крепыш, лет под пятьдесят, был вообще разговорчив, когда приносил ей почту, но в этот день, принеся газету и письмо от Федора, он был особенно многословен и громкоголос:
- Вот случай какой со мной вышел на почте, прямо мне даже самому удивительно, до чего это я осмелел! Приходит к нам на почту письмо заказное сдавать советник действительный статский Аверьянов, - хотя в отставке уж теперь считается, ну все равно форму свою носит.
Глядит на стенку, а там портрета царского нема-а! Сняли. Я сам сымал утром, как телеграммы получились. Своими руками сымал, вот! (И протянул Наталье Львовне обе руки.) Как заорет советник этот: "Как смели портрет царский снять! Как смели! В острог вас за это!" А я ему: "Чего орете зря, когда уж он от царского звания отрекся!" А он палку свою поднял да на меня! А я все одно как тот чертик с рожками, какого на иконах малюют, верчусь, за людей прячусь, а сам кричу: "Отрекся! Отрекся! Отрекся!.." Вот до чего осмелел! Ну, тут другие ему тоже со всех сторон: "Раз царя теперь нету, портреты его все теперь на чердак: там их место!" Палку у него отняли, а самого на скамеечку посадили, хоть и царский советник он, и в форме своей ходил, а теперь он куда? Ну, извиняйте и с тем до свиданья, - в разноску идти мне надо!
Письма от Федора приходили с большим опозданием: писано оно было еще 15 февраля, а тогда все солдатские письма читались. Письмо это было в духе прежних его писем, и кончалось оно обычными словами: "Здоров, слава богу, чего и тебе желаю".
Прошло еще с неделю, - все дни один другого необычайнее. Жемарин не встречался Наталье Львовне в эти дни, и она думала, что он совсем уехал из Крыма.
Но вот как-то уже в середине марта, выйдя в сумерки купить хотя бы медовых пряников к чаю (сахару тогда уж не продавали), Наталья Львовна увидела Жемарина в лавке, - он тоже покупал медовые пряники, которые шли здесь нарасхват.
Из лавки они вышли вместе. В лавке горела какая-то коптилка, а на улице было уже темно, и Жемарин сказал:
- Как угодно, Наталья Львовна, но обязан проводить вас до вашего дома.
Так как ей хотелось узнать, где он был эти дни, то она пошла с ним рядом, говоря:
- Вы отсюда куда-то скрылись, и я подумала, что уехали к себе в Москву.
- Не только в Москву, никуда вообще не уезжал, - сказал Жемарин, - но, во-первых, мне нездоровилось, - это во-первых, а во-вторых, я приводил в порядок что писалось урывками, на клочках... Случайно мне удалось тут купить тетрадь в целую десть, - туда я и переписал с клочков и планы раскопки и свои зарисовки... Судакскую крепость, например, я зарисовывал с нескольких точек, - и она того стоит, конечно, это редкостный памятник искусства!.. А делать все это я мог только при дневном свете... У моих хозяев имеется только моргалка, а керосину нет... Говорят, в церкви здесь свечки были еще с месяц назад, а теперь уж и там нет...
- Да, теперь уж негде достать и восковых свечек, - согласилась Наталья Львовна и добавила: - А если даже восковых свечек не достанешь, то кому же будет нужно, что вы пишете о всяких там крепостях генуэзских?
- Сейчас, конечно, кому же нужно, это так... Но как только жизнь войдет в норму...
- Чего вам, пожалуй, придется ждать, - вставила Наталья Львовна.
- Долго ждать?.. Не думаю... нет, я так не думаю. - Тон Жемарина был решителен и даже будто немного насмешлив. - Великий князь Николай Николаевич пришлет согласие занять трон, и все восстановится очень быстро, - вы увидите.
- Позвольте, что вы! Ведь ему же предлагали князь Львов и Родзянко, и он уже отказался, - разве вы не читали в газетах?
- Пус-тя-ки! Отказался сегодня, согласится завтра, - под давлением обстоятельств... Да ведь и союзники наши заинтересованы, чтобы в России была крепкая власть, а не какая-то там республика! Не кто во что горазд, а "мы, милостью божией" и так далее... указом "повелеваем" и тому подобное.
Так странно было слышать это Наталье Львовне, что она простилась было с Жемариным, но тот обиделся.
- Чуть ли не две недели я не видал вас, и вы не хотите позволить мне довести вас до вашего дома? За что же такая немилость?
Идти оставалось уже совсем недалеко, и Наталья Львовна дошла рядом с ним до дома, но тут Жемарин сказал просительно:
- У вас, наверно, есть что-нибудь вроде лампы, Наталья Львовна? Надеюсь, вы разрешите мне посидеть немного около лампы вашей, дадите мне настоящего чаю стакан, а?
Наталья Львовна не успела ничего ему ответить. Она в это время стучала во входную дверь, которую заперла за ней Пелагея. И вот дверь отворилась, но когда вслед за ней в темную прихожую втиснулся и Жемарин, то чьи-то сильные, совсем не женские руки так толкнули его обратно на улицу, что он упал там, хрипло вскрикнув. Вскрикнула и испуганная Наталья Львовна, но тут же щелкнул замок, щелкнула зажигалка, и она увидела перед собою своего мужа, Федора Макухина, которого узнала, хотя он был не в служебной шинели, а в черном штатском пальто.
2
Насколько могла рассмотреть Наталья Львовна при слабом свете желтого колеблющегося язычка зажигалки, неожиданно появившийся в доме за короткое время ее отсутствия был действительно ее муж, хотя одутловатым сделалось его лицо, раздался в стороны нос и вполне фельдфебельскими стали усы.
Однако испуг, охвативший Наталью Львовну, был до того силен, что она только дрожала всем телом, а из ее открытого рта не вылетало ни одного звука. В себя пришла она, когда Макухин, отставив левую руку с зажигалкой, обнял ее правой, сказал: "Ну, теперь здравствуй, Наташа!" - и ткнулся волосатыми губами в ее щеку.
Потом он взял ее под руку и повел в столовую, где горел огарок стеариновой свечки, воткнутый в горлышко бутылки, и стоял начищенный толченым кирпичом самовар.
Только теперь, в столовой, сказала Наталья Львовна тихо, почти шепотом:
- Я сяду... я... не могу стоять...
И она опустилась на стул совершенно бессильно и заплакала вдруг, а появившаяся в это время с тарелками Пелагея тоже вполголоса заговорила:
- Ничего, Федор Петрович, ничего, пусть... Это они со страху так... Это ничего...
Однако Федор спросил ее, и не шепотом, а в полный голос:
- А этот - в шляпе, он часто ходил сюда без меня, а?
- Ка-кой "в шляпе"?.. - удивилась неподдельно Пелагея. - Никто ни в шляпе, ни в картузе, - это вы напрасно, Федор Петрович!
- Ну, стало быть, это черта толкнул я сейчас, - зло сказал Макухин.
- Неуж в самделе толкнул кого? - и хлопнула себя по крутым бедрам Пелагея.
- Не иначе, поэтому, черта, - повторил Макухин, и только после этого подняла на него мокрые негодующие глаза Наталья Львовна и проговорила:
- Как тебе не стыдно так!.. Как тебе не стыдно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
- Вот случай какой со мной вышел на почте, прямо мне даже самому удивительно, до чего это я осмелел! Приходит к нам на почту письмо заказное сдавать советник действительный статский Аверьянов, - хотя в отставке уж теперь считается, ну все равно форму свою носит.
Глядит на стенку, а там портрета царского нема-а! Сняли. Я сам сымал утром, как телеграммы получились. Своими руками сымал, вот! (И протянул Наталье Львовне обе руки.) Как заорет советник этот: "Как смели портрет царский снять! Как смели! В острог вас за это!" А я ему: "Чего орете зря, когда уж он от царского звания отрекся!" А он палку свою поднял да на меня! А я все одно как тот чертик с рожками, какого на иконах малюют, верчусь, за людей прячусь, а сам кричу: "Отрекся! Отрекся! Отрекся!.." Вот до чего осмелел! Ну, тут другие ему тоже со всех сторон: "Раз царя теперь нету, портреты его все теперь на чердак: там их место!" Палку у него отняли, а самого на скамеечку посадили, хоть и царский советник он, и в форме своей ходил, а теперь он куда? Ну, извиняйте и с тем до свиданья, - в разноску идти мне надо!
Письма от Федора приходили с большим опозданием: писано оно было еще 15 февраля, а тогда все солдатские письма читались. Письмо это было в духе прежних его писем, и кончалось оно обычными словами: "Здоров, слава богу, чего и тебе желаю".
Прошло еще с неделю, - все дни один другого необычайнее. Жемарин не встречался Наталье Львовне в эти дни, и она думала, что он совсем уехал из Крыма.
Но вот как-то уже в середине марта, выйдя в сумерки купить хотя бы медовых пряников к чаю (сахару тогда уж не продавали), Наталья Львовна увидела Жемарина в лавке, - он тоже покупал медовые пряники, которые шли здесь нарасхват.
Из лавки они вышли вместе. В лавке горела какая-то коптилка, а на улице было уже темно, и Жемарин сказал:
- Как угодно, Наталья Львовна, но обязан проводить вас до вашего дома.
Так как ей хотелось узнать, где он был эти дни, то она пошла с ним рядом, говоря:
- Вы отсюда куда-то скрылись, и я подумала, что уехали к себе в Москву.
- Не только в Москву, никуда вообще не уезжал, - сказал Жемарин, - но, во-первых, мне нездоровилось, - это во-первых, а во-вторых, я приводил в порядок что писалось урывками, на клочках... Случайно мне удалось тут купить тетрадь в целую десть, - туда я и переписал с клочков и планы раскопки и свои зарисовки... Судакскую крепость, например, я зарисовывал с нескольких точек, - и она того стоит, конечно, это редкостный памятник искусства!.. А делать все это я мог только при дневном свете... У моих хозяев имеется только моргалка, а керосину нет... Говорят, в церкви здесь свечки были еще с месяц назад, а теперь уж и там нет...
- Да, теперь уж негде достать и восковых свечек, - согласилась Наталья Львовна и добавила: - А если даже восковых свечек не достанешь, то кому же будет нужно, что вы пишете о всяких там крепостях генуэзских?
- Сейчас, конечно, кому же нужно, это так... Но как только жизнь войдет в норму...
- Чего вам, пожалуй, придется ждать, - вставила Наталья Львовна.
- Долго ждать?.. Не думаю... нет, я так не думаю. - Тон Жемарина был решителен и даже будто немного насмешлив. - Великий князь Николай Николаевич пришлет согласие занять трон, и все восстановится очень быстро, - вы увидите.
- Позвольте, что вы! Ведь ему же предлагали князь Львов и Родзянко, и он уже отказался, - разве вы не читали в газетах?
- Пус-тя-ки! Отказался сегодня, согласится завтра, - под давлением обстоятельств... Да ведь и союзники наши заинтересованы, чтобы в России была крепкая власть, а не какая-то там республика! Не кто во что горазд, а "мы, милостью божией" и так далее... указом "повелеваем" и тому подобное.
Так странно было слышать это Наталье Львовне, что она простилась было с Жемариным, но тот обиделся.
- Чуть ли не две недели я не видал вас, и вы не хотите позволить мне довести вас до вашего дома? За что же такая немилость?
Идти оставалось уже совсем недалеко, и Наталья Львовна дошла рядом с ним до дома, но тут Жемарин сказал просительно:
- У вас, наверно, есть что-нибудь вроде лампы, Наталья Львовна? Надеюсь, вы разрешите мне посидеть немного около лампы вашей, дадите мне настоящего чаю стакан, а?
Наталья Львовна не успела ничего ему ответить. Она в это время стучала во входную дверь, которую заперла за ней Пелагея. И вот дверь отворилась, но когда вслед за ней в темную прихожую втиснулся и Жемарин, то чьи-то сильные, совсем не женские руки так толкнули его обратно на улицу, что он упал там, хрипло вскрикнув. Вскрикнула и испуганная Наталья Львовна, но тут же щелкнул замок, щелкнула зажигалка, и она увидела перед собою своего мужа, Федора Макухина, которого узнала, хотя он был не в служебной шинели, а в черном штатском пальто.
2
Насколько могла рассмотреть Наталья Львовна при слабом свете желтого колеблющегося язычка зажигалки, неожиданно появившийся в доме за короткое время ее отсутствия был действительно ее муж, хотя одутловатым сделалось его лицо, раздался в стороны нос и вполне фельдфебельскими стали усы.
Однако испуг, охвативший Наталью Львовну, был до того силен, что она только дрожала всем телом, а из ее открытого рта не вылетало ни одного звука. В себя пришла она, когда Макухин, отставив левую руку с зажигалкой, обнял ее правой, сказал: "Ну, теперь здравствуй, Наташа!" - и ткнулся волосатыми губами в ее щеку.
Потом он взял ее под руку и повел в столовую, где горел огарок стеариновой свечки, воткнутый в горлышко бутылки, и стоял начищенный толченым кирпичом самовар.
Только теперь, в столовой, сказала Наталья Львовна тихо, почти шепотом:
- Я сяду... я... не могу стоять...
И она опустилась на стул совершенно бессильно и заплакала вдруг, а появившаяся в это время с тарелками Пелагея тоже вполголоса заговорила:
- Ничего, Федор Петрович, ничего, пусть... Это они со страху так... Это ничего...
Однако Федор спросил ее, и не шепотом, а в полный голос:
- А этот - в шляпе, он часто ходил сюда без меня, а?
- Ка-кой "в шляпе"?.. - удивилась неподдельно Пелагея. - Никто ни в шляпе, ни в картузе, - это вы напрасно, Федор Петрович!
- Ну, стало быть, это черта толкнул я сейчас, - зло сказал Макухин.
- Неуж в самделе толкнул кого? - и хлопнула себя по крутым бедрам Пелагея.
- Не иначе, поэтому, черта, - повторил Макухин, и только после этого подняла на него мокрые негодующие глаза Наталья Львовна и проговорила:
- Как тебе не стыдно так!.. Как тебе не стыдно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31