- Это интересы международной торговли.
Каждое из этих трех слов он тщательно оттенил, но художник сказал на это с недоумением:
- Торговля - да, конечно, жизненный нерв, однако, кроме торговли, есть еще и промышленность... Выходит, что если война, то против международной торговли поднимается международная промышленность, почему и начинается кавардак со стихиями.
- Промышленность работает для торговли, - захотел разъяснить ему Лепетов.
- Но во время войны начинает работать для уничтожения всех и всего, между прочим и торговли, как же так? - старался уяснить для себя вопрос художник.
- Только не для уничтожения торговли, а для расширения ее в послевоенное время, - поправил его коммерсант. - А если война интересам международной торговли начнет наносить очень крупный ущерб, то она и прекратится сама собою.
- И вы полагаете, что она должна будет прекратиться через несколько... месяцев? - немедленно переиначил слова коммерсанта художник.
- Недель, а не месяцев, - поправил его коммерсант. - Несколько месяцев, например пять-шесть, - это слишком долго для европейской войны между великими державами.
- Гм, скажите, пожалуйста, как я отстал от времени здесь, в глуши! как бы про себя, отозвался на это художник, но тут же добавил: - Как же все-таки так вдруг может остановиться машина войны, когда ее раскачали? У меня не хватает воображения, чтобы это представить... Я однажды хотел растащить двух собак, которые друг в друга вцепились, и целую садовую лейку воды на них вылил, и бить их принимался этой лейкой, и минут десять ничего с ними поделать не мог: мертвая хватка у обеих, - вот как бывает с собаками, с двумя только собаками, - а ведь вы сами говорите, что если воина, то миллионы людей воевать будут. Да ведь для них воды целой Волги не хватит, чтобы их разнять потом!
Лепетов слегка улыбнулся, как старший младшему, и сказал на это:
- И начинаются войны и кончаются войны в кабинетах у дипломатов, и никакой волжской воды для этого не понадобится.
- Очень хорошо, что не понадобится, но в таком случае объясните же мне, как это за несколько недель несколько миллионов человек на одной стороне смогут истребить несколько миллионов людей другой стороны? - заметивши беглую улыбку Лепетова и слегка вздернутый ею, спросил художник.
- А какая же надобность будет истребить непременно все силы одной стороны? - в свою очередь спросил коммерсант. - Для мировой торговли был бы от этого только непоправимый вред. Покажут только, кто насколько силен в средствах нападения, в средствах защиты, про-де-мон-стри-руют, так сказать, свою тяжелую промышленность, а потом и договорятся за спиной у войск.
- Э-э, вы что-то очень расчетливы не по годам, очень расчетливы! - с заметным раздражением принял это художник. - Это только нам, старикам, впору, а? - обратился он к Карлу Куну, на что тот сочувственно потряс головой.
После этого настало неловкое молчание, которое Лепетов прервал вопросом:
- А что, где сейчас Иван Алексеевич?
- Не знаю-с. Совершенно этого не знаю-с. Гораздо меньше это мне известно, чем всех интересующий вопрос о войне, - ответил Сыромолотов.
- Но ведь он, кажется, довольно давно уже отсюда куда-то уехал, продолжал Лепетов. - А куда же именно?
- Не знаю-с... В это я не вникал. Он уже теперь человек самостоятельный, и жизнь у него своя. А переписываться друг с другом - этой милой привычки мы с ним никогда и прежде не имели и сейчас не имеем.
С минуту еще после того просидели Людвиг Кун и Илья Лепетов молча, потом, чувствуя большую неловкость, поднялся первым Людвиг, встал и Лепетов.
- Ну, Алексей Фомич, мы уж вам больше мешать не будем, и у нас есть свое дело, так что будьте здоровы, и прошу извинить, - сказал Людвиг, подойдя к художнику проститься.
Простился и Лепетов, теперь уж и со старым Куном, видимо совсем уходя из дому, и весьма непосредственно сказал художник своей "натуре" спустя минуту после его ухода:
- Да, вот поди же, какие спокойные люди на свете рядом с нами живут! Посмотришь на такого, пожалуй и сам если не в войну, так хотя бы в драку полезешь!
Он думал, что Кун если и отзовется на это, то каким-нибудь неопределенным междометием, однако тот неожиданно зло пробормотал:
- Делает такой вид, что очень спокойный! Э-э, schlechter Mensch!*
______________
* Плохой человек! (нем.)
При этом Кун презрительно сморщился и начал кашлять.
IV
Этот кашель не помешал художнику: главное - лицо и руки - он уже вылепил на холсте. Портрет он решил закончить в этот, третий по счету, сеанс и сидел долго, пока не сказал:
- Все. Больше я ничего не могу прибавить.
Он не прибавлял и тогда, когда говорил Людвигу, что очень занят своею новой картиной: это была та самая картина, эскиз которой он набросал несколько дней назад, после того как ушла от него Надя.
Он не сказал бы только, почему именно затолпились вдруг люди в его мозгу и властно потребовали от него, чтобы он воплотил их на полотне большого размера. Было ли это следствием прочитанных им телеграмм из Сараева, или разговоров о возможной войне, или вызвала в нем эти толпы одна только Надя Невредимова своими несколькими словами, своею убежденностью в чем-то, туманном еще, конечно, и для нее самой, но картина стояла перед его глазами неотбойно, и он принялся за нее со всею страстью, на которую был способен, несмотря на годы.
Годы, правда, не сокрушили пока еще в нем ничего, чем он отличался и в молодости как художник. Напротив, с годами он научился яростнее и гораздо успешнее, чем тогда, защищать свое рабочее время от всяких на него покушений.
И когда центр будущей картины для него окончательно определился, когда все горизонтали сошлись на фигуре молодой женщины, идущей впереди с красным флагом, он написал на четвертушке бумаги:
"Вот что, Надя: приходите, если свободны, завтра утром, часов в десять, - попробую написать с вас этюд. А.Сыромолотов".
Эту записку, вложенную в конверт, Марья Гавриловна отнесла в дом Невредимова, причем она попала непосредственно в руки Нади, обрадовав ее чрезвычайно. Конечно, в назначенный час Надя уже вошла в мастерскую, которая была теперь для нее открыта отнюдь не нечаянно.
Она видела, что и сам Сыромолотов был теперь другой: куда девалась его насупленность... Он широко улыбался, он встретил ее, как приготовившийся к тяжелой борьбе может встретить соратника, поспешившего прийти ему на помощь.
- Ну вот, ну вот, Надя, - говорил он, - в вас, стало быть, имеется одна хорошая черта: пунктуальность! Вполне уверен, что откроются для меня и другие, еще лучшие.
- А какие вы находите "еще лучшими"? - не утерпела, чтобы не спросить, Надя.
- Еще лучше будет, если вы сумеете хорошо держаться впереди массы, подумав, ответил художник.
- Здесь? У вас?.. Подумаешь, какой труд!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79