Проверив опытными пальцами, так ли, как надо, лежат его усы, Грабовский, губернский секретарь по чину, имевший поэтому две звездочки на погонах, сказал значительным тоном:
- Двое суток - срок ультиматума - прошло уж, Иван Васильич! Теперь думайте, что хотите. Может быть, там уж началось, только что мы не знаем.
- Нет, это не может быть так скоро, - решительно отверг опасность Худолей. - Ультиматум - одно, а военные действия - совсем другое... Я убежден, что договорятся в конце концов.
Грабовский улыбнулся снисходительно: в вопросах политики старший врач полка казался ему сущим младенцем; и Худолей признавал его над собой превосходство в этих вопросах, однако теперь ему не хотелось уступать своему классному фельдшеру, и он добавил:
- Сколько на свете мирных людей и сколько воинственных, - попробуйте-ка прикинуть на счетах.
- Ваша правда, Иван Васильич, мирных, может быть, в двести раз больше, только власть-то не в их руках - вот в чем закавыка! - победоносно возразил Грабовский. - Потому-то у нас и начинают проявлять энергию... Даже вот Акинфиев идет сюда! - и кивнул на открытое полотнище палатки.
Акинфиев, младший врач, ежедневно заходил в полк, и совсем не нужно было вставлять "даже", но несколько насмешливое отношение сорокалетнего уже фельдшера к молодому врачу, с одной стороны, и необычайность момента, с другой, подсказали ему именно это словечко.
Высокий, но узкий и сутулый, в дымчатых очках, так как глаза его боялись слишком яркого здесь летнего солнца, Акинфиев имел вид больного, желавшего, чтобы его уверили в скором выздоровлении.
- Что это, Иван Васильич, суета такая в полку, будто тревога объявлена? - спросил он, войдя поспешно и улыбаясь робко.
- Неужели суета? Я что-то не заметил, - сказал Худолей.
- Да и мне, пожалуй, так только показалось, - тут же согласился с ним Акинфиев и благодарно посмотрел на Грабовского, который заметил, глядя в газету:
- Сказать, чтобы особая какая-нибудь суета, этого нельзя: идет подготовка, конечно, на всякий случай.
- Я тоже думаю, что это еще не то чтобы настоящая... Именно, на всякий случай, - тут же согласился Акинфиев, а Худолей, вспоминая, что услышал от полковника Черепанова, но не желая говорить об этом, вставил будто бы между прочим:
- Хирурга нам должны бы прислать, а то ведь ни я, ни вы не сильны в хирургии.
- Мало того, запасных должны пригнать тысячи две, чтобы полк был по военному составу, а не по мирному, - сказал Грабовский и выпятил грудь: у него была выправка.
- Запасных? - удивленно повторил Акинфиев. - Ведь это бывает, когда уж мобилизация...
- Вот тебе на! - удивился и Грабовский. - Конечно же, раз война, то и мобилизация!
Но то, что было ясно для одного, оказалось и темно и непостижимо для другого.
- Однако же в японскую войну так не было, это я отлично помню, - сказал Акинфиев. - Война уж шла, а мобилизацию потом объявили.
- Кажется, именно так и было, - поддержал его, впрочем весьма неуверенно, Худолей, но фельдшер-политик Грабовский вскинулся на двух врачей, не привыкших читать газеты:
- Как же это вы судите, не понимаю! Ту войну японцы начали как? Как никто ее не начинал никогда, вот как! Пока наши только еще ворон ловили, те уже армию свою высадили, - получайте!
- Да-а, - протянул весьма неопределенно Худолей. - Что-то в этом роде действительно было... Но в общем, если в полку суета, то, значит, надо суетиться и нам... Пойти хоть свои лазаретные линейки посмотреть.
- А что же их смотреть? - сказал на это Грабовский и потом снова сел на табурет и уткнулся в газету, когда Худолей, взяв под руку Акинфиева, вышел из околотка.
- Вот беда, Иван Васильич, если в самом деле война начнется, доверительно и вполголоса обратился Акинфиев к Худолею, направляясь с ним в сторону обоза. - Расстроится тогда моя свадьба!
Худолей ни разу не слышал от него раньше, что у него есть невеста, поэтому удивился, но не успел спросить, кто же именно: очень зычно заорал дневальный десятой роты, ходивший со штыком на поясе по передней линейке:
- Кап-те-нармусов ротных выслать на середину пол-ка-а-а!
Крик этот тут же был подхвачен дневальным одиннадцатой роты, потом двенадцатой, потом перекинулся в четвертый батальон. Дневальные вели обычную передачу и были похожи на утренних петухов, но в этот день все почему-то казалось очень значительным.
- Каптенармусов на середину полка вызывают, - зачем же это? - спросил Худолей, вместо того чтобы спросить своего младшего врача о его невесте.
- Получать что-нибудь из полкового цейхгауза, - подумав, ответил Акинфиев.
- То-то и дело, что получать, а что именно? Не для запасных ли что-нибудь такое, а?
И как раз в это время, так как недалеко было до обоза, раздался оттуда начальственно-хриповатый голос капитана Золотухи-первого, командира нестроевой роты:
- Отчего колеса у аптечных двуколок не подмазаны, а? Т-ты, рыло свинячье!
Худолей и Акинфиев переглянулись, и первый сказал второму:
- Слыхали? Колеса уж подмазывать требуют!
- Вот в том-то и дело, - упавшим голосом отозвался второй.
- Говорится: не подмажешь - не поедешь.
- Понятно: собираются ехать.
Но на пути к Золотухе-первому попался командир шестнадцатой роты Золотуха-второй, тоже капитан и брат первого, такой же бородатый и черный, с таким же хриповатым рыком.
- Что, уже колеса подмазывают? - таинственным голосом спросил его Худолей, кивнув в сторону обоза, но Золотуха-второй или не понял, или не захотел понять намека. Его рота была выстроена перед палатками и делала ружейные приемы под команду фельдфебеля Фурсы.
Низенький, но очень плотно сбитый, Фурса скомандовал:
- Начальник слева!.. Слуша-ай, на кра-ул!
И на Худолея, звякнув винтовками, выкатила глаза вся рота, так как именно он, в сопровождении Акинфиева, подошел в это время слева.
Фурса, должно быть, просто хотел воспользоваться случаем, чтобы солдаты его роты действительно видели кого-то, подошедшего слева, но, видимо, это не понравилось Золотухе-второму, почему он и неприязненно встретил Худолея.
- Какие колеса? - спросил он хмуро.
- Обозные, - пояснил Худолей.
- Так что? Подмазывают?.. Колеса, они на то и существуют, чтобы их подмазывали, - что же тут такого?
- Однако же, если их не подмазывали раньше, значит, не нужно было, постарался еще ближе к делу подойти Худолей, но Золотуха-второй вдруг закричал неистово своему фельдфебелю:
- Вся середина первой шеренги штыки завалила, а ты куда смотришь, а-а? - и ринулся к роте.
Канцелярия полка и летом продолжала оставаться в городе, там же, где была и зимою, но из этого не вытекало никаких неудобств: дом стоял на окраине, среди других домов казарменного квартала, а лагерь начинался недалеко от казарм.
Худолей давно уже помнил этот лагерь, однако в первый год его службы в полку тополи, со всех четырех сторон замкнувшие лагерь, были только что посажены, теперь же они встали четырьмя высокими стенами, отрезавшими этот мирок от остального мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79