— Он не хотел этого.
— Да вы посмотрите на него. Этот молодец отлично знает, что делает.
Мне нечего было возразить. В этом большом человеке чувствовалась какая-то внутренняя твердость. Казалось, он многое знает и понимает по-своему. Я тогда подолгу разговаривал с ним и каждый раз все больше убеждался, что за кажущейся мягкостью характера моего Питеркина скрывается сильная воля, и этот человек не совершит необдуманного поступка. Несомненно, только мертвецки пьяному взбрело бы в голову связаться с ним.
Он получил три месяца. Выйдя из тюрьмы, Питеркин уехал. Куда — точно не знаю, но он всегда зарабатывал себе на жизнь тяжелым физическим трудом: был ловцом жемчуга в Бруме, грузил руду в Хедленде, валил лес на юго-западе. Он перепробовал все, что приносит хороший заработок настоящим мужчинам. Я лишь никак не мог понять, почему он выбирает именно такую работу. Он не был глупцом и не относился к тем, кто в жизни полагается только на физическую силу. В его глазах светился ум, это было видно сразу.
Положим, в первый раз он попал в тюрьму по недоразумению. Положим, я плохо его защищал. Во второй раз все обстояло иначе. Начнем с того, что я считал его честным человеком.
— Я устал от работы, — говорил мне Питеркин. Он так и не избавился от своего акцента. — Хочу снова увидеть свою страну.
— Где она, твоя страна?
— Это Черногория.
Значит, он югослав, как и многие новоиспеченные австралийцы.
— Ты потому и сделал это? Чтобы оплатить проезд?
Улыбнувшись, он вежливо кивнул.
— Расскажи.
— В прошлый раз в тюрьме я встретил мужчину. Он говорил, что, если нужны деньги, он знает, как достать.
— Продолжай.
Питеркину было смешно; ему светил год или три тюрьмы, а он веселился.
— Золото, — ответил он с улыбкой. — Вы разбираетесь в золоте?
— Все западные австралийцы разбираются в золоте, Питеркин. Ты это знаешь.
— О'кей. Одна унция песка стоит три — пять долларов США. А самородок в унцию?
— Намного больше.
— В два раза. В три раза. Тот человек назвал мне цену.
А еще тот человек рассказал ему, как соорудить печь. Это давний, с большой седой бородой трюк. Вы покупаете немного золотого песка, достаточно одной или двух унций. Где-нибудь в тихом месте разводите огонь. Пока ваша печурка раскаляется градусов до трехсот, чтобы мог расплавиться песок, роете в земле небольшую ямку и кладете туда несколько кристаллов кварца и, может быть, для большей достоверности, чуть-чуть серебра. Его можно соскрести с ручки тетушкиной ложечки для соли. Когда золото в тигле расплавится, берете его щипцами и выливаете содержимое в ямку. Потом подбрасываете туда еще немного пустой породы, чтобы получился сплав, напоминающий неправильной формой естественный самородок.
Затем можно сесть и покурить, пока «самородок» не остынет и не перестанет обжигать руки. А когда он готов, вытаскивайте его и отправляйтесь искать какого-либо простофилю.
Питеркин спорил с полицией и со мной, что его поступок вовсе не был нечестным. Он утверждал: сама мать-природа создавала свои самородки точно таким способом. Значит, покупая золото у Питеркина, вы все равно приобретали настоящий самородок. Разницы нет никакой.
А разница в том, заявил судья, что подобные действия называются мошенничеством. И Питеркин, так и не перестававший улыбаться, был препровожден в тюрьму Олбани на три года за незаконную продажу богатому американскому туристу «самородка» весом в двадцать унций за пятьдесят тысяч долларов. Тот страшно обрадовался, и все вышло бы гладко, если бы Питеркин добросовестнее сработал свой товар, а тут в поверхность камня вплавился кусочек от шляпки ржавого гвоздя. Совсем крохотный. Но американец приехал с женой, которая всюду возила в сумочке ювелирную лупу. Дамочка тут же примчалась в полицейский участок.
Но в это время Питеркин был уже на борту летящего в Югославию самолета. Его арестовали лишь по возвращении.
Инцидент был вроде бы полностью исчерпан, но остался один вопрос: действительно ли Питеркин потратил все эти пятьдесят тысяч американских долларов во время весьма короткой поездки в Черногорию? Такое казалось маловероятным, но на сей счет Питеркин хранил гробовое молчание.
Значит, эти деньги были где-то спрятаны. И я подумал, что наверняка найдутся люди, особенно в тюрьме строгого режима, которым очень хотелось бы выяснить, где именно.
Глава 2
Формально у меня не было ни прав, ни обязанностей по отношению к Питеркину, и уж тем более я не мог выступать в суде. Сидел просто как зритель, а слушание дела длилось всего десять минут. Питеркин и вправду упал с железной лестницы. В тот момент поблизости никого не оказалось. Сердце у него было здоровым. Но патологоанатом предполагал инсульт, который иногда случается с людьми его возраста и комплекции.
Словом, какая-то загадочная история. Питеркин ляжет в могилу для бедняков, а его дело — на стол адвоката, назначенного правительством. Никто не знал, оставил ли он завещание.
После суда я решил поговорить с Макквином.
— Я работаю по воскресеньям, а у тюремного врача выходной, — сказал он. — Когда Питеркин упал, вызвали меня, и я вспомнил, что он твой клиент.
— Ты раньше обследовал его?
— Да.
— Он был здоров?
— Абсолютно. Однако удар — коварная штука. Может даже такого парня в любой момент свалить ни с того ни с сего.
— Думаешь, так все и было?
Макквин пожал плечами:
— Кто знает. Что-то случилось. Какой-то сбой внутри, и прощай, Питеркин.
— Это действительно был удар? Или просто всех очень устраивает такое объяснение?
Он опять пожал плечами:
— Может быть, он потерял равновесие. С каждым бывает. Положим, ударился головой, когда катился по ступенькам, и это вызвало кровоизлияние.
— Да, но умереть можно смертью естественной и смертью насильственной, — ответил я и рассказал Макквину о деньгах.
— А-а... — задумчиво протянул он. И добавил: — Я был с помощником коменданта, когда принесли его пожитки: четыре доллара мелочью, тюремная одежда, плейер и открытка. Носовой платок в кармане. Больше ничего. Питеркин путешествовал налегке.
— От кого открытка? Ты посмотрел?
— Да. На картинке вид морской гавани Сингапура. И текст: «Я приеду, и мы очень скоро увидимся». Подпись: Ник. Пишется: эн-и-ка.
Ну вот, опять только имя, без фамилии.
— Мужчина или женщина?
— Имеешь в виду почерк? Довольно четкий. Прямой. Думаю, это мужчина.
Я испытывал странное чувство оттого, что мы осмелились приподнять жесткий панцирь, закрывающий внутренний мир Питеркина. В жизни такого мужчины наверняка были женщины, но я никогда не видел и не слышал о них. В тюрьме его тоже никто не навешал. Это я знал точно, потому что специально спрашивал об этом.
— Что ж, теперь он наконец полностью огражден от внешнего мира, — заметил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Да вы посмотрите на него. Этот молодец отлично знает, что делает.
Мне нечего было возразить. В этом большом человеке чувствовалась какая-то внутренняя твердость. Казалось, он многое знает и понимает по-своему. Я тогда подолгу разговаривал с ним и каждый раз все больше убеждался, что за кажущейся мягкостью характера моего Питеркина скрывается сильная воля, и этот человек не совершит необдуманного поступка. Несомненно, только мертвецки пьяному взбрело бы в голову связаться с ним.
Он получил три месяца. Выйдя из тюрьмы, Питеркин уехал. Куда — точно не знаю, но он всегда зарабатывал себе на жизнь тяжелым физическим трудом: был ловцом жемчуга в Бруме, грузил руду в Хедленде, валил лес на юго-западе. Он перепробовал все, что приносит хороший заработок настоящим мужчинам. Я лишь никак не мог понять, почему он выбирает именно такую работу. Он не был глупцом и не относился к тем, кто в жизни полагается только на физическую силу. В его глазах светился ум, это было видно сразу.
Положим, в первый раз он попал в тюрьму по недоразумению. Положим, я плохо его защищал. Во второй раз все обстояло иначе. Начнем с того, что я считал его честным человеком.
— Я устал от работы, — говорил мне Питеркин. Он так и не избавился от своего акцента. — Хочу снова увидеть свою страну.
— Где она, твоя страна?
— Это Черногория.
Значит, он югослав, как и многие новоиспеченные австралийцы.
— Ты потому и сделал это? Чтобы оплатить проезд?
Улыбнувшись, он вежливо кивнул.
— Расскажи.
— В прошлый раз в тюрьме я встретил мужчину. Он говорил, что, если нужны деньги, он знает, как достать.
— Продолжай.
Питеркину было смешно; ему светил год или три тюрьмы, а он веселился.
— Золото, — ответил он с улыбкой. — Вы разбираетесь в золоте?
— Все западные австралийцы разбираются в золоте, Питеркин. Ты это знаешь.
— О'кей. Одна унция песка стоит три — пять долларов США. А самородок в унцию?
— Намного больше.
— В два раза. В три раза. Тот человек назвал мне цену.
А еще тот человек рассказал ему, как соорудить печь. Это давний, с большой седой бородой трюк. Вы покупаете немного золотого песка, достаточно одной или двух унций. Где-нибудь в тихом месте разводите огонь. Пока ваша печурка раскаляется градусов до трехсот, чтобы мог расплавиться песок, роете в земле небольшую ямку и кладете туда несколько кристаллов кварца и, может быть, для большей достоверности, чуть-чуть серебра. Его можно соскрести с ручки тетушкиной ложечки для соли. Когда золото в тигле расплавится, берете его щипцами и выливаете содержимое в ямку. Потом подбрасываете туда еще немного пустой породы, чтобы получился сплав, напоминающий неправильной формой естественный самородок.
Затем можно сесть и покурить, пока «самородок» не остынет и не перестанет обжигать руки. А когда он готов, вытаскивайте его и отправляйтесь искать какого-либо простофилю.
Питеркин спорил с полицией и со мной, что его поступок вовсе не был нечестным. Он утверждал: сама мать-природа создавала свои самородки точно таким способом. Значит, покупая золото у Питеркина, вы все равно приобретали настоящий самородок. Разницы нет никакой.
А разница в том, заявил судья, что подобные действия называются мошенничеством. И Питеркин, так и не перестававший улыбаться, был препровожден в тюрьму Олбани на три года за незаконную продажу богатому американскому туристу «самородка» весом в двадцать унций за пятьдесят тысяч долларов. Тот страшно обрадовался, и все вышло бы гладко, если бы Питеркин добросовестнее сработал свой товар, а тут в поверхность камня вплавился кусочек от шляпки ржавого гвоздя. Совсем крохотный. Но американец приехал с женой, которая всюду возила в сумочке ювелирную лупу. Дамочка тут же примчалась в полицейский участок.
Но в это время Питеркин был уже на борту летящего в Югославию самолета. Его арестовали лишь по возвращении.
Инцидент был вроде бы полностью исчерпан, но остался один вопрос: действительно ли Питеркин потратил все эти пятьдесят тысяч американских долларов во время весьма короткой поездки в Черногорию? Такое казалось маловероятным, но на сей счет Питеркин хранил гробовое молчание.
Значит, эти деньги были где-то спрятаны. И я подумал, что наверняка найдутся люди, особенно в тюрьме строгого режима, которым очень хотелось бы выяснить, где именно.
Глава 2
Формально у меня не было ни прав, ни обязанностей по отношению к Питеркину, и уж тем более я не мог выступать в суде. Сидел просто как зритель, а слушание дела длилось всего десять минут. Питеркин и вправду упал с железной лестницы. В тот момент поблизости никого не оказалось. Сердце у него было здоровым. Но патологоанатом предполагал инсульт, который иногда случается с людьми его возраста и комплекции.
Словом, какая-то загадочная история. Питеркин ляжет в могилу для бедняков, а его дело — на стол адвоката, назначенного правительством. Никто не знал, оставил ли он завещание.
После суда я решил поговорить с Макквином.
— Я работаю по воскресеньям, а у тюремного врача выходной, — сказал он. — Когда Питеркин упал, вызвали меня, и я вспомнил, что он твой клиент.
— Ты раньше обследовал его?
— Да.
— Он был здоров?
— Абсолютно. Однако удар — коварная штука. Может даже такого парня в любой момент свалить ни с того ни с сего.
— Думаешь, так все и было?
Макквин пожал плечами:
— Кто знает. Что-то случилось. Какой-то сбой внутри, и прощай, Питеркин.
— Это действительно был удар? Или просто всех очень устраивает такое объяснение?
Он опять пожал плечами:
— Может быть, он потерял равновесие. С каждым бывает. Положим, ударился головой, когда катился по ступенькам, и это вызвало кровоизлияние.
— Да, но умереть можно смертью естественной и смертью насильственной, — ответил я и рассказал Макквину о деньгах.
— А-а... — задумчиво протянул он. И добавил: — Я был с помощником коменданта, когда принесли его пожитки: четыре доллара мелочью, тюремная одежда, плейер и открытка. Носовой платок в кармане. Больше ничего. Питеркин путешествовал налегке.
— От кого открытка? Ты посмотрел?
— Да. На картинке вид морской гавани Сингапура. И текст: «Я приеду, и мы очень скоро увидимся». Подпись: Ник. Пишется: эн-и-ка.
Ну вот, опять только имя, без фамилии.
— Мужчина или женщина?
— Имеешь в виду почерк? Довольно четкий. Прямой. Думаю, это мужчина.
Я испытывал странное чувство оттого, что мы осмелились приподнять жесткий панцирь, закрывающий внутренний мир Питеркина. В жизни такого мужчины наверняка были женщины, но я никогда не видел и не слышал о них. В тюрьме его тоже никто не навешал. Это я знал точно, потому что специально спрашивал об этом.
— Что ж, теперь он наконец полностью огражден от внешнего мира, — заметил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59