Но у меня не было времени удостовериться в этом. Зеленая машина почти настигла меня и выбирала момент, когда я окажусь в тени большого здания.
Я плашмя бросился на снег.
Что-то плюхнуло в тихом морозном воздухе. Резкий, короткий, чуть ли не презрительный плюющий звук. Из стены дома посыпалась кирпичная крошка. Эхо раскатилось по обеим сторонам улицы.
Машина промчалась мимо меня, тормозя и скользя по снегу, начала поворачивать.
Я уже был на ногах.
Для разворота улица была узка. Машине пришлось заехать на тротуар. Снова тот же плюющий звук. Где-то разбилось окно - звон осколков разнесся в морозном воздухе. Мотор взревел, колеса скрипели по снегу.
Я побежал.
На обратном пути тоже не было времени всматриваться, стоит ли кто-то в дверях подъезда на другой стороне улицы.
Я бежал дальше, и все происходящее казалось мне сном. Мои ноги беззвучно передвигались по снегу, как ноги призрака. Лишь тяжелое дыхание было реальностью - я задыхался, как загнанный кролик, по пятам за которым гонятся собаки.
Я проскочил под аркой на Мьюс и достиг следующего угла. Машина позади меня теперь ревела без всякой осторожности. Я свернул за угол, поскользнулся и шлепнулся навзничь, болтая ногами в поисках опоры, чтобы встать и бежать, бежать. . . Машина одолела поворот тоже не лучше, её занесло и бросило через тротуар на другой стороне улицы в железную решетку.
Я вскочил на ноги. Мотор автомобиля взвыл, но его бампер застрял в решетке. Шины визжали в ночи, зарываясь все глубже в снег, и вращались на месте.
Отскочив назад, я помчался дальше и увидел перед собой огни ресторана "Золотой осел". Это место я знал и стал ломиться в дверь. . Из застрявшей машины выскочили двое мужчин. Один упал в снег, приподнялся и снова упал. Я успел протолкнуться внутрь.
Теперь я бежал через зал ресторана. Все оборачивались. Официант протянул было руку, но я увернулся. Позади меня на пол с грохотом падала посуда. Я промчался сквозь кухню и снова выскочил наружу, на темную соседнюю улицу. Я увидел двери, я дергал за ручки, бегая от одной к другой, но ни одна не поддалась. Пришлось снова свернуть в переулок. Передо мной была тихая и пустынная улица, параллельная Гроув-стрит.
Я высунулся из переулка - и увидел их.
Две черные фигуры на белом снегу. Они двигались к переулку. Очевидно, они тоже знали ресторан "Золотой осел". Двое мужчин приближались, держа что-то в правых руках. Тот, что повыше, бежал впереди. Лица я не видел. Только оскал, зубы, отражавшие свет уличных фонарей. Тяжелое темное пальто с развевающимися полами. Шляпа. "Пушка", направленная вперед.
Я повернулся, чтобы скрыться в переулке.
Тут в ночи прозвучали выстрелы. Прогремели внезапно и сильно, как удар по моим барабанным перепонкам, в разреженном морозном воздухе, на узкой улице. Два выстрела. Потом крик. Высокий и жуткий, как крик раненого хищника. Я упал в снег и перекатился дальше. Но кричал не я.
Целый и невредимый, я приподнялся и остался сидеть в снегу, пригнувшись, с оскаленными зубами, как шипящий зверь. И пока я так сидел, мне показалось, что раздался ещё один громкий выстрел и два коротких хлопка - той "пушки" с глушителем, которая целилась в меня.
Затем вдруг все кончилось.
Из ночной темноты появились люди. Где-то рядом заливались полицейские свистки. Мой преследователь, тот, что пониже, лежал на мостовой. Другой позади него мешком привалился к дому. Вдали кто-то спасался бегством. Когда я наконец поднялся на ноги, он уже исчез.
Я подошел к первому. Тот лежал на спине. В пальто спереди были две окровавленных пробоины, куда можно было бы засунуть оба моих кулака. Он был маленький и тощий. Его шляпа лежала на снегу. У него были песочного цвета волосы, и он был мертв.
Никогда раньше я не видел этого маленького тощего человека, но я знал, что он был тем мужчиной, который до меня в Сити Айленд искал Карлу Девин. Я плечом проложил себе путь сквозь толпу ко второму мужчине, который привалился к плохо освещенной стене. Его я уже видел: Лео Цар.
У Лео в груди были два расположенных рядом маленьких аккуратных отверстия, и пальто почти не пострадало. Он дышал медленно и тяжело, неравномерные громкие хрипы вырывались из простреленных легких. Я наклонился вплотную к его широкому грубому лицу.
- Цар! Кто это был? Цар!
Он захрипел. Маленькие глазки были закрыты. Из последних сил он цеплялся за жизнь. Кулаки были судорожно сжаты, огромные руки со всей силой, которая ещё была в нем, хватались за воздух. Рядом с ним в снегу лежал автоматический пистолет 45-го калибра.
- Лео, - повторил я. - Кто они были? Ты же пришел за ними!
Жилы напряглись на его бычьей шее, на запястьях. Веки дрогнули, но глаза не открылись.
- Пола. . . Жена. . . Она. . .
Его громадная грудная клетка поднялась, опустилась и вновь вздыбилась в глубоком долгом вдохе. Глаза открылись. Он смотрел мне в лицо. Его низкий голос гремел, как булыжник.
- Ищи проклятую падаль.
И дыхание остановилось. Застывшие глаза, казалось, удивленно рассматривали меня. Он сделал ещё один вдох. Взгляд его излучал неприкрытую ненависть. Ненависть, которая была направлена не против меня, а против жизни, которая была во мне. Я ещё был жив. А он умер, и ненависть в его ожесточенных глазах погасла.
Позади меня кто-то хихикнул. Кто-то ещё стонал от испуга. Я поднялся. Подбежал полицейский. Я отошел и скрылся в маленьком переулке позади "Золотого осла". Никто меня не задерживал. Найдя подъезд, который давал хоть какую-то защиту от холода, я сел и закурил. Больше я не дрожал; мне стало ясно, что я услышал, что сказал Лео Цар.
Жена Пола Барона. Лео сказал, что Барон был женат. Он сказал, что убила его жена Барона. С другой стороны, Лео преследовал двух мужчин. Умирающий человек говорит о самом важном. Или нет? Умирающий человек говорит то, чем занят его угасающий рассудок. Что важно и что истинно, когда человек умирает?
Докурив, я встал и вошел через черный ход в "Золотой осел". В ресторане все были страшно возбуждены и тут же уставились на меня. Я промок насквозь. Никто не заговорил со мной, и никто меня не задерживал.
Шоу в клубе на Пятой улице уже началось. Я взбодрился двумя наспех опрокинутыми порциями ирландского виски и огляделся. Нервы все ещё вздрагивали от звона посуды в баре. Кто-то, кому нечего было больше терять, хотел от меня отделаться. Навсегда. От очередного убийства это, скорее всего, не зависело. Я топил свои нервы в виски, полагая, что этот некто сам по меньшей мере напуган, и сосредоточился на шоу.
Маленькая труппа состояла из шести девушек, одетых, как на пляже. Но на полностью одетых людей, которые здесь ужинали, это действовало иначе. Они не обращали особого внимания на трясущих грудями и задами девушек, а возлагали надежды на звезду вечера:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я плашмя бросился на снег.
Что-то плюхнуло в тихом морозном воздухе. Резкий, короткий, чуть ли не презрительный плюющий звук. Из стены дома посыпалась кирпичная крошка. Эхо раскатилось по обеим сторонам улицы.
Машина промчалась мимо меня, тормозя и скользя по снегу, начала поворачивать.
Я уже был на ногах.
Для разворота улица была узка. Машине пришлось заехать на тротуар. Снова тот же плюющий звук. Где-то разбилось окно - звон осколков разнесся в морозном воздухе. Мотор взревел, колеса скрипели по снегу.
Я побежал.
На обратном пути тоже не было времени всматриваться, стоит ли кто-то в дверях подъезда на другой стороне улицы.
Я бежал дальше, и все происходящее казалось мне сном. Мои ноги беззвучно передвигались по снегу, как ноги призрака. Лишь тяжелое дыхание было реальностью - я задыхался, как загнанный кролик, по пятам за которым гонятся собаки.
Я проскочил под аркой на Мьюс и достиг следующего угла. Машина позади меня теперь ревела без всякой осторожности. Я свернул за угол, поскользнулся и шлепнулся навзничь, болтая ногами в поисках опоры, чтобы встать и бежать, бежать. . . Машина одолела поворот тоже не лучше, её занесло и бросило через тротуар на другой стороне улицы в железную решетку.
Я вскочил на ноги. Мотор автомобиля взвыл, но его бампер застрял в решетке. Шины визжали в ночи, зарываясь все глубже в снег, и вращались на месте.
Отскочив назад, я помчался дальше и увидел перед собой огни ресторана "Золотой осел". Это место я знал и стал ломиться в дверь. . Из застрявшей машины выскочили двое мужчин. Один упал в снег, приподнялся и снова упал. Я успел протолкнуться внутрь.
Теперь я бежал через зал ресторана. Все оборачивались. Официант протянул было руку, но я увернулся. Позади меня на пол с грохотом падала посуда. Я промчался сквозь кухню и снова выскочил наружу, на темную соседнюю улицу. Я увидел двери, я дергал за ручки, бегая от одной к другой, но ни одна не поддалась. Пришлось снова свернуть в переулок. Передо мной была тихая и пустынная улица, параллельная Гроув-стрит.
Я высунулся из переулка - и увидел их.
Две черные фигуры на белом снегу. Они двигались к переулку. Очевидно, они тоже знали ресторан "Золотой осел". Двое мужчин приближались, держа что-то в правых руках. Тот, что повыше, бежал впереди. Лица я не видел. Только оскал, зубы, отражавшие свет уличных фонарей. Тяжелое темное пальто с развевающимися полами. Шляпа. "Пушка", направленная вперед.
Я повернулся, чтобы скрыться в переулке.
Тут в ночи прозвучали выстрелы. Прогремели внезапно и сильно, как удар по моим барабанным перепонкам, в разреженном морозном воздухе, на узкой улице. Два выстрела. Потом крик. Высокий и жуткий, как крик раненого хищника. Я упал в снег и перекатился дальше. Но кричал не я.
Целый и невредимый, я приподнялся и остался сидеть в снегу, пригнувшись, с оскаленными зубами, как шипящий зверь. И пока я так сидел, мне показалось, что раздался ещё один громкий выстрел и два коротких хлопка - той "пушки" с глушителем, которая целилась в меня.
Затем вдруг все кончилось.
Из ночной темноты появились люди. Где-то рядом заливались полицейские свистки. Мой преследователь, тот, что пониже, лежал на мостовой. Другой позади него мешком привалился к дому. Вдали кто-то спасался бегством. Когда я наконец поднялся на ноги, он уже исчез.
Я подошел к первому. Тот лежал на спине. В пальто спереди были две окровавленных пробоины, куда можно было бы засунуть оба моих кулака. Он был маленький и тощий. Его шляпа лежала на снегу. У него были песочного цвета волосы, и он был мертв.
Никогда раньше я не видел этого маленького тощего человека, но я знал, что он был тем мужчиной, который до меня в Сити Айленд искал Карлу Девин. Я плечом проложил себе путь сквозь толпу ко второму мужчине, который привалился к плохо освещенной стене. Его я уже видел: Лео Цар.
У Лео в груди были два расположенных рядом маленьких аккуратных отверстия, и пальто почти не пострадало. Он дышал медленно и тяжело, неравномерные громкие хрипы вырывались из простреленных легких. Я наклонился вплотную к его широкому грубому лицу.
- Цар! Кто это был? Цар!
Он захрипел. Маленькие глазки были закрыты. Из последних сил он цеплялся за жизнь. Кулаки были судорожно сжаты, огромные руки со всей силой, которая ещё была в нем, хватались за воздух. Рядом с ним в снегу лежал автоматический пистолет 45-го калибра.
- Лео, - повторил я. - Кто они были? Ты же пришел за ними!
Жилы напряглись на его бычьей шее, на запястьях. Веки дрогнули, но глаза не открылись.
- Пола. . . Жена. . . Она. . .
Его громадная грудная клетка поднялась, опустилась и вновь вздыбилась в глубоком долгом вдохе. Глаза открылись. Он смотрел мне в лицо. Его низкий голос гремел, как булыжник.
- Ищи проклятую падаль.
И дыхание остановилось. Застывшие глаза, казалось, удивленно рассматривали меня. Он сделал ещё один вдох. Взгляд его излучал неприкрытую ненависть. Ненависть, которая была направлена не против меня, а против жизни, которая была во мне. Я ещё был жив. А он умер, и ненависть в его ожесточенных глазах погасла.
Позади меня кто-то хихикнул. Кто-то ещё стонал от испуга. Я поднялся. Подбежал полицейский. Я отошел и скрылся в маленьком переулке позади "Золотого осла". Никто меня не задерживал. Найдя подъезд, который давал хоть какую-то защиту от холода, я сел и закурил. Больше я не дрожал; мне стало ясно, что я услышал, что сказал Лео Цар.
Жена Пола Барона. Лео сказал, что Барон был женат. Он сказал, что убила его жена Барона. С другой стороны, Лео преследовал двух мужчин. Умирающий человек говорит о самом важном. Или нет? Умирающий человек говорит то, чем занят его угасающий рассудок. Что важно и что истинно, когда человек умирает?
Докурив, я встал и вошел через черный ход в "Золотой осел". В ресторане все были страшно возбуждены и тут же уставились на меня. Я промок насквозь. Никто не заговорил со мной, и никто меня не задерживал.
Шоу в клубе на Пятой улице уже началось. Я взбодрился двумя наспех опрокинутыми порциями ирландского виски и огляделся. Нервы все ещё вздрагивали от звона посуды в баре. Кто-то, кому нечего было больше терять, хотел от меня отделаться. Навсегда. От очередного убийства это, скорее всего, не зависело. Я топил свои нервы в виски, полагая, что этот некто сам по меньшей мере напуган, и сосредоточился на шоу.
Маленькая труппа состояла из шести девушек, одетых, как на пляже. Но на полностью одетых людей, которые здесь ужинали, это действовало иначе. Они не обращали особого внимания на трясущих грудями и задами девушек, а возлагали надежды на звезду вечера:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48