Но ее не пускали: над трупом теперь работали доктора, хирурги и парикмахеры, пытаясь придать ему вид человека, умершего приличной смертью. Здесь, в прихожей, и нашла свою свекровь Елизавета. Мария Федоровна, окруженная офицерами во главе с Бенигсеном, требовала императора. Ей отвечали:
– Император Александр в Зимнем дворце и хочет, чтобы вы туда приехали.
– Я не знаю никакого императора Александра! – кричала Мария Федоровна. – Я желаю видеть моего императора!
Она уселась перед дверьми, выходящими на лестницу, и заявила, что не сойдет с места, пока не увидит Павла. Похоже было, она не сознавала, что мужа нет в живых. Потом вдруг она вскочила – в пеньюаре и шубе, наброшенной на плечи, и воскликнула:
– Мне странно видеть вас неповинующимися мне! Если нет императора, то я ваша императрица! Одна я имею титул законной государыни! Я коронована, вы поплатитесь за неповиновение!
И опустилась на стул, шепча, словно в забытьи, на немецком языке, на коем всегда предпочитала изъясняться:
– Я хочу царствовать!
Эти слова то и дело вырывались у нее, вперемежку с причитаниями по убитому.
В комнате беспрестанно толпился народ. Люди приходили, уходили, прибывали посланные от Александра с требованиями к жене и матери немедля прибыть в Зимний, но Мария Федоровна отвечала, что уедет, лишь увидав Павла. С ней уже и говорить перестали!
В ту ночь в Михайловском дворце вообще был ужасный кавардак. Елизавета, которая от усталости и потрясения была почти на грани обморока, вдруг ощутила, как кто-то взял ее за руку. Обернувшись, она увидела незнакомого ей, слегка пьяного офицера, который крепко поцеловал ее и сказал по-русски:
– Вы наша мать и государыня!
Она только и могла, что слабо улыбнуться этому доброму человеку, потом тихонько заплакала, впервые поверив, что все, может быть, еще кончится хорошо и для нее, и для Александра, и для России.
Наконец между шестью и семью часами утра Мария Федоровна и Елизавета отправились в Зимний дворец. Там Елизавета увидала нового императора, лежавшего на диване, – бледного, расстроенного и подавленного. Мужество сменилось у него новым приступом слабости, изрядно затянувшимся.
Александр бормотал, хватая руки жены своими ледяными, влажными пальцами:
– Я не могу исполнять обязанности, которые на меня возлагают. У меня нет на это сил, пусть царствует, кто хочет. Пусть те, кто исполнил это преступление, сами царствуют!
Елизавета покосилась на Палена, стоявшего в амбразуре окна, и увидела, как тот передернулся. Она почувствовала, как глубоко оскорблен этот человек – оскорблен за себя и за тех, кто обагрил руки в крови ради Александра, ради ее слабохарактерного супруга. Она поняла, что ей предстояло быть сильной за двоих – за себя и за мужа.
И Елизавета начала говорить, шептать, увещевать, твердить – предостерегать Александра от тех ужасных последствий, которые могут произойти от его слабости и необдуманного решения устраниться. Она представила ему тот беспорядок, в который он готов был ввергнуть империю. Умоляла его быть сильным, мужественным, всецело посвятить себя счастью своего народа и смотреть на доставшуюся ему власть как на крест и искупление.
Тем временем Мария Федоровна объявила среди погребальных хлопот, что не желает расставаться со своим штатом императрицы, не даст ни единого человека и вскоре вытянула из сына согласие, что придворные будут одинаково служить и ей, и ему. Она истерически потребовала, чтобы с этого времени статс-дамы и фрейлины получали шифры обеих императриц, ибо она ничего не хотела уступить Елизавете! Это было вещью неслыханной и даже смешной с точки зрения придворного этикета, однако в то время мать всего могла добиться от своего сына, и она не упускала случая. Стоило Марии Федоровне воскликнуть трагическим голосом: «Саша! Скажи мне: ты виновен?!» – как император становился мягким воском в ее руках. И Елизавета почувствовала, что краткие минуты полного доверия и дружбы, которые установились между ней и мужем и внушили ей надежду на счастье, уже истекли.
Она горько пожалела об этом, совершенно забыв, что переворот не только сделал императором Александра. Он и ее, великую княжну Елизавету Алексеевну, сделал императрицей!
Но это не принесло ей счастья.
* * *
Государственные дела всецело поглотили нового императора. И, как это ни странно (а может быть, как раз вполне объяснимо!), одновременно с императором Александром родился и великий любовник. Однако, увы, не жена привлекла его пробудившуюся, самоуверенную чувственность, не жена, которая всю жизнь ждала от него именно страстной, плотской любви. Эта любовь у Александра всегда была направлена только на других женщин.
Можно сказать, что пробудила эту чувственность любовь к прусской королеве Луизе. Это была необыкновенно умная и привлекательная женщина. Ей было тогда всего лишь 26 лет – на год больше, чем русскому императору, – у нее были синие глаза и великолепные, пышные пепельные волосы. Александр совершенно сознательно и расчетливо (в интересах союза двух государств!) свел с ума эту красавицу, обделенную общением с поистине умными и обольстительными мужчинами. При этом он и сам чувствовал к ней такое влечение, что, живя с ней в Мемеле в одном дворце, каждую ночь накрепко запирал двери своей опочивальни. И не введи нас в искушение, и избави нас от лукавого!
Симпатию к королеве Луизе русский император хранил в своем сердце всю жизнь. А в 1814 году Александр обратил внимание своего брата Николая на подрастающую дочь Луизы – Фредерику-Луизу-Шарлотту-Вильгельмину, он тогда как раз искал невесту при иностранных дворах, которая и стала его женой, получив в православном крещении имя Александры Федоровны.
Однако нежная страсть к королеве Луизе не мешала Александру без раздумий вступать в связи с другими дамами. Среди прочих была графиня Мария Алексеевна Бобринская, двоюродная сестра Александра (внучка Екатерины Великой и Григория Орлова, дочь их сына Алексея). Она была замужем за князем Сергеем Николаевичем Голицыным, старалась хранить ему верность, так что связь ее с императором оказалась хоть и бурной, но не долгой.
Была у него и любовная история с некоей купчихой Бахаратовой, в объятиях которой Александр утешался, когда его отвергла загадочная мужененавистница и секретный агент России Анна де Пальме.
Потом случился роман со знаменитой актрисой мадемуазель Жорж, шпионкой Наполеона, изображавшей его невинную жертву, которую Александр уступил позже брату, но она разочаровала его, а затем мадемуазель отбыла в Париж.
Но и этих, и всех прочих доступных и недоступных красоток затмила звезда Марьи Антоновны Нарышкиной – наилюбимейшей любовницы государя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Император Александр в Зимнем дворце и хочет, чтобы вы туда приехали.
– Я не знаю никакого императора Александра! – кричала Мария Федоровна. – Я желаю видеть моего императора!
Она уселась перед дверьми, выходящими на лестницу, и заявила, что не сойдет с места, пока не увидит Павла. Похоже было, она не сознавала, что мужа нет в живых. Потом вдруг она вскочила – в пеньюаре и шубе, наброшенной на плечи, и воскликнула:
– Мне странно видеть вас неповинующимися мне! Если нет императора, то я ваша императрица! Одна я имею титул законной государыни! Я коронована, вы поплатитесь за неповиновение!
И опустилась на стул, шепча, словно в забытьи, на немецком языке, на коем всегда предпочитала изъясняться:
– Я хочу царствовать!
Эти слова то и дело вырывались у нее, вперемежку с причитаниями по убитому.
В комнате беспрестанно толпился народ. Люди приходили, уходили, прибывали посланные от Александра с требованиями к жене и матери немедля прибыть в Зимний, но Мария Федоровна отвечала, что уедет, лишь увидав Павла. С ней уже и говорить перестали!
В ту ночь в Михайловском дворце вообще был ужасный кавардак. Елизавета, которая от усталости и потрясения была почти на грани обморока, вдруг ощутила, как кто-то взял ее за руку. Обернувшись, она увидела незнакомого ей, слегка пьяного офицера, который крепко поцеловал ее и сказал по-русски:
– Вы наша мать и государыня!
Она только и могла, что слабо улыбнуться этому доброму человеку, потом тихонько заплакала, впервые поверив, что все, может быть, еще кончится хорошо и для нее, и для Александра, и для России.
Наконец между шестью и семью часами утра Мария Федоровна и Елизавета отправились в Зимний дворец. Там Елизавета увидала нового императора, лежавшего на диване, – бледного, расстроенного и подавленного. Мужество сменилось у него новым приступом слабости, изрядно затянувшимся.
Александр бормотал, хватая руки жены своими ледяными, влажными пальцами:
– Я не могу исполнять обязанности, которые на меня возлагают. У меня нет на это сил, пусть царствует, кто хочет. Пусть те, кто исполнил это преступление, сами царствуют!
Елизавета покосилась на Палена, стоявшего в амбразуре окна, и увидела, как тот передернулся. Она почувствовала, как глубоко оскорблен этот человек – оскорблен за себя и за тех, кто обагрил руки в крови ради Александра, ради ее слабохарактерного супруга. Она поняла, что ей предстояло быть сильной за двоих – за себя и за мужа.
И Елизавета начала говорить, шептать, увещевать, твердить – предостерегать Александра от тех ужасных последствий, которые могут произойти от его слабости и необдуманного решения устраниться. Она представила ему тот беспорядок, в который он готов был ввергнуть империю. Умоляла его быть сильным, мужественным, всецело посвятить себя счастью своего народа и смотреть на доставшуюся ему власть как на крест и искупление.
Тем временем Мария Федоровна объявила среди погребальных хлопот, что не желает расставаться со своим штатом императрицы, не даст ни единого человека и вскоре вытянула из сына согласие, что придворные будут одинаково служить и ей, и ему. Она истерически потребовала, чтобы с этого времени статс-дамы и фрейлины получали шифры обеих императриц, ибо она ничего не хотела уступить Елизавете! Это было вещью неслыханной и даже смешной с точки зрения придворного этикета, однако в то время мать всего могла добиться от своего сына, и она не упускала случая. Стоило Марии Федоровне воскликнуть трагическим голосом: «Саша! Скажи мне: ты виновен?!» – как император становился мягким воском в ее руках. И Елизавета почувствовала, что краткие минуты полного доверия и дружбы, которые установились между ней и мужем и внушили ей надежду на счастье, уже истекли.
Она горько пожалела об этом, совершенно забыв, что переворот не только сделал императором Александра. Он и ее, великую княжну Елизавету Алексеевну, сделал императрицей!
Но это не принесло ей счастья.
* * *
Государственные дела всецело поглотили нового императора. И, как это ни странно (а может быть, как раз вполне объяснимо!), одновременно с императором Александром родился и великий любовник. Однако, увы, не жена привлекла его пробудившуюся, самоуверенную чувственность, не жена, которая всю жизнь ждала от него именно страстной, плотской любви. Эта любовь у Александра всегда была направлена только на других женщин.
Можно сказать, что пробудила эту чувственность любовь к прусской королеве Луизе. Это была необыкновенно умная и привлекательная женщина. Ей было тогда всего лишь 26 лет – на год больше, чем русскому императору, – у нее были синие глаза и великолепные, пышные пепельные волосы. Александр совершенно сознательно и расчетливо (в интересах союза двух государств!) свел с ума эту красавицу, обделенную общением с поистине умными и обольстительными мужчинами. При этом он и сам чувствовал к ней такое влечение, что, живя с ней в Мемеле в одном дворце, каждую ночь накрепко запирал двери своей опочивальни. И не введи нас в искушение, и избави нас от лукавого!
Симпатию к королеве Луизе русский император хранил в своем сердце всю жизнь. А в 1814 году Александр обратил внимание своего брата Николая на подрастающую дочь Луизы – Фредерику-Луизу-Шарлотту-Вильгельмину, он тогда как раз искал невесту при иностранных дворах, которая и стала его женой, получив в православном крещении имя Александры Федоровны.
Однако нежная страсть к королеве Луизе не мешала Александру без раздумий вступать в связи с другими дамами. Среди прочих была графиня Мария Алексеевна Бобринская, двоюродная сестра Александра (внучка Екатерины Великой и Григория Орлова, дочь их сына Алексея). Она была замужем за князем Сергеем Николаевичем Голицыным, старалась хранить ему верность, так что связь ее с императором оказалась хоть и бурной, но не долгой.
Была у него и любовная история с некоей купчихой Бахаратовой, в объятиях которой Александр утешался, когда его отвергла загадочная мужененавистница и секретный агент России Анна де Пальме.
Потом случился роман со знаменитой актрисой мадемуазель Жорж, шпионкой Наполеона, изображавшей его невинную жертву, которую Александр уступил позже брату, но она разочаровала его, а затем мадемуазель отбыла в Париж.
Но и этих, и всех прочих доступных и недоступных красоток затмила звезда Марьи Антоновны Нарышкиной – наилюбимейшей любовницы государя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89