Или она себе напридумывала это просто потому, что так все же лучше, чем быть отвергнутой?
– Проклятие! – выругалась Уинн и взвизгнула от боли, порезав указательный палец на левой руке.
– Ты поранилась? – спросил Дрюс.
Уинн подозрительно взглянула на него, высасывая кровь из ранки.
– Ничего, выживу, – пробормотала она, глядя на тонкую темно-красную струйку, сочившуюся из пореза.
– С ножами нужно обращаться более осторожно. – Он прилег на траву, опершись на локоть, и дружелюбно посмотрел на Уинн.
Она метнула на него сердитый взгляд.
– Тебе что, нечем больше заняться?
Дрюс ухмыльнулся.
– Вообще-то в ближайший час я решил позлорадствовать.
– Позлорадствовать? – переспросила она, ничего не понимая, но затем догадалась и поджала губы. – Не трать попусту время. Свое и мое.
– Ах, Англия, Англия. Ну, кто бы мог подумать, что эта земля окажется такой прекрасной? Кто бы мог предположить, что здесь простых валлийцев вроде нас ожидает такая награда?
– В Англии ничего хорошего нас не ожидает, – отрезала Уинн. – Совершенно ничего.
– Неправда, Уинн. Ты сама знаешь, что избегаешь смотреть правде в глаза. Для одного или двух наших мальчиков Англия обещает огромное богатство. А что касается тебя, то здесь ты нашла свою настоящую любовь.
– Ничего подобного!
– А для меня, – продолжал Дрюс, словно не слыша ее, – а для меня здесь найдется приключение. Возможно, даже богатство. Женитьба на прекрасной наследнице. Или что-то в этом роде, – закончил он, небрежно дернув плечом.
– От этого английского воздуха ты совершенно рехнулся, – бросила Уинн.
Он смотрел на нее все теми же почти черными глазами, знакомыми ей с детства, и Уинн вдруг неожиданно поняла, что барьер между ними сломан. Вспышка гнева тут же превратилась в усталое смирение. Дрюс был самым давним и дорогим ее другом, и именно сейчас она больше всего нуждалась в нем.
Он, должно быть, уловил произошедшую в ней перемену, потому что озабоченно нахмурился.
– Уинн, что случилось?
Она тяжело вздохнула, смерила его долгим взглядом, а потом отвернулась и, прищурившись, уставилась на восточный горизонт.
– Не знаю, что делать, – тихо призналась Уинн. Дрюс сел прямо и удивленно посмотрел на нее.
– Ты о чем?
Она пожала плечами.
– Обо всем. Об этом лорде Сомервилле. – Она помолчала и, повернув к нему голову, увидела, что он смотрит на нее ободряюще. – О Кливе.
Дрюс кивнул, слегка скривив рот в усмешке.
– Я бы сказал, ты неплохо преуспела с нашим сэром Кливом, решив послушаться голоса природы.
Уинн усмехнулась и отвернулась.
– Мужчины все идиоты, – пробормотала она.
– Нет, погоди, Уинн. Ты только подумай. Ты совершенно задурила ему голову. Он хочет тебя как ненормальный. Чего еще тебе желать?
– Но я не желаю, чтобы он хотел меня!
Дрюс в ответ расхохотался.
– Не лги, Уинн аб Гриффидд. Ни мне, ни себе.
Они немного помолчали. Легкий вечерний ветерок раздувал ее рукава. Над их головами шумела листва, из леса доносился крик вальдшнепа, вокруг них лагерь устраивался на ночлег.
Она действительно лгала себе, призналась Уинн, устало потирая шею. Ей было нужно, чтобы Клив хотел ее, потому что она сама очень хотела его. Но это было желание тела, ничего общего не имеющее со здравым смыслом и логикой.
Дрюс слегка заерзал и откашлялся.
– Вчера ночью… – начал он и замолк.
Кровь тут же прилила к щекам Уинн. Она нервно облизнула губы и осмелилась бросить на него короткий взгляд.
– Так что вчера ночью? – спросила она чуть ли не шепотом.
Ей было отрадно наблюдать, что он не меньше ее испытывает неловкость, обсуждая этот предмет.
– Он… ну, сама знаешь. Он… – Дрюс перевел дыхание. – Он обидел тебя? – наконец удалось ему выпалить.
Уинн не отрываясь, смотрела на горизонт.
– Нет, не обидел. Он был… очень нежен.
– Нежен?
Защищаясь, Уинн раздраженно накинулась на него:
– Что ты хочешь знать, Дрюс? Тебе нужно услышать подробное описание? Быть может, мне усладить твой слух каждой… каждой… – Она замолчала от досады и смущения.
Уинн, конечно, понимала, что Дрюс ни в чем не виноват и что сердиться на него бесполезно. Наступила еще одна длинная пауза. Затем Дрюс поднялся с земли.
– До конца путешествия я буду спать возле твоей палатки. Уинн подняла голову и встретилась с его серьезным взглядом.
– Это совершенно ничего не решит.
Но он всего лишь улыбнулся знакомой мальчишеской улыбкой, перед которой не могла устоять почти ни одна девушка.
– В чем-то ты очень мудра, Уинн. Но мужчин я понимаю лучше. Отныне я буду стеречь тебя день и ночь.
– Но мне не нужно, чтобы меня стерегли.
Ее слова, однако, были обращены к глухому. Дрюс не обратил внимания на все ее протесты и еще больше разозлил Уинн своей снисходительной улыбкой. Уинн в конце концов была вынуждена тоже не обращать на него внимания. Она демонстративно повернулась к нему спиной, когда крошила репу, морковь и чеснок, энергично орудуя ножом.
«Чума на всех мужчин, – бушевала Уинн, разрезав большую репку одним сильным ударом. – Хорошо бы вообще никогда с ними больше не иметь дел», – думала она, кромсая сразу три морковки. Но по мере того как сгущались вечерние тени, медленно обволакивая лагерь сначала бледно-лиловыми, а затем багряными долгими летними сумерками, ее гнев утихал. И как это она запуталась в такой паутине?
Клив сидел по другую сторону догорающего костра и, не мигая, смотрел на Уинн. Она была в окружении детей, а по правую и левую руку от нее сидели Дрюс и Баррис. Уинн как могла, избегала дерзкого взгляда Клива, но все равно чувствовала, что он не сводит с нее глаз – и когда раскладывала жаркое из кролика по маленьким оловянным мискам, и когда, сидя на коврике, ела без всякого аппетита свою порцию, и когда повела детей к ближайшему ручью для вечернего умывания.
Дрюс и Баррис все это время неотступно находились между ней и Кливом, и она уже сама не знала, то ли ей радоваться, то ли огорчаться. Когда не осталось ни одного благовидного предлога, чтобы задержаться у костра, она заползла в палатку к детям, только на этот раз не уселась у входа поглазеть на англичан, которые продолжали разговаривать у затухающего пламени. Чтобы увидеть, где сидит Клив, ей пришлось бы выглядывать из-за плеч своих соотечественников, а этого она делать не хотела.
Не очень-то Клив ей и нужен. Или нужен?
Тот же самый вопрос задавал себе Дрюс, вытянувшись на грубом одеяле перед палаткой Уинн. Если ее напряженная походка и резкость движений о чем-то говорят, то можно считать, что вскоре она окончательно потеряет голову от любви.
Дрюс улыбнулся, глядя на черный бархат ночного кеба. Клив целый вечер тоже смотрел голодным волком, не сводя с Уинн глаз. Стоило им лишь разок попробовать друг друга, и гляди-ка, как их разобрало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Проклятие! – выругалась Уинн и взвизгнула от боли, порезав указательный палец на левой руке.
– Ты поранилась? – спросил Дрюс.
Уинн подозрительно взглянула на него, высасывая кровь из ранки.
– Ничего, выживу, – пробормотала она, глядя на тонкую темно-красную струйку, сочившуюся из пореза.
– С ножами нужно обращаться более осторожно. – Он прилег на траву, опершись на локоть, и дружелюбно посмотрел на Уинн.
Она метнула на него сердитый взгляд.
– Тебе что, нечем больше заняться?
Дрюс ухмыльнулся.
– Вообще-то в ближайший час я решил позлорадствовать.
– Позлорадствовать? – переспросила она, ничего не понимая, но затем догадалась и поджала губы. – Не трать попусту время. Свое и мое.
– Ах, Англия, Англия. Ну, кто бы мог подумать, что эта земля окажется такой прекрасной? Кто бы мог предположить, что здесь простых валлийцев вроде нас ожидает такая награда?
– В Англии ничего хорошего нас не ожидает, – отрезала Уинн. – Совершенно ничего.
– Неправда, Уинн. Ты сама знаешь, что избегаешь смотреть правде в глаза. Для одного или двух наших мальчиков Англия обещает огромное богатство. А что касается тебя, то здесь ты нашла свою настоящую любовь.
– Ничего подобного!
– А для меня, – продолжал Дрюс, словно не слыша ее, – а для меня здесь найдется приключение. Возможно, даже богатство. Женитьба на прекрасной наследнице. Или что-то в этом роде, – закончил он, небрежно дернув плечом.
– От этого английского воздуха ты совершенно рехнулся, – бросила Уинн.
Он смотрел на нее все теми же почти черными глазами, знакомыми ей с детства, и Уинн вдруг неожиданно поняла, что барьер между ними сломан. Вспышка гнева тут же превратилась в усталое смирение. Дрюс был самым давним и дорогим ее другом, и именно сейчас она больше всего нуждалась в нем.
Он, должно быть, уловил произошедшую в ней перемену, потому что озабоченно нахмурился.
– Уинн, что случилось?
Она тяжело вздохнула, смерила его долгим взглядом, а потом отвернулась и, прищурившись, уставилась на восточный горизонт.
– Не знаю, что делать, – тихо призналась Уинн. Дрюс сел прямо и удивленно посмотрел на нее.
– Ты о чем?
Она пожала плечами.
– Обо всем. Об этом лорде Сомервилле. – Она помолчала и, повернув к нему голову, увидела, что он смотрит на нее ободряюще. – О Кливе.
Дрюс кивнул, слегка скривив рот в усмешке.
– Я бы сказал, ты неплохо преуспела с нашим сэром Кливом, решив послушаться голоса природы.
Уинн усмехнулась и отвернулась.
– Мужчины все идиоты, – пробормотала она.
– Нет, погоди, Уинн. Ты только подумай. Ты совершенно задурила ему голову. Он хочет тебя как ненормальный. Чего еще тебе желать?
– Но я не желаю, чтобы он хотел меня!
Дрюс в ответ расхохотался.
– Не лги, Уинн аб Гриффидд. Ни мне, ни себе.
Они немного помолчали. Легкий вечерний ветерок раздувал ее рукава. Над их головами шумела листва, из леса доносился крик вальдшнепа, вокруг них лагерь устраивался на ночлег.
Она действительно лгала себе, призналась Уинн, устало потирая шею. Ей было нужно, чтобы Клив хотел ее, потому что она сама очень хотела его. Но это было желание тела, ничего общего не имеющее со здравым смыслом и логикой.
Дрюс слегка заерзал и откашлялся.
– Вчера ночью… – начал он и замолк.
Кровь тут же прилила к щекам Уинн. Она нервно облизнула губы и осмелилась бросить на него короткий взгляд.
– Так что вчера ночью? – спросила она чуть ли не шепотом.
Ей было отрадно наблюдать, что он не меньше ее испытывает неловкость, обсуждая этот предмет.
– Он… ну, сама знаешь. Он… – Дрюс перевел дыхание. – Он обидел тебя? – наконец удалось ему выпалить.
Уинн не отрываясь, смотрела на горизонт.
– Нет, не обидел. Он был… очень нежен.
– Нежен?
Защищаясь, Уинн раздраженно накинулась на него:
– Что ты хочешь знать, Дрюс? Тебе нужно услышать подробное описание? Быть может, мне усладить твой слух каждой… каждой… – Она замолчала от досады и смущения.
Уинн, конечно, понимала, что Дрюс ни в чем не виноват и что сердиться на него бесполезно. Наступила еще одна длинная пауза. Затем Дрюс поднялся с земли.
– До конца путешествия я буду спать возле твоей палатки. Уинн подняла голову и встретилась с его серьезным взглядом.
– Это совершенно ничего не решит.
Но он всего лишь улыбнулся знакомой мальчишеской улыбкой, перед которой не могла устоять почти ни одна девушка.
– В чем-то ты очень мудра, Уинн. Но мужчин я понимаю лучше. Отныне я буду стеречь тебя день и ночь.
– Но мне не нужно, чтобы меня стерегли.
Ее слова, однако, были обращены к глухому. Дрюс не обратил внимания на все ее протесты и еще больше разозлил Уинн своей снисходительной улыбкой. Уинн в конце концов была вынуждена тоже не обращать на него внимания. Она демонстративно повернулась к нему спиной, когда крошила репу, морковь и чеснок, энергично орудуя ножом.
«Чума на всех мужчин, – бушевала Уинн, разрезав большую репку одним сильным ударом. – Хорошо бы вообще никогда с ними больше не иметь дел», – думала она, кромсая сразу три морковки. Но по мере того как сгущались вечерние тени, медленно обволакивая лагерь сначала бледно-лиловыми, а затем багряными долгими летними сумерками, ее гнев утихал. И как это она запуталась в такой паутине?
Клив сидел по другую сторону догорающего костра и, не мигая, смотрел на Уинн. Она была в окружении детей, а по правую и левую руку от нее сидели Дрюс и Баррис. Уинн как могла, избегала дерзкого взгляда Клива, но все равно чувствовала, что он не сводит с нее глаз – и когда раскладывала жаркое из кролика по маленьким оловянным мискам, и когда, сидя на коврике, ела без всякого аппетита свою порцию, и когда повела детей к ближайшему ручью для вечернего умывания.
Дрюс и Баррис все это время неотступно находились между ней и Кливом, и она уже сама не знала, то ли ей радоваться, то ли огорчаться. Когда не осталось ни одного благовидного предлога, чтобы задержаться у костра, она заползла в палатку к детям, только на этот раз не уселась у входа поглазеть на англичан, которые продолжали разговаривать у затухающего пламени. Чтобы увидеть, где сидит Клив, ей пришлось бы выглядывать из-за плеч своих соотечественников, а этого она делать не хотела.
Не очень-то Клив ей и нужен. Или нужен?
Тот же самый вопрос задавал себе Дрюс, вытянувшись на грубом одеяле перед палаткой Уинн. Если ее напряженная походка и резкость движений о чем-то говорят, то можно считать, что вскоре она окончательно потеряет голову от любви.
Дрюс улыбнулся, глядя на черный бархат ночного кеба. Клив целый вечер тоже смотрел голодным волком, не сводя с Уинн глаз. Стоило им лишь разок попробовать друг друга, и гляди-ка, как их разобрало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88