Небо, накануне затянутое тучами, почернело. Поднялся ветер, заморосил холодный дождь. Испанский капитан был человеком осторожным и ленивым; все паруса на его корабле были убраны в ожидании возможного шторма. Когда его разбудили, он не сразу осознал надвигающуюся опасность, а оценив ее, стоял, дрожа, на мостике, глядя на пиратский корабль и призывая на помощь всех святых. Обсудив создавшуюся ситуацию с офицерами, он отверг предложение принять бой. Он не мог сообразить, осталось ли время для бегства; испанские корабли были печально известны своей неспособностью быстро маневрировать. В это время яростные крики пиратов уже долетали до слуха испанцев.
Капитан, в бешенстве от гнева и страха, отдал приказ об отступлении. Трубач сыграл сигнал. Команды капитана подхватывались офицерами и тонули в криках, проклятиях и топоте ног разбегавшихся по местам матросов. Они суетились там и тут, мелькали их бледные лица, испуганные глаза. Матросы взлетали по вантам — и паруса, хлопая, разворачивались, наполняясь ветром. Корабль двигался с трудом, валясь с борта на борт из-за беспорядочных указаний капитана. Наконец судно обрело равновесие. Капитан приказал стрелять по пиратам, но «Селестина» успела выстрелить лишь один раз. Прогремел ответный залп. Дым взметнулся шлейфом, и ядро, не причинив вреда, плюхнулось в море. Разрезая носом волны, испанский корабль ринулся вперед, отчаянно пытаясь спастись.
Но было уже поздно. Корабль пиратов быстро приближался. Он подходил все ближе. Стаями неудержимых хищных птиц засвистели стрелы. С палубы донеслись мушкетные выстрелы. Послышались визг и вопли на полудюжине языков: расстояние между кораблями катастрофически уменьшалось. Абордажные «кошки», брошенные с пиратского судна, звеня, взвились в воздух. Через мгновение они с лязгом упали на палубу «Селестины», вцепившись в дерево железными зубьями. Пираты, перепрыгивая через поручни, бросились на палубу испанского корабля. Через секунду она превратилась в поле боя. Отчаянно сражаясь, люди рубили направо и налево, погибая со стонами и проклятиями на устах. Повсюду слышался хрип умирающих.
Пилар была на палубе, когда появились берберы, но позднее, повинуясь приказу, спустилась в каюту. Она оставалась там недолго, слишком велик был страх оказаться взаперти, слишком маленьким и ненадежным казалось убежище. Она кинулась в коридор, затем в салон. Молодой священник стоял на коленях, опустив голову и сложив руки. Он тихо и горячо бормотал молитвы. Пилар подумала, что он здесь один, но вскоре заметила торговца. Тот скрючился под столом, в страхе зажав руками уши и зажмурив глаза. Пилар некоторое время смотрела на них, затем, взяв за горлышко пустую винную бутылку, отправилась на палубу.
Она понятия не имела, что будет делать с этой бутылкой, но ей необходимо было иметь хоть какое-то оружие. Пилар не знала, чем она может помочь в этой драке, наверху, но сидеть, дрожа, как кролик в норе, или же, как торговец, под столом, было невыносимо. Иногда берберские пираты приводили захваченные ими корабли в порт, но чаще, взяв в плен команду и пассажиров, они поджигали судно. Мысль о том, что она может попасть в огненную ловушку, была чудовищна. А если ей суждено стать рабыней в доме какого-нибудь мусульманина… что ж, так просто она не сдастся.
Выбравшись на палубу, она услышала крики, выбивавшиеся из общей суматохи. Сильные яростные голоса вновь и вновь, словно заклиная, кричали:
— Гонсальво! Гонсальво!
Этот звук притягивал к себе как магнит. Он побуждал ее идти вперед. Оглядевшись, она увидела, что с той стороны, где вонзилась большая часть абордажных крючьев и пираты вились, как стервятники над падалью, сражаются Чарро, Энрике и Балтазар. Они стояли клином, во главе дрался Рефухио. Их крики привлекли остальных защитников. С диким упорством и яростной силой они, заняв позицию, медленно, но верно теснили пиратов. В это время Рефухио отдал команду — и разбросанные по судну стрелки сомкнули ряды, и сразу за первым залпом прогремели еще два.
Некоторое время затаившей дыхание Пилар казалось, что сражение прекратится только со смертью всех участников, что жестокость, ярость и сила воли заставят их до тех пор тратить силы и лить кровь, пока никого не останется в живых. Но вот ряды атакующих пиратов заколебались. Упал один пират, за ним второй. Бородатый левантинец, выругавшись, швырнул на палубу сломанную шпагу и, повернувшись, бросился бежать. За ним последовало еще с полдюжины пиратов, и испанцы с удвоенной энергией рванулись вперед.
На борту пиратской каравеллы наблюдавший за схваткой капитан — его тюрбан был украшен пером и драгоценным камнем — прокричал какой-то приказ. Гиганты нубийцы, застывшие на палубе, выхватили мечи и начали рубить канаты, связывающие корабли. Оставшиеся на «Селестине» пираты с воплями ринулись на свой корабль, цеплялись за обрывки канатов, перепрыгивали через поручни, бросались в море, поднимая фонтаны воды, и, выныривая, по веревкам карабкались на борт. Два корабля медленно разошлись.
Рефухио и его соратники набросились на тех немногих корсаров, что еще сопротивлялись. Выстрелы смолкли. Кислый пороховой дым висел над судном, скрывая раненых, умирающих и продолжавших сражаться. Рефухио тяжело дышал, волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Он внимательно и настороженно огляделся. Его ищущий что-то взгляд остановился, он замер и уже приоткрыл было рот, собираясь что-то сказать.
Глухо треснул выстрел. Рефухио вздрогнул от боли, пошатнулся. На его груди расплывалось большое алое пятно. Он медленно опустил шпагу, его глаза закрылись. Под крики победивших испанцев он тяжело опустился на палубу.
Балтазар подхватил его и уложил на дощатый настил. Энрике и Чарро, побледнев, сжав бесполезные шпаги, заслонили его. Крики затихли, и ненадолго воцарилось молчание.
Пилар уронила бутылку, которую она все еще держала в руке. Та покатилась по палубе и шлепнулась в воду. Лежащие повсюду раненые стонали и кричали. Матросы, опомнившиеся от пережитого ужаса, сбрасывали за борт тела пиратов, некоторые из них были еще живы. Никто не двинулся с места, чтобы перевязать раненых и облегчить страдания умирающих. Никто не попытался помочь Рефухио.
Пилар чувствовала, что ее сердце рвется на части. Внутри пульсировала жгучая боль, дыхание перехватило, в глазах потемнело. Она не могла ни о чем думать, не могла двинуться с места.
Все происходившее вокруг теряло смысл и значение.
Она резко вдохнула, ее тело сотрясла дрожь. В голове прояснилось, и все увиденное и услышанное приобрело четкость. Не сознавая, что делает, она побежала туда, где лежал Рефухио.
Энрике склонился над ним, окровавленной рукой прижимая скомканный кушак к ране на его груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98