Прежде всего ему потребуется пластическая операция...
Слезы хлынули из глаз Джильберты, и спазм так сильно сжал горло, что она не смогла ответить. Она лишь кивнула головой и направилась в палату. Было огромным облегчением оказаться рядом с любимым, убедиться, что он жив, находится в сознании, и в то же время Джильберта пришла в уныние от его ужасного вида. Забинтованный в ярды белого перевязочного материала, Питер напоминал египетскую мумию. Были видны только его глаза, нос и рот, но и они были покрыты волдырями.
Собрав все силы, Джильберта заставила себя улыбнуться и сказала:
– Я не могу тебя поцеловать или дотронуться до тебя, мой дорогой, но моя любовь так сильна, я знаю, ты ее чувствуешь, точно так же, как я чувствую твою любовь.
Последние слова были явной ложью, потому что его пустой взгляд ничего не выражал, даже то, что он знает о ее присутствии. Тем не менее, сидя на белом металлическом стуле рядом с его кроватью, отгороженной ширмой, Джильберта улыбалась и непринужденно болтала, как будто Питер понимал, что она говорит.
– Конечно, нам придется отложить свадьбу, пока ты не поправишься, но это не так уж важно. Главное для тебя – полностью поправиться, а затем мы подумаем о новых планах.
Для самой Джильберты эти слова звучали невразумительно, неискренне, неубедительно, а глубоко внутри ее зрело зернышко страха, которое в последующие дни так разрастется, что начнет душить ее.
В этой метафоре содержалась горькая ирония. В Джильберте действительно росло семя, но совсем иное – семя Питера Пайка.
К счастью, Джильберта пока не подозревала об этом, потому что позднее, когда поймет, что произошло, она слишком хорошо запомнит отчаяние, охватившее ее душу.
Книга вторая
Глава 1
Выздоровление Питера Пайка протекало очень медленно и трудно. Потребовалось пять лет, чтобы сделать десять сложнейших операций. Были приглашены ведущие специалисты мира по пластической хирургии, и все же физические раны куда меньше беспокоили Тару и Дона, чем душевные страдания Питера.
Об аварии он не помнил. Нечто вроде воспоминания приходило к Питеру по ночам в его снах – без конца повторяющихся, мучительных видениях, от которых он просыпался весь в поту, находясь на грани истерики. Его мать и отчим потратили целое состояние на непрерывную череду психиатров, ни один из которых не смог найти дорогу в сложном лабиринте больного рассудка. Питер Пайк изолировал себя от реального мира.
Доктор Энтони Блюхер, выдающийся ученик знаменитого австрийского психиатра Зигмунда Фрейда, добился наибольшего прогресса.
– Ваш сын страдает психическим заболеванием в форме истерического раздвоения личности. Ужас, пережитый им во время войны, физическая боль, кровопролитие, узаконенное убийство, тяжелая, почти фатальная авария, чуть не стоившая ему жизни, – все это невыносимо для такого восприимчивого и гуманного человека, чтобы противостоять этому второй раз. Позвольте мне привести пример. У меня был пациент, у которого во время катания на лодке погибли жена и двое маленьких детей. Его реакцией было неприятие всего, что могло ему напоминать о его тяжелой утрате. Он стремился избавиться от фотографий, одежды, игрушек, он отказывался обсуждать этот несчастный случай или говорить о своей погибшей семье.
Ваш сын таким же образом реагирует на свою травму. Он заблокировал доступ в прошлое, по крайней мере в те его периоды, которые вызывают у него слишком сильную боль. И только во сне, когда его сопротивление ослабевает, воспоминания проскальзывают через порог его подсознания и мучают его в виде кошмаров. Эти сны очень разнятся.
Он окружен кольцом пламени, которое становится все меньше и меньше и сжимается вокруг, пока его тело не воспламеняется, будто сухая лучина. Затем внезапно огонь исчезает, и он, как пробка, качается на волнах посреди огромного океана. Волны с шумом накрывают его, ударами загоняют его все глубже и глубже. И как раз в то мгновение, когда Питер чувствует, что легкие разрываются, он слышит голос женщины и поднимается на поверхность. Как будто по волшебству появляется земля, и он изо всех сил плывет к берегу. Затем ваш сын видит девушку, красивую девушку с длинными черными волосами до талии. Она кивает ему, но как бы быстро Питер ни плыл, земля и девушка не приближаются. Наоборот, начинают удаляться: отлив тянет его назад, в жестокое море.
Откуда возникают огонь и вода, может понять и неспециалист, – авария самолета, огонь, ручей, который спас ему жизнь, – но темноволосая девушка... Мистер и миссис Девайн, у вас имеется хоть какой-нибудь намек на то, почему она вписывается в эту картину, кто она? Возможно, любимая?
Тара печально покачала головой:
– Нет, Питер никогда не упоминал о девушке в своих письмах.
– Он вообще о многом не говорил, – уточнил Девайн. – Его письма были короткими, о том, что он здоров и в безопасности.
– А как насчет военного департамента? У них должно быть досье на вашего сына.
– Это был один из первых шагов, которые мы предприняли, доктор, – сказал Девайн, – но я уверен, что вы знакомы с бюрократическими штабными работниками, особенно в военное время. Были какие-то неопределенные ссылки на двух женщин, которые навещали Питера в Париже, но это всего лишь заметки на полях, сделанные хирургом.
– А как насчет его товарищей по эскадрилье? Вы с кем-нибудь из них разговаривали после войны? – спросил доктор.
– Да. Несколько человек навещали его здесь, в госпитале, сразу после прекращения военных действий – вежливые, застенчивые молодые люди, не очень общительные. Питер их не узнал, и, казалось, это их смутило, они почувствовали себя неловко. – Тень пробежала по лицу Девайна. – Однажды, когда я ждал в коридоре, двое приятелей Питера вышли из палаты с подавленным видом, и я нечаянно услышал» как один сказал: «Принимая все во внимание, лучше не будить спящую собаку». По непонятной причине эти слова вызвали у меня беспокойство, хотя, безусловно, они могли быть о чем-то, что не имело никакого отношения к Питеру...
– Наверняка, – быстро согласился доктор Блюхер, однако тоже нашел это замечание странно тревожным.
Первые семь лет после аварии Питер Пайк следил за тем, что творилось в стране и в мире, по газетным заголовкам, которые видел мельком, полулежа в кровати или сидя в инвалидном кресле в бесчисленных госпиталях и санаториях. Он с таким же успехом мог читать художественную литературу, потому что имена и события ни о чем ему не говорили.
Но все изменилось однажды утром, в последнюю неделю мая 1927 года, когда Питер Пайк одержал поразительную победу, от которой потеряли дар речи его психиатры и терапевты.
Он завтракал со своей матерью и отчимом во внутреннем дворике роскошного особняка Де Бирсов недалеко от Силвер-Сити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Слезы хлынули из глаз Джильберты, и спазм так сильно сжал горло, что она не смогла ответить. Она лишь кивнула головой и направилась в палату. Было огромным облегчением оказаться рядом с любимым, убедиться, что он жив, находится в сознании, и в то же время Джильберта пришла в уныние от его ужасного вида. Забинтованный в ярды белого перевязочного материала, Питер напоминал египетскую мумию. Были видны только его глаза, нос и рот, но и они были покрыты волдырями.
Собрав все силы, Джильберта заставила себя улыбнуться и сказала:
– Я не могу тебя поцеловать или дотронуться до тебя, мой дорогой, но моя любовь так сильна, я знаю, ты ее чувствуешь, точно так же, как я чувствую твою любовь.
Последние слова были явной ложью, потому что его пустой взгляд ничего не выражал, даже то, что он знает о ее присутствии. Тем не менее, сидя на белом металлическом стуле рядом с его кроватью, отгороженной ширмой, Джильберта улыбалась и непринужденно болтала, как будто Питер понимал, что она говорит.
– Конечно, нам придется отложить свадьбу, пока ты не поправишься, но это не так уж важно. Главное для тебя – полностью поправиться, а затем мы подумаем о новых планах.
Для самой Джильберты эти слова звучали невразумительно, неискренне, неубедительно, а глубоко внутри ее зрело зернышко страха, которое в последующие дни так разрастется, что начнет душить ее.
В этой метафоре содержалась горькая ирония. В Джильберте действительно росло семя, но совсем иное – семя Питера Пайка.
К счастью, Джильберта пока не подозревала об этом, потому что позднее, когда поймет, что произошло, она слишком хорошо запомнит отчаяние, охватившее ее душу.
Книга вторая
Глава 1
Выздоровление Питера Пайка протекало очень медленно и трудно. Потребовалось пять лет, чтобы сделать десять сложнейших операций. Были приглашены ведущие специалисты мира по пластической хирургии, и все же физические раны куда меньше беспокоили Тару и Дона, чем душевные страдания Питера.
Об аварии он не помнил. Нечто вроде воспоминания приходило к Питеру по ночам в его снах – без конца повторяющихся, мучительных видениях, от которых он просыпался весь в поту, находясь на грани истерики. Его мать и отчим потратили целое состояние на непрерывную череду психиатров, ни один из которых не смог найти дорогу в сложном лабиринте больного рассудка. Питер Пайк изолировал себя от реального мира.
Доктор Энтони Блюхер, выдающийся ученик знаменитого австрийского психиатра Зигмунда Фрейда, добился наибольшего прогресса.
– Ваш сын страдает психическим заболеванием в форме истерического раздвоения личности. Ужас, пережитый им во время войны, физическая боль, кровопролитие, узаконенное убийство, тяжелая, почти фатальная авария, чуть не стоившая ему жизни, – все это невыносимо для такого восприимчивого и гуманного человека, чтобы противостоять этому второй раз. Позвольте мне привести пример. У меня был пациент, у которого во время катания на лодке погибли жена и двое маленьких детей. Его реакцией было неприятие всего, что могло ему напоминать о его тяжелой утрате. Он стремился избавиться от фотографий, одежды, игрушек, он отказывался обсуждать этот несчастный случай или говорить о своей погибшей семье.
Ваш сын таким же образом реагирует на свою травму. Он заблокировал доступ в прошлое, по крайней мере в те его периоды, которые вызывают у него слишком сильную боль. И только во сне, когда его сопротивление ослабевает, воспоминания проскальзывают через порог его подсознания и мучают его в виде кошмаров. Эти сны очень разнятся.
Он окружен кольцом пламени, которое становится все меньше и меньше и сжимается вокруг, пока его тело не воспламеняется, будто сухая лучина. Затем внезапно огонь исчезает, и он, как пробка, качается на волнах посреди огромного океана. Волны с шумом накрывают его, ударами загоняют его все глубже и глубже. И как раз в то мгновение, когда Питер чувствует, что легкие разрываются, он слышит голос женщины и поднимается на поверхность. Как будто по волшебству появляется земля, и он изо всех сил плывет к берегу. Затем ваш сын видит девушку, красивую девушку с длинными черными волосами до талии. Она кивает ему, но как бы быстро Питер ни плыл, земля и девушка не приближаются. Наоборот, начинают удаляться: отлив тянет его назад, в жестокое море.
Откуда возникают огонь и вода, может понять и неспециалист, – авария самолета, огонь, ручей, который спас ему жизнь, – но темноволосая девушка... Мистер и миссис Девайн, у вас имеется хоть какой-нибудь намек на то, почему она вписывается в эту картину, кто она? Возможно, любимая?
Тара печально покачала головой:
– Нет, Питер никогда не упоминал о девушке в своих письмах.
– Он вообще о многом не говорил, – уточнил Девайн. – Его письма были короткими, о том, что он здоров и в безопасности.
– А как насчет военного департамента? У них должно быть досье на вашего сына.
– Это был один из первых шагов, которые мы предприняли, доктор, – сказал Девайн, – но я уверен, что вы знакомы с бюрократическими штабными работниками, особенно в военное время. Были какие-то неопределенные ссылки на двух женщин, которые навещали Питера в Париже, но это всего лишь заметки на полях, сделанные хирургом.
– А как насчет его товарищей по эскадрилье? Вы с кем-нибудь из них разговаривали после войны? – спросил доктор.
– Да. Несколько человек навещали его здесь, в госпитале, сразу после прекращения военных действий – вежливые, застенчивые молодые люди, не очень общительные. Питер их не узнал, и, казалось, это их смутило, они почувствовали себя неловко. – Тень пробежала по лицу Девайна. – Однажды, когда я ждал в коридоре, двое приятелей Питера вышли из палаты с подавленным видом, и я нечаянно услышал» как один сказал: «Принимая все во внимание, лучше не будить спящую собаку». По непонятной причине эти слова вызвали у меня беспокойство, хотя, безусловно, они могли быть о чем-то, что не имело никакого отношения к Питеру...
– Наверняка, – быстро согласился доктор Блюхер, однако тоже нашел это замечание странно тревожным.
Первые семь лет после аварии Питер Пайк следил за тем, что творилось в стране и в мире, по газетным заголовкам, которые видел мельком, полулежа в кровати или сидя в инвалидном кресле в бесчисленных госпиталях и санаториях. Он с таким же успехом мог читать художественную литературу, потому что имена и события ни о чем ему не говорили.
Но все изменилось однажды утром, в последнюю неделю мая 1927 года, когда Питер Пайк одержал поразительную победу, от которой потеряли дар речи его психиатры и терапевты.
Он завтракал со своей матерью и отчимом во внутреннем дворике роскошного особняка Де Бирсов недалеко от Силвер-Сити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78