Что сделать?»
– Они привязали меня ремнями к столу. – Он закрыл глаза, и по телу его пробежала дрожь. – Ох, некоторые вещи не поддаются описанию. Их нельзя выразить словами.
В конце концов, я потерял сознание от боли. А когда очнулся, охранников уже не было. И Делемер заговорил со мной. Он сказал, что прекрасно меня понимает и что ему хотелось бы помочь мне, но он не сможет, если я не скажу, где спрятаны ружья. Он посоветовал мне подумать и ушел. Затем вернулись охранники, и все началось сначала… Я потерял счет времени. Час проходил за часом, день за днем. Я лежал там и считал в обратном порядке, от тысячи, как будто это было самое важное дело в жизни. Лежал, пытаясь не чувствовать боли. На некоторое время это подействовало. Я даже пытался молиться, если ты можешь в это поверить. Я произносил псалмы, но не помнил их все. Не мог вспомнить.
Он снова провел ладонью по волосам.
– Да это и не имело значения. Бог все равно меня не слушал. Ни Мария, ни Иисус, ни все святые, никто не прислушивался к моим воплям. Не слушал меня никто, кроме Делемера. Он приносил мне еду и воду. Он сидел рядом, после того как охранники, сделав свое дело, уходили. И он разговаривал со мной, даже называл себя моим другом. Говорил, что если я помогу ему, то он поможет мне. Не знаю, как долго это продолжалось, но, в конце концов, я назвал места, где якобы было спрятано оружие. Тогда Делемер велел доставить меня обратно в камеру, и доктор подлечил меня как мог. А люди Делемера отправились на поиски оружия. Конечно, через несколько дней они вернулись с пустыми руками. И все началось сначала. Теперь уже мне хотелось только одного – чтобы боль прекратилась. Я хотел, чтобы он убил меня. Я умолял его убить меня. Он обещал прекратить мои мучения, если я скажу ему правду. И тут наступил момент, когда я не выдержал. – Конор надолго замолчал, потом прошептал: – Я сказал ему правду…
Конор поднял голову и посмотрел на жену.
Но Оливии казалось, что он смотрит сквозь нее.
– Так вот, Делемер громко рассмеялся, когда я рассказывал ему, где оружие. Он очень долго смеялся. Сообщил мне, что все это – всего лишь шутка, понимаешь? Оказалось, что они давно уже знали, где находится оружие. И они уже забрали его. Адам, как сказал мне Делемер, был более сговорчивым, чем я. Чтобы сломить его, понадобилось всего два дня.
Внезапно он выпрямился и с такой силой ударил ладонью по столику возле кресла, что Оливия в испуге подскочила.
– Они лишили меня всего! – закричал Конор – Всего, во что я верил. Они разрушили меня, и теперь я себя презираю. Они сделали меня предателем. Я пытался бороться. Господи, я пытался… Но оказалось, что они… Просто ради шутки.
Он с силой оттолкнул от себя столик, так что тот проехал по комнате и врезался в стену.
– Делемеру не было дела до оружия. Он просто хотел сломить меня – чтобы доказать, что может это сделать. И самое ужасное, что этот ублюдок не сдержал своего обещания. Он не убил меня.
Шумно выдохнув, Конор откинулся на спинку кресла.
– Делемер умер той же ночью. Вспыхнул бунт, некоторым заключенным удалось бежать, и один из них прикончил Делемера. Об этом, как и о пытках заключенных, узнал премьер-министр Гладстон. Поднялся крик и шум. Люди вышли на улицы, они протестовали, устраивали беспорядки, требовали освобождения заключенных – фениев. Прошел примерно год, и я, очевидно, попал под амнистию вместе с некоторыми другими заключенными. Но для Адама уже было слишком поздно. Сразу после конфискации винтовок стало известно, что он выдал тайники, и Совет фениев поручил одному из наших людей казнить его. Его закололи в тюремном дворе за неделю до убийства Делемера. Чертовски жаль, что они не поступили так же со мной.
На лице Конора появилось такое же выражение, как в ту ночь, когда он напился.
– Люди знали, что со мной произошло, но никто не знал, что я рассказал Делемеру о винтовках. Друзья пожимали мне руку, похлопывали по спине, угощали выпивкой. «Ты все выдержал, ты – герой». Они пили за мое здоровье и хвалили меня, они гордились знакомством со мной. О Боже, гордились! А рассказать им правду я не смог. Но мне было невыносимо стыдно, ведь я знал, что не заслуживаю их похвал. Вот почему я и уехал в Америку. Вот почему я не могу вернуться домой. Я вовсе не герой, а лицемер. И еще – трус.
Оливия чувствовала, как он ненавидит себя и стыдится, и она проговорила:
– Ты поступил так же, как поступил бы любой другой на твоем месте.
– Нет. Там были люди сильнее меня. Мужчины, которые перенесли больше страданий, чем я. У них было больше мужества. Такие люди, как Шон. – Он наклонился и снова спрятал лицо в ладонях. – И почему Делемер просто не убил меня?
Оливия не знала, что сказать. И не знала, какими словами утешить его. Но все же решила попытаться. Поднявшись, она медленно приблизилась к мужу и проговорила:
– Конор, послушай меня. Будь ты трусом, тебя сейчас здесь не было бы. Трус уже давно покончил бы жизнь самоубийством.
Он не смотрел на нее. Сидел, повесив голову, уставившись в пол. Она даже не знала, слышит ли он ее, но продолжала:
– Конор, я не знаю, что такое настоящее мужество. Но мне кажется, это способность вытерпеть. Может, с моей стороны эгоистично радоваться тому, что те люди не убили тебя и не избавили от боли, но я рада. У тебя хватило мужества вынести все, и я счастлива. Очень счастлива. – Она сделала еще шаг и встала прямо перед ним. – Я люблю тебя, Конор.
Он замер в своем кресле. Он все еще не смотрел на нее.
– Это очень странная любовь, – проговорил он с усталостью в голосе. – Потому что я совершенно никчемный человек. У меня ничего не осталось. Они забрали у меня все. У меня ничего не осталось. Ничего, во что можно верить.
Оливия протянула к нему руку и провела ладонью по щеке. Он вздрогнул, но не отклонился, и это вселило в нее надежду. Очень медленно и очень осторожно она опустилась в кресло меж его колен. Повернувшись к нему, прошептала:
– Тогда держись за меня. Пусть ты не веришь в себя, зато я в тебя верю. Я буду твоим якорем. Держись за меня.
Он судорожно сглотнул и отвернулся от нее. Она подумала, что он снова спрячется за своей стеной. Но тут он вдруг крепко обнял ее и прижал к себе. Он сжимал, ее так крепко, словно она действительно была его якорем в бушующем море. Оливия чувствовала, как дрожит его мускулистое тело. Она гладила его по волосам, и ей казалось, что она чувствует, как душевная боль выходит из него, покидает его. Она старалась заменить его страдания своей любовью и молилась о том, чтобы ее любви оказалось достаточно.
Глава 29
В какой-то момент Конор понял, что жена уснула. Прислушиваясь к ее тихому ровному дыханию, он говорил себе: «Нет, это невозможно. Она не может любить меня. Но выходит, что все-таки любит».
Да, она любила его, хотя в это трудно было поверить, и еще труднее было довериться ее любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Они привязали меня ремнями к столу. – Он закрыл глаза, и по телу его пробежала дрожь. – Ох, некоторые вещи не поддаются описанию. Их нельзя выразить словами.
В конце концов, я потерял сознание от боли. А когда очнулся, охранников уже не было. И Делемер заговорил со мной. Он сказал, что прекрасно меня понимает и что ему хотелось бы помочь мне, но он не сможет, если я не скажу, где спрятаны ружья. Он посоветовал мне подумать и ушел. Затем вернулись охранники, и все началось сначала… Я потерял счет времени. Час проходил за часом, день за днем. Я лежал там и считал в обратном порядке, от тысячи, как будто это было самое важное дело в жизни. Лежал, пытаясь не чувствовать боли. На некоторое время это подействовало. Я даже пытался молиться, если ты можешь в это поверить. Я произносил псалмы, но не помнил их все. Не мог вспомнить.
Он снова провел ладонью по волосам.
– Да это и не имело значения. Бог все равно меня не слушал. Ни Мария, ни Иисус, ни все святые, никто не прислушивался к моим воплям. Не слушал меня никто, кроме Делемера. Он приносил мне еду и воду. Он сидел рядом, после того как охранники, сделав свое дело, уходили. И он разговаривал со мной, даже называл себя моим другом. Говорил, что если я помогу ему, то он поможет мне. Не знаю, как долго это продолжалось, но, в конце концов, я назвал места, где якобы было спрятано оружие. Тогда Делемер велел доставить меня обратно в камеру, и доктор подлечил меня как мог. А люди Делемера отправились на поиски оружия. Конечно, через несколько дней они вернулись с пустыми руками. И все началось сначала. Теперь уже мне хотелось только одного – чтобы боль прекратилась. Я хотел, чтобы он убил меня. Я умолял его убить меня. Он обещал прекратить мои мучения, если я скажу ему правду. И тут наступил момент, когда я не выдержал. – Конор надолго замолчал, потом прошептал: – Я сказал ему правду…
Конор поднял голову и посмотрел на жену.
Но Оливии казалось, что он смотрит сквозь нее.
– Так вот, Делемер громко рассмеялся, когда я рассказывал ему, где оружие. Он очень долго смеялся. Сообщил мне, что все это – всего лишь шутка, понимаешь? Оказалось, что они давно уже знали, где находится оружие. И они уже забрали его. Адам, как сказал мне Делемер, был более сговорчивым, чем я. Чтобы сломить его, понадобилось всего два дня.
Внезапно он выпрямился и с такой силой ударил ладонью по столику возле кресла, что Оливия в испуге подскочила.
– Они лишили меня всего! – закричал Конор – Всего, во что я верил. Они разрушили меня, и теперь я себя презираю. Они сделали меня предателем. Я пытался бороться. Господи, я пытался… Но оказалось, что они… Просто ради шутки.
Он с силой оттолкнул от себя столик, так что тот проехал по комнате и врезался в стену.
– Делемеру не было дела до оружия. Он просто хотел сломить меня – чтобы доказать, что может это сделать. И самое ужасное, что этот ублюдок не сдержал своего обещания. Он не убил меня.
Шумно выдохнув, Конор откинулся на спинку кресла.
– Делемер умер той же ночью. Вспыхнул бунт, некоторым заключенным удалось бежать, и один из них прикончил Делемера. Об этом, как и о пытках заключенных, узнал премьер-министр Гладстон. Поднялся крик и шум. Люди вышли на улицы, они протестовали, устраивали беспорядки, требовали освобождения заключенных – фениев. Прошел примерно год, и я, очевидно, попал под амнистию вместе с некоторыми другими заключенными. Но для Адама уже было слишком поздно. Сразу после конфискации винтовок стало известно, что он выдал тайники, и Совет фениев поручил одному из наших людей казнить его. Его закололи в тюремном дворе за неделю до убийства Делемера. Чертовски жаль, что они не поступили так же со мной.
На лице Конора появилось такое же выражение, как в ту ночь, когда он напился.
– Люди знали, что со мной произошло, но никто не знал, что я рассказал Делемеру о винтовках. Друзья пожимали мне руку, похлопывали по спине, угощали выпивкой. «Ты все выдержал, ты – герой». Они пили за мое здоровье и хвалили меня, они гордились знакомством со мной. О Боже, гордились! А рассказать им правду я не смог. Но мне было невыносимо стыдно, ведь я знал, что не заслуживаю их похвал. Вот почему я и уехал в Америку. Вот почему я не могу вернуться домой. Я вовсе не герой, а лицемер. И еще – трус.
Оливия чувствовала, как он ненавидит себя и стыдится, и она проговорила:
– Ты поступил так же, как поступил бы любой другой на твоем месте.
– Нет. Там были люди сильнее меня. Мужчины, которые перенесли больше страданий, чем я. У них было больше мужества. Такие люди, как Шон. – Он наклонился и снова спрятал лицо в ладонях. – И почему Делемер просто не убил меня?
Оливия не знала, что сказать. И не знала, какими словами утешить его. Но все же решила попытаться. Поднявшись, она медленно приблизилась к мужу и проговорила:
– Конор, послушай меня. Будь ты трусом, тебя сейчас здесь не было бы. Трус уже давно покончил бы жизнь самоубийством.
Он не смотрел на нее. Сидел, повесив голову, уставившись в пол. Она даже не знала, слышит ли он ее, но продолжала:
– Конор, я не знаю, что такое настоящее мужество. Но мне кажется, это способность вытерпеть. Может, с моей стороны эгоистично радоваться тому, что те люди не убили тебя и не избавили от боли, но я рада. У тебя хватило мужества вынести все, и я счастлива. Очень счастлива. – Она сделала еще шаг и встала прямо перед ним. – Я люблю тебя, Конор.
Он замер в своем кресле. Он все еще не смотрел на нее.
– Это очень странная любовь, – проговорил он с усталостью в голосе. – Потому что я совершенно никчемный человек. У меня ничего не осталось. Они забрали у меня все. У меня ничего не осталось. Ничего, во что можно верить.
Оливия протянула к нему руку и провела ладонью по щеке. Он вздрогнул, но не отклонился, и это вселило в нее надежду. Очень медленно и очень осторожно она опустилась в кресло меж его колен. Повернувшись к нему, прошептала:
– Тогда держись за меня. Пусть ты не веришь в себя, зато я в тебя верю. Я буду твоим якорем. Держись за меня.
Он судорожно сглотнул и отвернулся от нее. Она подумала, что он снова спрячется за своей стеной. Но тут он вдруг крепко обнял ее и прижал к себе. Он сжимал, ее так крепко, словно она действительно была его якорем в бушующем море. Оливия чувствовала, как дрожит его мускулистое тело. Она гладила его по волосам, и ей казалось, что она чувствует, как душевная боль выходит из него, покидает его. Она старалась заменить его страдания своей любовью и молилась о том, чтобы ее любви оказалось достаточно.
Глава 29
В какой-то момент Конор понял, что жена уснула. Прислушиваясь к ее тихому ровному дыханию, он говорил себе: «Нет, это невозможно. Она не может любить меня. Но выходит, что все-таки любит».
Да, она любила его, хотя в это трудно было поверить, и еще труднее было довериться ее любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72