Молодой человек остановился на тропинке, бегущей меж деревьев, и долго вглядывался в зеленоватую тьму, туда, где изредка вспыхивали звезды светлячков. Однажды на этой тропинке он увидел Феридэ. Она была в коротенькой матроске, из-под ее шапочки выбивались завитки волос. Он, как сейчас, видел: вот Чалыкушу идет впереди него, поддевая камни носками маленьких туфель без каблуков.
Минуты бежали. Кямран знал, что домашние беспокоятся, но не спешил, нарочно замедлял шаг, словно искал на этой тропинке следы минувшего счастья.
Вдали у ворот белел женский силуэт. Это была Мюжгян. Почти каждый вечер она гуляла со своим маленьким сыном и, держа малыша под мышки, учила его ходить.
Увидев кузена, Мюжгян замахала рукой:
— Кямран, почему так медленно плетешься? Где ты застрял?
— Так, Мюжгян… Погода славная…
Мюжгян была без малыша и вела себя не совсем обычно. Ее лицо, всегда такое спокойное, казалось возбужденным.
— Что с тобой, Мюжгян? — удивился Кямран.
Молодая женщина промолчала, хотя видно было, что ей хочется что-то сказать.
Они вошли во двор, освещенный голубоватым светом фонаря, висевшего на воротах.
Мюжгян сделала шаг назад, протянула руку к забору и сказала:
— Посмотри, кто приехал…
Кямран обернулся и увидел рядом с собой смеющиеся глаза Феридэ. Зрачки светились голубоватыми искорками, губы улыбались, но лицо было усталым.
Да, перед Кямраном стояла Феридэ. Такой он представлял ее всегда, стоило ему только закрыть глаза. От неожиданности он даже пошатнулся, зажмурившись на мгновение, словно боялся расстаться с прекрасным сном, потом растерянно стал озираться, будто искал точку опоры.
Они молча смотрели друг на друга, охваченные внутренней дрожью. Губы их пытались улыбаться, а на глаза навертывались слезы.
Видимо, Мюжгян почувствовала всю трудность этой минуты, она схватила Феридэ за руку, подтолкнула к Кямрану и сказала шутливо:
— Вы же двоюродные брат и сестра. Кямран, ты по праву можешь считаться старшим братом Феридэ. Поздоровайся со своей сестренкой.
Кямран подался вперед, коснулся губами волос Феридэ и тихо, будто на ухо, сказал:
— У меня нет слов, Феридэ-ханым, чтобы выразить, как я рад вас снова увидеть.
Эти слова вернули Феридэ силы.
— Благодарю вас, Кямран-бей. Я тоже очень рада…
В чистом, мелодичном, как прежде, голосе Чалыкушу послышалась жалобная нота. Так звучит надтреснутый хрусталь.
— Когда вы приехали?
— Сегодня около полудня. Я приехала в Стамбул десять дней назад и узнала, что никого из наших нет. А мне так захотелось увидеть тетушек, всех родных! Я подумала, может быть, кто-нибудь из вас соскучился по мне? Да и что значит для человека, который привык путешествовать, доехать до Текирдага? Не так ли, Кямран-бей?
Мюжгян опять вмешалась:
— Хорошо, но к чему все эти церемонии, ханым-бей? Ведь я сказала: вы брат и сестра. Поэтому самое правильное, если ты, Феридэ, назовешь Кямрана агабеем.
Молодые люди смутились.
— Действительно, Кямран, позволь мне называть тебя так… — робко промолвила Феридэ.
Ожидая его ответа, она вглядывалась в темноту, словно хотела увидеть кого-то.
— Пусть будет как ты хочешь, Феридэ, — подавленно ответил Кямран. — Как подсказывает тебе сердце…
Наконец разговор принял спокойный характер. Феридэ в нескольких словах рассказала о своем путешествии.
— В Стамбуле у меня были кое-какие дела. Потом, как я уже сказала, очень хотелось увидеть вас. Доктор предоставил мне отпуск на два месяца. Как я рада, что вы все здоровы! Вот только твое горе, Кямран… Я узнала об этом в Стамбуле и очень расстроилась. Какое несчастье так рано овдоветь! Но у тебя — сын. Дарует аллах Недждету те годы, что взял у его матери. Какой красивый мальчик, Кямран! Как он мне понравился! Мы сразу же подружились, и он до самого вечера не слезал у меня с колен. Я вообще быстро завожу дружбу с малышами.
Постепенно Феридэ пришла в себя. Ее слова и жесты стали свободными, легкими и, как прежде, походили на повадки шаловливого ребенка.
Кямран наслаждался, слушая ее голос, глядя на ее улыбающиеся губы, любуясь светлыми, искрящимися в полутьме глазами. Он уже ни о чем не думал, он даже забыл, что Феридэ — жена другого, что через месяц-полтора это счастье снова превратится в сон.
Кямрану так не хотелось, чтобы домашние узнали о его возвращении. Но, увы, его уже заметила Нермин и возвестила об этом во весь голос. Затем она кинулась к воротам, обняла Феридэ.
— Мой братец Кямран тоже свидетель, что я тебя не забывала. Милая Феридэ, мы с ним больше всех разговаривали о нашей сестренке в красном платье. Разве не правда, Кямран?
II
В этот вечер ужин превратился в праздничное пиршество. Азиз-бей резвился за столом, как ребенок.
— Ах, Чалыкушу, — воскликнул он, — ты сделала меня совсем несчастным! Вспомню твой голос — и чуть не плачу. Вот, оказывается, как я любил тебя!
Чалыкушу вернулась в родное гнездо через много лет, когда все уже потеряли надежду увидеть ее. Она словно принесла на своих крыльях радость и тепло прежних дней, полных любви и счастья. Все были веселы, у каждого в сердце что-то трепетало. Так трепещут крылья мотыльков и ночных бабочек, которые залетают в комнату через распахнутые окна и кружат вокруг лампы. Только к концу ужина тетка Бесимэ, говорившая о каких-то пустяках, вдруг неожиданно расплакалась.
— Не обращайте внимания, — сказала она. — Просто я вспомнила твою мать Гюзидэ…
Феридэ угощала виноградом Недждета, который сидел у нее на коленях. Она потупилась и спрятала лицо в светлых кудряшках малыша. Только и всего. Через минуту к ней снова вернулась прежняя веселость.
Бесимэ-ханым заговорила с мужем о Неджмие, которая жила в Трапезунде:
— У бедняжки такое горе… В прошлом году она потеряла девочку… Дифтерит…
Феридэ глубоко вздохнула и сказала:
— Я знаю, как это ужасно, тетя. Моя крошка тоже умерла от дифтерита.
— Значит, у тебя был ребенок? — удивилась тетка Айше. — Мы не знали…
Феридэ грустно кивнула головой:
— Ах, видели бы вы, какая это была девочка! Красавица! Малышку не удалось спасти.
— Сколько ей было лет, Феридэ? — опять спросила тетка Айше.
Феридэ жалко скривила губы и простодушно ответила:
— Исполнилось тринадцать. Я шила ей первый чаршаф, собиралась стать тещей…
За столом раздался дружный смех.
— Ах, Чалыкушу, — воскликнул Азиз-бей, — ты всю жизнь будешь шутить и выдумывать.
Рассказ о тринадцатилетней дочери развеселил всех. А у Феридэ глаза наполнились слезами, она еще сильнее прижала к груди Недждета и принялась рассказывать историю Мунисэ, голос ее звучал все печальнее, все грустнее.
В этот вечер засиделись допоздна.
Азиз-бей волновался:
— Феридэ, дочь моя, ты устала с дороги, ступай ложись.
Феридэ лишь смеялась в ответ, крепче прижимая к груди Недждета, который давно уже спал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106