Верзила молчал, облокотившись на колени. Потом поднял глаза, улыбнулся и потребовал:
– Корабль!
На это Уолли и надеялся: любовь к опасностям пересилила щепетильность. Но теперь, когда Боарийи взял на себя самую грязную работу, остальные Седьмые выказали большую готовность.
– Благодарю тебя, – с чувством сказал он. – Лорд Зоарийи, не займешься ли катапультами? Лорд Джансилуи – стрелковое дело с двумя благородными Шестыми. И Лорд Линумино – будешь адъютантом.
Они кивали, они были счастливы.
Он же чувствовал себя очень усталым, но в то же время почти уверенным в безопасности. Если даже колдуны его и убьют, они не смогут остановить сбор. Их магия теперь не страшна.
Тут он заметил, что все ждут его, тогда он поднялся, улыбнулся и объявил:
– Все свободны!
Экзамены будут потом.
Глава 6
Суматоха переросла в хаос, но Уолли не включился в него. На все просьбы Шестых о помощи он отвечал, что они должны думать сами, и скоро они отстали. Стук молотков во дворе сменился приказами, которыми Линумино посылал лучников и сокольников к Джансилуи, морских крыс и ножеметателей – к Боарийи и плотников – к Зоарийи. Когда явился жабоподобный герольд, к нему тотчас был приставлен конвоем Четвертый, герольд принялся было возмущаться таким недоверием, в результате тут же отправился под конвоем в обратном направлении – Ннанджи наладил службу безопасности. Явился Фиендори с сорока золотыми – отчислениями из портового налога – и сразу же был направлен к Линумино. Форарфи, леворучный партнер Уолли в фехтовании, пришел доложить, что назначен начальником службы телохранителей. Уолли не предполагал высокие посты для Шестых, но решил оставить это пока без изменений.
И пошло…
Наконец наступил момент, когда кроме Уолли и его телохранителя в вестибюле больше никого не осталось. Он устал, охрип, у него раскалывалась голова, но сбору уже не требовалось руководства. Тогда он спросил еды и воды для умывания и искренне позабавился, слушая, как приказ спустился вниз на три ранга, прежде чем кто-то реально покинул комнату. Он заключил, что никого ниже седьмого уровня рядом не оказалось. Потом прошел в квадратную комнату совета в конце вестибюля и закрыл за собою дверь.
Чистота здесь тоже была наведена относительно, но из очага была выметена зола, на грязную кровать водрузили новый матрас и два почти чистых одеяла. Он снял свой меч, уселся в парчовое кресло и положил ноги на стул. В голове его теснились сотни идей, которые ему нужно было бы записать. Но это было невозможно – он попытался было воспользоваться письменными приспособлениями Ротанкси, но ничего не вышло – он думал по-английски, а говорил на языке окружающих его людей. Ни то, ни другое записи в этом Мире не подлежало.
Ему не хватало Ннанджи, который до сих пор был его безотказной записной книжкой. Но теперь он мог посчитать за оскорбление использование его для таких целей, тогда как его ждали более важные дела. Ннанджи знал образ мыслей своего названого брата и лучше, чем он, мог наладить отношения с воинами. Он был самым молодым, но и самым действующим членом совета. Единственное затруднение состояло в том, что ему приходилось командовать людьми, которые были старше его по возрасту.
Стук в дверь. Ну что ж, это были отличные две минуты тишины…
– Войдите!
Доа вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
Уолли вскочил на ноги.
На ней были шелестящие шелковые одежды василькового цвета. Очень короткие. Верх их еле прикрывал соски, обрисовывая плавной линией груди. Подол оставлял открытыми ее длинные, потрясающие ноги. Она пренебрегла простыми сандалиями людей Мира ради туфель на высоких каблуках, так она стала с него ростом. Доа не выглядела вульгарной или смешной. Тонкая серебряная цепочка вилась вокруг ее шеи, спускаясь к вырезу одежды. Он подумал, что Доа могла бы больше ничего и не надевать, все равно успех ей был обеспечен.
Опять дикое сумасшествие охватило его. Ее фигура, просто ее присутствие, приводили его в неистовое возбуждение. Доа увидела или догадалась о его реакции, и на ее плоском, почти лошадином лице отразилось удовлетворение.
Он нащупал свой меч и отдал салют старшему. Она не дала ритуального ответа.
– Лесть? – промурлыкала она.
– Восхищение, госпожа. Вчера я присутствовал при рождении того, что будет жить, пока течет Река. Ты сделала мое имя бессмертным.
Она подошла к окну, демонстрируя высокое мастерство хождения на каблуках. О эти ноги! Лютня плыла в сияющем тумане ее русых волос.
– Менестрели ссылаются на это, как на «Балладу о Ротанкси». – Похоже, она не причисляла себя к менестрелям. Она была другой породы и знала это.
– Это не важно. Мое имя живет там, а твое будет прославляться вечно.
Похоже, это забавляло ее.
– Менестрели покидают город. Меня бросает в дрожь при мысли, что они могут сделать с оригиналом.
– Чем я могу тебя вознаградить? – спросил он. Его трясло, как подростка, голос срывался. Глупец!
Она отвернулась от окна и провоцирующе посмотрела на него.
– Чем-нибудь соответствующим. – Она сказала это резким голосом, не то парируя его слова, не то смеясь над ними.
У него оставался еще один сапфир из тех, что Бог дал ему на расходы. Чувствуя себя последним идиотом, он подошел к ней, положил камень на серебряную цепочку и двумя пальцами засунул его в выемку между грудями.
– Этого, конечно, недостаточно, но у меня больше ничего нет.
Она торопливо взяла самоцвет и отступила на шаг.
– Этого вполне достаточно. Твоя доброта беспредельна, милорд.
Она играла словами. Здесь был какой-то скрытый смысл, которого он не мог разгадать, – по-видимому, он предназначался Шонсу. Взгляд, который она метнула ему из-под опущенных ресниц, от любой другой женщины мог быть расценен как многообещающий. Для нее же, надо полагать, он ничего такого не значил; но руки его затряслись.
– Ты составишь мне компанию на балу сегодня вечером?
Она кивнула с таким видом, как будто это было само собой разумеющимся. Кто же еще может сопровождать лорда-сеньора, как не Леди Доа? Величайший воин и величайший менестрель – они созданы друг для друга.
– Ты разрешишь мне поцеловать тебя? Она тут же ощетинилась:
– Не тронь меня!
Он пожал плечами, но не отвел взгляда.
– Я не понимаю тебя, Леди Доа. Ты – самая…
– Ты все прекрасно понимаешь, Шонсу. – Тон ее был презрительным, взгляд – успокаивающим.
– Я уже говорил тебе, что ничего не помню.
– Говори это своим прихвостням! Доа повернулась к двери, и он еле устоял на ногах, когда увидел, как шелк обрисовал ее формы.
– До вечера.
И она ушла.
Он не знал ни где она живет, ни как положено прибывать на бал Леди: паланкин? портшез? Уолли неожиданно оказался перед всеми этими проблемами, так же как и перед фактом, что с ним ведется открытая война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96