Норт хрипло кашлянул:
— Ее милость совершенно права. Прошлому нет возврата. Миссис Мейхью тоже сказала правду. И не смейте, обращаясь к леди Чилтон, называть ее “мисс” или даже “мадам”. Она для вас — “ваша милость”. Прошлое больше не отравит ни настоящего, ни будущего. Теперь в Маунт Хок будут царить разум и счастье, и родятся дети, много детей, а не один наследник. Прошу вас хорошенько понять это. Ну а теперь убирайтесь все трое на кухню и угоститесь бренди, как предлагала миссис Мейхью. Но знайте одно — отныне все изменилось, и жизнь станет такой, как была до прадеда.
Трое женоненавистников выбрались гуськом из огромного вестибюля, и Кэролайн неожиданно забеспокоилась: неужели болезнь Элис была не случайной и все это — дело их рук, как и чучело в окне? О нет, не может быть! Одно дело — глупая детская забава и совсем другое — отравленный суп. Такое просто немыслимо. Это просто глупые старики, никак не способные привыкнуть к переменам. Однако миссис Мейхью несвойственно злорадство, она не станет ни издеваться над ними, ни насмехаться и, уж конечно, поможет беднягам пережить трудные времена.
Миссис Мейхью, сделав реверанс, шепотом велела Хлое и Молли заняться своими делами, мисс Мэри Патрисия объявила:
— Элис неважно себя чувствует, мисс Кэролайн. Эвелин считает, что она должна отдохнуть. Я присмотрю за ней.
Она, благодарно улыбнувшись, кивнула Норту, но Кэролайн поняла, что муж ничего не заметил. Он снова разглядывал картины.
— Кэролайн, — выговорил он наконец, — как ты думаешь, почему портрет моей матери не был написан сразу после свадьбы? И, на секунду закрыв глаза, горько процедил:
— Нет, не отвечай, я сам знаю. Дед был еще жив, когда женился отец. Ей разрешили приехать в Маунт Хок лишь однажды, если верить проклятому дневнику. Дед выгнал мою мать. А родив меня, она, как и все жены Найтингейлов, изменила отцу, и тот вышвырнул ее из дома. Потому он и не уставал повторять мне снова и снова, что она шлюха и что следует ее забыть. Объяснял, что она умерла и заслуживает самой страшной смерти. Теперь я припоминаю, как они кричали друг на друга, и хотя был совсем еще маленьким, знаю, что ненавидел их в эти минуты. Потом мама исчезла, и меня привезли сюда, в это ужасное место, где все время было холодно и страшно, а я хотел видеть мать. Дед в конце концов отправился на тот свет, но это уже не имело значения, потому что отец стал таким же, как он, если не хуже.
— Мне так жаль, Норт.
Кэролайн обняла мужа и крепко прижалась к нему.
— Но теперь все будет по-другому, мы сами хозяева своей судьбы. Только мне ужасно жаль тебя.
— Почему ты и доктор Трит были вместе в дубовой роще? Кэролайн подняла на него спокойные прозрачные глаза и спросила:
— Та записка, которую какой-то идиот послал тебе.., ты ей веришь, Норт?
— Нет.
— Ты ведь не похож ни на отца, ни на деда, ни на прадеда. И я не одна из этих несчастных жен Найтингейлов.
— Знаю.
— Доктор Трит сказал, что хочет поговорить со мной наедине, и мы вместе уехали из Маунт Хок. Он много говорил о Hope Пелфорт, о том, каким верным другом она была после смерти тети Элинор, мучился оттого, что не понимал, как это все могло случиться. Но самое главное, доктор просил меня не считать его слишком легкомысленным и непостоянным. Он действительно горячо любил тетю и питал к Hope лишь дружеские чувства. Доктор был очень расстроен и огорчен, Норт, и я попыталась утешить его, заверить, что все понимаю, он поцеловал меня в щеку и сказал, как сильно жалеет о том, что я не стала его племянницей.
— Спасибо за то, что рассказала мне, Кэролайн.
— Я бы раньше это сделала, но только сразу же забыла обо всем, стоило тебе поцеловать меня. Ты обладаешь волшебной властью надо мной, Норт Найтингейл. Ах, как прекрасно было лежать с тобой там, в дубовой роще и смотреть, как солнечные зайчики играют в листве. Ничего чудеснее вовек не испытывала.
Норт вздрогнул, но все же умудрился сказать достаточно спокойно:
— Да, это было восхитительно. Помню, как солнце грело мне спину. Что он показал тебе?
Кэролайн подняла голову и несколько мгновений пристально изучала его лицо, удивляясь этому неожиданному вопросу. Она сознавала, как глубоко укоренилось в нем недоверие и смирилась с этим, не раздражаясь и не сердясь на мужа, моля Бога лишь о том, чтобы Норт избавился от проклятия Найтингейлов и понял, как она ему предана. Вслух же Кэролайн сказала только:
— Это письмо от Норы Пелфорт, написанное сразу после смерти тети Элинор. В нем говорится, каким хорошим человеком была тетя и как Нора ее любила. Хочешь, чтобы я показала его тебе, Норт?
— Нет.
— Спасибо, потому что доктор Трит не давал мне его, и, потребуй ты отдать письмо, пришлось бы просить доктора, а это, сам понимаешь, не очень-то прилично. Но, слава Богу, по крайней мере ты веришь мне. — Кэролайн немного помолчала, легонько гладя плечо мужа, перебирая складки рукава, и Норт понимал, что делает она это бессознательно, просто потому, что наслаждается прикосновением к нему.
— Норт, — снова нарушила молчание Кэролайн, — мне очень жаль твою маму. Вероятно, один из этой троицы мог бы рассказать тебе о ней.
Он ничего не ответил, но Кэролайн чувствовала его боль, как свою, с годами почти забытую, но теперь ударившую в сердце с новой силой. Сжав руку мужа, она спросила:
— Норт, ты помнишь, как вернулся в Маунт Хок после ужасного скандала между родителями, когда твоя мать исчезла. Но где ты жил раньше?
— Не знаю, Кэролайн. Только не здесь. Может, в каком-то другом владении отца, которое теперь перешло ко мне.
— Сколько у тебе поместий?
— Три. Охотничьи угодья в Котсуолдз, около Лоуэр Слотер, дом на Стейне, в Брайтоне, и особняк в Йоркшире поблизости от Норталлертона.
Он внезапно осекся и растерянно пробормотал:
— Гром и молния, я совсем забыл об атом доме, когда гостил в Йоркшире у графа Чейза. Это мой хороший боевой товарищ. Он недавно женился. Тебе понравятся Маркус и Дачесс.
— Дачесс?
— Да, она получила это прозвище от Маркуса, когда ей было девять лет. Дачесс — побочная дочь его дяди.
— Клянусь всеми святыми, Норт, ты должен мне обо всем рассказать!
— Хорошо. Когда длинными зимними вечерами будем сидеть у огня, расскажу о наследстве Уиндхемов и обо всем, что произошло.
Глаза Кэролайн загорелись, и Норт быстро поцеловал ее.
— Нет, Кэролайн, не сейчас. Такую историю нужно рассказывать не спеша. Лучше уж поговорим о поместьях.
Я не был ни в одном из них много лет и не помню, жил ли там в детстве.
— А, по-моему, это именно так и было, Норт, и твои родители жили вместе, а отец часто приезжал в Маунт Хок и слушал отравляющие речи деда.
— Возможно. Придется попросить лондонского поверенного подробнее написать обо всем. Это давно уже следовало сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Ее милость совершенно права. Прошлому нет возврата. Миссис Мейхью тоже сказала правду. И не смейте, обращаясь к леди Чилтон, называть ее “мисс” или даже “мадам”. Она для вас — “ваша милость”. Прошлое больше не отравит ни настоящего, ни будущего. Теперь в Маунт Хок будут царить разум и счастье, и родятся дети, много детей, а не один наследник. Прошу вас хорошенько понять это. Ну а теперь убирайтесь все трое на кухню и угоститесь бренди, как предлагала миссис Мейхью. Но знайте одно — отныне все изменилось, и жизнь станет такой, как была до прадеда.
Трое женоненавистников выбрались гуськом из огромного вестибюля, и Кэролайн неожиданно забеспокоилась: неужели болезнь Элис была не случайной и все это — дело их рук, как и чучело в окне? О нет, не может быть! Одно дело — глупая детская забава и совсем другое — отравленный суп. Такое просто немыслимо. Это просто глупые старики, никак не способные привыкнуть к переменам. Однако миссис Мейхью несвойственно злорадство, она не станет ни издеваться над ними, ни насмехаться и, уж конечно, поможет беднягам пережить трудные времена.
Миссис Мейхью, сделав реверанс, шепотом велела Хлое и Молли заняться своими делами, мисс Мэри Патрисия объявила:
— Элис неважно себя чувствует, мисс Кэролайн. Эвелин считает, что она должна отдохнуть. Я присмотрю за ней.
Она, благодарно улыбнувшись, кивнула Норту, но Кэролайн поняла, что муж ничего не заметил. Он снова разглядывал картины.
— Кэролайн, — выговорил он наконец, — как ты думаешь, почему портрет моей матери не был написан сразу после свадьбы? И, на секунду закрыв глаза, горько процедил:
— Нет, не отвечай, я сам знаю. Дед был еще жив, когда женился отец. Ей разрешили приехать в Маунт Хок лишь однажды, если верить проклятому дневнику. Дед выгнал мою мать. А родив меня, она, как и все жены Найтингейлов, изменила отцу, и тот вышвырнул ее из дома. Потому он и не уставал повторять мне снова и снова, что она шлюха и что следует ее забыть. Объяснял, что она умерла и заслуживает самой страшной смерти. Теперь я припоминаю, как они кричали друг на друга, и хотя был совсем еще маленьким, знаю, что ненавидел их в эти минуты. Потом мама исчезла, и меня привезли сюда, в это ужасное место, где все время было холодно и страшно, а я хотел видеть мать. Дед в конце концов отправился на тот свет, но это уже не имело значения, потому что отец стал таким же, как он, если не хуже.
— Мне так жаль, Норт.
Кэролайн обняла мужа и крепко прижалась к нему.
— Но теперь все будет по-другому, мы сами хозяева своей судьбы. Только мне ужасно жаль тебя.
— Почему ты и доктор Трит были вместе в дубовой роще? Кэролайн подняла на него спокойные прозрачные глаза и спросила:
— Та записка, которую какой-то идиот послал тебе.., ты ей веришь, Норт?
— Нет.
— Ты ведь не похож ни на отца, ни на деда, ни на прадеда. И я не одна из этих несчастных жен Найтингейлов.
— Знаю.
— Доктор Трит сказал, что хочет поговорить со мной наедине, и мы вместе уехали из Маунт Хок. Он много говорил о Hope Пелфорт, о том, каким верным другом она была после смерти тети Элинор, мучился оттого, что не понимал, как это все могло случиться. Но самое главное, доктор просил меня не считать его слишком легкомысленным и непостоянным. Он действительно горячо любил тетю и питал к Hope лишь дружеские чувства. Доктор был очень расстроен и огорчен, Норт, и я попыталась утешить его, заверить, что все понимаю, он поцеловал меня в щеку и сказал, как сильно жалеет о том, что я не стала его племянницей.
— Спасибо за то, что рассказала мне, Кэролайн.
— Я бы раньше это сделала, но только сразу же забыла обо всем, стоило тебе поцеловать меня. Ты обладаешь волшебной властью надо мной, Норт Найтингейл. Ах, как прекрасно было лежать с тобой там, в дубовой роще и смотреть, как солнечные зайчики играют в листве. Ничего чудеснее вовек не испытывала.
Норт вздрогнул, но все же умудрился сказать достаточно спокойно:
— Да, это было восхитительно. Помню, как солнце грело мне спину. Что он показал тебе?
Кэролайн подняла голову и несколько мгновений пристально изучала его лицо, удивляясь этому неожиданному вопросу. Она сознавала, как глубоко укоренилось в нем недоверие и смирилась с этим, не раздражаясь и не сердясь на мужа, моля Бога лишь о том, чтобы Норт избавился от проклятия Найтингейлов и понял, как она ему предана. Вслух же Кэролайн сказала только:
— Это письмо от Норы Пелфорт, написанное сразу после смерти тети Элинор. В нем говорится, каким хорошим человеком была тетя и как Нора ее любила. Хочешь, чтобы я показала его тебе, Норт?
— Нет.
— Спасибо, потому что доктор Трит не давал мне его, и, потребуй ты отдать письмо, пришлось бы просить доктора, а это, сам понимаешь, не очень-то прилично. Но, слава Богу, по крайней мере ты веришь мне. — Кэролайн немного помолчала, легонько гладя плечо мужа, перебирая складки рукава, и Норт понимал, что делает она это бессознательно, просто потому, что наслаждается прикосновением к нему.
— Норт, — снова нарушила молчание Кэролайн, — мне очень жаль твою маму. Вероятно, один из этой троицы мог бы рассказать тебе о ней.
Он ничего не ответил, но Кэролайн чувствовала его боль, как свою, с годами почти забытую, но теперь ударившую в сердце с новой силой. Сжав руку мужа, она спросила:
— Норт, ты помнишь, как вернулся в Маунт Хок после ужасного скандала между родителями, когда твоя мать исчезла. Но где ты жил раньше?
— Не знаю, Кэролайн. Только не здесь. Может, в каком-то другом владении отца, которое теперь перешло ко мне.
— Сколько у тебе поместий?
— Три. Охотничьи угодья в Котсуолдз, около Лоуэр Слотер, дом на Стейне, в Брайтоне, и особняк в Йоркшире поблизости от Норталлертона.
Он внезапно осекся и растерянно пробормотал:
— Гром и молния, я совсем забыл об атом доме, когда гостил в Йоркшире у графа Чейза. Это мой хороший боевой товарищ. Он недавно женился. Тебе понравятся Маркус и Дачесс.
— Дачесс?
— Да, она получила это прозвище от Маркуса, когда ей было девять лет. Дачесс — побочная дочь его дяди.
— Клянусь всеми святыми, Норт, ты должен мне обо всем рассказать!
— Хорошо. Когда длинными зимними вечерами будем сидеть у огня, расскажу о наследстве Уиндхемов и обо всем, что произошло.
Глаза Кэролайн загорелись, и Норт быстро поцеловал ее.
— Нет, Кэролайн, не сейчас. Такую историю нужно рассказывать не спеша. Лучше уж поговорим о поместьях.
Я не был ни в одном из них много лет и не помню, жил ли там в детстве.
— А, по-моему, это именно так и было, Норт, и твои родители жили вместе, а отец часто приезжал в Маунт Хок и слушал отравляющие речи деда.
— Возможно. Придется попросить лондонского поверенного подробнее написать обо всем. Это давно уже следовало сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108