— Ты очень мала, Джинни. Восхитительно мала, и горяча, и…
Голос постепенно отдалился и стих. Палец скользил все глубже, очень медленно, но Джинни не было больно, наоборот, необыкновенное возбуждение росло с каждой секундой. Джинни не могла придумать, с чем сравнить это ощущение. Она застыла, напряженная, разъяренная, возбужденная, бедра не шевелились, но тело ждало… ждало…
Алек закрыл глаза, когда палец наконец наткнулся на тонкий барьер девственности. Он слегка нажал, но перегородка выдержала.
— Джинни, — пробормотал Алек, дюйм за дюймом вынимая палец, потом снова проник в Джинни, и она вскрикнула, поднимая бедра. Алек улыбнулся, глядя в ее лицо, понимая, насколько она ошеломлена, и это доставило ему больше наслаждения, чем он мог представить. Ошеломлена и теперь разочарована, потому что он остановился.
— Твой урок, — объяснил Алек и, нагнув голову, позволил пальцам запутаться в рощице мягких волос внизу живота, и в это мгновение она почувствовала, как его губы касаются влажных розовых лепестков, и едва не умерла от потрясения.
— Нет!
— Тс, — шепнул Алек, и его теплое дыхание заставило ее вздрогнуть и затрястись от непередаваемых невероятных ощущений, которые он ей дарил. Но она никогда раньше не думала о том, что делают мужчина с женщиной, когда ложатся в постель. Это было глубоко личным… нет, больше не личным, он целовал и ласкал ту часть ее тела, о существовании которой она словно не подозревала до сих пор. Но только до этой минуты.
О небо, это просто невозможно, невыносимо… Она внезапно поняла, что ее бедра сами собой поднимаются к его рту, что его руки скользнули под ее ягодицы, удерживая Джинни на месте.
— Очень мило, Джинни, — повторил Алек, и это теплое дыхание снова окунуло ее в приятное забвение. — Ты так сладка на вкус, так восхитительна, какой только может быть настоящая женщина.
Джинни не знала, что делать. Она почувствовала, что сдается. Будь Джинни полностью честна с собой, она бы уже давно сдалась, несколько минут, несколько дней назад, в то мгновение, когда впервые увидела его. Наслаждение накатывало на нее волнами, нарастая и стихая, омывая Джинни все с большей силой, именно в том месте, где его рот изучал ее, ласкал, втягивал в себя. Джинни знала, что сейчас влажна и почти раскалена и, не будь она настолько полна предвкушением того неведомого, что должно случиться, того ошеломительного, за познание которого она может отдать и сделать все, вплоть до убийства, приказала бы ему немедленно остановиться. Но вместо этого Джинни застонала. Снова застонала, выгибая спину. Ноги задрожали и мгновенно застыли.
— Вот так, Джинни, — пробормотал он, не прекращая гладить ее. — Расслабься немного, освободись. Вот так. Какой великолепный вкус… Я чувствую, как твои ноги напрягаются, сжимаются… Еще мгновение… а вот, как тебе это нравится?
Его палец снова скользнул в нее, до самого предела. Этого оказалось более чем достаточно.
Голова Джинни откинулась на подушку. Она вскрикнула, прерывисто, хрипло, не в силах сдержаться. Бедра свело судорогой, и она почувствовала первый спазм, такой неожиданной силы, что испугалась: нет, это пережить невозможно! Но почему-то Джинни было все равно. Она хотела лишь одного — чтобы эти слепящие конвульсии продолжались и продолжались… совсем как ее крики.
Алек пытался остаться равнодушным. Он взял ее. Она принадлежит ему и покоряется его воле, его силе. Он знал, что девушка будет помнить эту ночь до самого смертного часа, помнить, что именно он подарил ей небывалое наслаждение. Правда, и он не сомневался, что будет помнить ее лицо, пока не закроет глаза навеки. Но это не имело значения. Она принадлежит ему, и теперь он жаждал, больше всего на свете жаждал войти в нее, сейчас, в это мгновение вонзиться в нее и чувствовать, как она затягивает его в себя, все глубже и глубже, пока он не заполнит ее до конца, совсем, до отказа, хотел излить в нее свое семя.
Алек дышал прерывисто, тяжело, сквозь зубы, все чаще и чаще, по мере того как спазмы ее наслаждения постепенно затихали. Потом осторожно отнял руку, замедлил движения языка. Наконец, почувствовав, что Джинни постепенно успокоилась, он поднял голову и взглянул ей в лицо.
Джинни немигающе смотрела на него. Не произносила ни слова, только смотрела. Она выглядела совершенно ошеломленной, потрясенной, почти потерявшей разум. Алек усмехнулся, хотя и с большим трудом, — в минуту, когда он больше всего хотел быть настоящим соблазнителем и вонзиться в женщину, которой только что дал огненное наслаждение, было не до улыбок. Мистер Юджин, думаю, я только что приобрел себе новую рабыню, готовую на все во имя плотских наслаждений.
Он хотел бы быть дерзким и небрежным, равнодушным к ее переживаниям, но почему-то понимал, что это не в его силах.
— С тобой все в порядке, милая? — спросил он неожиданно для себя.
Она долго смотрела на него, пока наконец не выдохнула:
— Не знаю. С этой минуты ничего и никак не может быть в порядке. Просто не знаю.
— Только дыши медленно, очень медленно. Вот так. Твои груди уже не напрягаются так сильно. И сердце бьется не так быстро. Я это чувствую.
Он поднял руку с ее груди:
— Лучше?
— Не понимаю, — призналась Джинни, и глаза у нее при этом были такие большие и недоумевающие.
— Женское наслаждение, Джинни. Ты испытала первый в жизни экстаз. Вот и все. Это незабываемый урок.
— Я не понимаю насчет вас. Я видела, как рука Лоры скользила вниз по вашему животу и касалась… и вы все росли, и становились больше, и…
Чресла Алека свело нестерпимой болью. Он тряхнул головой, пытаясь прийти в себя.
— Ты по-прежнему девственница. Не волнуйся. Тот мистический мужчина, который женится на тебе, не будет разочарован. Он со слезами радостной благодарности прорвется сквозь твою девственность, лично я в этом не сомневаюсь…
— Нет.
— Что именно — нет?
— Ни один мужчина никогда не сделает этого.
— У тебя странная привычка отрицать очевидное, — вздохнул Алек, — что возбуждает во мне жгучее желание немедленно доказать тебе обратное… делом. Я бы рекомендовал вам, мистер Юджин, не давать невыполнимых обещаний, особенно если дело касается такого деликатного предмета, как ваша девственность.
— Вы сделали все, что хотели. Теперь развяжите меня.
Но вместо этого Алек снова нагнулся и поцеловал Джинни так, что она почувствовала собственный вкус во рту.
— Раскрой губы, — велел он, и Джинни повиновалась. Ей и в голову не пришло снова укусить его. Какое восхитительное ощущение! И на вкус он великолепен! Вот только внизу живота снова эта сладостно-томительная боль.
Джинни охнула.
— Хм?
— Опять начинается это.
Алек поднял голову, ухмыльнулся и легко очертил кончиками пальцев контур ее лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102