Если бы я была воспитана в большом свете, а не как дикий цветок росла в тени этого замка, я бы с детства понимала свое положение, о котором ты мне теперь напоминаешь, и, вероятно, не нарушила бы приличий, которых оно от меня требует. Если б я общалась со светскими женщинами с веселым умом и холодным сердцем, которых ты мне часто расхваливаешь, но которых я никогда не видела, и, следуя их примеру, смогла бы кем-нибудь увлечься... Да! Может быть, тогда я забыла бы прошлое, посеяла на нем новые воспоминания, как сажают цветы на могилах, а потом нарвала этих цветов и сделала себе из них бальный букет и свадебный венок. Но, к несчастью, меня стали предостерегать, когда уже нельзя было избежать опасности, мне напомнили о моем имени и положении в свете, когда я уже стала недостойной их, и теперь требуют, чтобы я думала о радостном будущем, когда сердце плачет о прошлом!..
- Что ж из этого следует? - спросил Эммануил с досадой.
- Ты должен это понять, Эммануил, ты один можешь помочь мне. Я не могу прибегнуть к помощи отца, увы! Он вряд ли узнал бы во мне свою дочь. Нет надежды у меня и на доброе отношение матушки: от одного ее взгляда кровь застывает в моих жилах, одно ее слово убивает. К тебе одному я могу обратиться, тебе одному могу сказать: "Брат, теперь ты у нас старший в доме, ты теперь должен заботиться о чести нашего имени. Я совершила недостойный поступок и наказана за него, как за преступление. Не достаточно ли этого?"
- Что же далее? - Эммануил холодно смотрел на сестру. - Говори яснее, чего ты от меня хочешь?
- Эммануил, если мне не суждено прожить жизнь с единственным человеком, которого я могу любить, то прошу тебя, умоляю не наказывать меня слишком жестоко. Матушка - да простит ее Бог! - так безжалостно отняла у меня моего ребенка, словно у нее самой никогда не было детей! И мой ребенок будет расти где-то далеко от меня, в забвении и среди чужих людей. Матушка взялась за моего сына, а ты, Эммануил, ты решил погубить его отца и поступил с ним так жестоко, как нельзя поступать, я не говорю уже человеку с человеком, даже судье с преступником. Теперь вы оба объединились против меня и хотите подвергнуть пытке, выдержать которой я не в состоянии. Именем нашего детства, которое мы провели в одной колыбели, нашей юности, которая протекала под одной кровлей, именем нашего родства заклинаю тебя: отпусти меня в монастырь! Там, клянусь тебе, оплакивая свой проступок на коленях перед господом, я буду молить его в награду за мои слезы и страдания возвратить рассудок нашему отцу, наделить матушку душевным спокойствием и благополучием, осыпать тебя, Эммануил, почестями, славой, богатством! Умоляю тебя, позволь мне это сделать!
- Хорошо придумано, сестрица! Пусть в свете говорят, что я пожертвовал сестрой ради своего возвышения, стал наследником ее состояния еще при жизни несчастной. Ты с ума сошла! Это невозможно!
- Выслушай, что я тебе еще скажу, Эммануил, - Маргарита оперлась о спинку стула, который стоял подле нее.
- Что еще? Говори!
- Скажи, если ты кому-нибудь даешь слово, ты ведь его держишь?
- Я дворянин.
- Ну, так посмотри на этот браслет...
- Вижу. И что же в нем замечательного?
- Он заперт ключом, ключ от него на перстне, этот перстень отдан вместе с моим словом, и я буду считать себя свободной только в том случае, если он вернется ко мне.
- А у кого же этот ключ?
- У человека, который по твоей и матушкиной милости так далеко, что послать за ключом невозможно. Он в Кайенне.
- Да ты побудь только два месяца замужем, - сказал Эммануил и иронической улыбкой, - и этот браслет так тебе надоест, что сама захочешь его скинуть.
- Я, кажется, говорила тебе, что он заперт.
- А разве ты не знаешь, что делают, когда теряют ключ от двери и не могут попасть домой? Посылают за слесарем!
- Слушай внимательно, Эммануил, - сказала Маргарита, повысив голос и торжественно протягивая к брату руку. - Чтобы снять браслет, вам придется послать за палачом. Эта рука не достанется никому, если только ее не отрубят.
- Тише! Ради бога тише! - Эммануил вскочил и с беспокойством посмотрел на дверь кабинета.
- Ну вот, все кончено, - грустно сказала Маргарита. - Я надеялась только на тебя, Эммануил. Я знаю, что ты не в состоянии понять глубокого чувства, но ты не зол. Мне очень плохо... Ты видишь, я говорю правду: это замужество - моя гибель! Для меня легче монастырь, нищета, даже смерть. А тебе трудно даже выслушать меня, ты не хочешь понять свою родную сестру. Теперь я пойду к тому, за кого вы хотите меня выдать, и объясню, как бесчестно будет для него жениться на мне против моей воли. Если мне это не удастся, я ему во всем признаюсь, расскажу о моей любви, о ребенке. Да, я скажу ему, что у меня есть сын, хоть вы его у меня похитили и я не могу его видеть. Но он жив, я это знаю! Смерть ребенка не может не отозваться в сердце матери. Если и это не подействует, я скажу, что и теперь люблю, а его не могу, никогда не буду любить.
- Пожалуйста, говори ему что хочешь! - сказал Эммануил с досадой. Нынче вечером мы подпишем твой брачный договор, а завтра ты станешь баронессой Лектур.
- Что ж, ты сделаешь меня несчастнейшей из женщин! - ответила Маргарита. - Я никогда уже не смогу ни любить брата, ни уважать мужа! Прощай, Эммануил, но не забудь: брачный договор еще не подписан!
Маргарита вышла из кабинета с выражением глубокого холодного отчаяния на лице, не увидеть которого было невозможно. Эммануил смотрел ей вслед с беспокойством; он считал уже, что одержал победу, а теперь видел, что придется выдержать еще упорную борьбу с этим хрупким существом.
Некоторое время граф сидел безмолвно и неподвижно, потом обернулся и увидел стоящего в дверях кабинета капитана Поля. Эммануил совсем забыл о госте, однако тут же вспомнил не только о его присутствии, но и о том, как важно для него в подобных обстоятельствах иметь бумаги, которые предлагал моряк. Граф поспешно сел к столу, схватил перо и бумагу и быстро проговорил Полю:
- Теперь мы одни и можем кончить наше дело. Каких обязательств вы от меня требуете? Диктуйте, я буду писать.
- Не нужно, - сказал холодно капитан.
- Не нужно?
- Я изменил свои намерения.
- Что это значит? - спросил Эммануил, испугавшись последствий, которые могла повлечь за собой эта неожиданная фраза.
- Ребенку я дам сто тысяч, а сестре вашей отыщу мужа, - сказал Поль с холодной решительностью.
- Кто вы ей? - закричал, не выдержав, Эммануил. - Кто вы такой, что осмеливаетесь располагать судьбой моей сестры, которая совсем вас не знает, никогда не видела?
- Кто я? - переспросил Поль, улыбаясь. - Признаюсь вам, что я об этом так же мало знаю, как и вы. Рождение мое - тайна, которая откроется, когда вашему покорному слуге стукнет двадцать пять лет.
- Когда же это произойдет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35