Она тоже была во вчерашнем платье. Сон пролетел над землей, миновав замок Оре.
- Подойти ближе, - сказала маркиза.
Маргарита сделала шаг вперед.
- Отчего, - продолжала маркиза, - ты так бледна и расстроена?
- Maman!.. - прошептала сухими губами Маргарита.
- Говори!
- Смерть отца... быстрая и неожиданная... - заговорила Маргарита. Ах, как много я в эту ночь выдержала!
- Да, - сказала маркиза глухим голосом, устремив на Маргариту взгляд, в котором затеплилась искра тепла, - да, молодое деревце гнется и облетает под порывами ветра, один только старый дуб выдерживает всю ярость бури. Я тоже, Маргарита, много страдала! Я тоже провела ужасную ночь, но посмотри на меня: видишь, я спокойна.
- У вас душа сильная и твердая, матушка, - сказала Маргарита, - но не требуйте той же твердости и силы от других людей, вы только разобьете их души.
- Но я и требую от тебя только повиновения, - сказала маркиза, опустив руку на стол. - Маргарита, твой отец умер, теперь старший в нашей семье Эммануил. Ты сейчас должна ехать с ним в Ренн.
- Я?! - удивилась девушка. - Мне ехать в Ренн? Зачем же?
- Затем, что наша часовня слишком мала, чтобы справлять в ней вместе и свадьбу дочери и погребение отца!
- Матушка, - сказала Маргарита умоляюще, - мне кажется, приличия да и совесть требуют, чтобы эти церемонии происходили не так быстро одна за другой.
- Приличия и совесть повелевают исполнять последнюю волю умерших, холодно произнесла маркиза не допускающим возражения тоном. - Посмотри на этот договор. Видишь: отец твой подписал первые буквы своего имени.
- Но позвольте спросить, матушка, разве отец был в здравом уме и повиновался своей воле, когда он начал писать эту строку, прерванную смертью?
- Не знаю, - ответила надменно маркиза, - не знаю. Знаю только, что родители, пока они живы, властны над судьбами своих детей. Долг заставлял делать меня ужасные вещи, и я их делала. Повинуйся и ты!
- Матушка! - Маргарита стояла, не трогаясь с места, и говорила необычным для нее решительным голосом. - Матушка, вот уже три дня, как я вся в слезах, совершенно отчаявшись, ползаю на коленях от ног Эммануила к ногам отца. Никто меня не выслушал, потому что мои слова заглушал голос честолюбия или помешательства. Наконец я дошла до вас, матушка. Теперь мы остались с вами лицом к лицу. Теперь только вас могу я умолять, и вы должны меня выслушать. Послушайте же, что я вам скажу! Если б я должна была принести в жертву вашей воле только свое счастье, я бы им пожертвовала, только мою любовь, я бы и ею пожертвовала, но я должна пожертвовать вам... сыном! Вы мать. Я тоже.
- Мать!.. Мать!.. - раздраженно проговорила маркиза. - Но рождение твоего ребенка - преступление!
- Пусть так, но я все же мать, а материнские чувства всегда священны. Скажите же мне - вы должны знать это лучше, чем я... - скажите мне: если те, которым мы обязаны жизнью, получили безграничную власть над нами, то разве те, которые от вас получили жизнь, не имеют такой же власти? И если эти два голоса один другому противоречат, какому из них следует повиноваться?
- Ты никогда не услышишь голоса своего ребенка, - сказала маркиза, ты никогда его не увидишь.
- Я никогда не увижу моего сына? - воскликнула Маргарита. - Но кто же может поручиться за это, матушка?
- Он сам никогда не узнает о своем происхождении.
- А если все-таки когда-нибудь узнает? - Маргарита вся вспыхнула. Суровость маркизы заглушила в ней дочернюю почтительность. - И если он придет и спросит меня, почему я выбрала ему такую суровую судьбу?.. Это ведь может случиться, матушка. - Она взяла в руку перо. - Что ж, и теперь прикажете мне подписать?
- Подписывай! - приказала маркиза.
- Но, - продолжала Маргарита, положив на договор свою дрожащую, судорожно сжатую руку, - но если мой муж узнает о существовании этого ребенка? Если он потребует от его отца удовлетворения за пятно, наложенное на имя, на его честь? Если в поединке страшном, без свидетелей... в бою на смерть он убьет моего любовника и, измученный угрызениями совести преследуемый голосом из могилы, мой муж лишится рассудка?
- Молчи! - воскликнула маркиза в ужасе, еще не зная, случайно ли дочь говорит все это или потому, что знает ее историю. - Молчи! - повторила она.
- Так вы хотите, - не умолкала Маргарита, которая сказала уже столько, что не могла остановиться, - чтобы я, оберегая свое имя и имя других моих детей, заперлась на всю жизнь с безумным, не имея возможности никому доверить свою тайну? Покрыла сердце железной броней, чтобы ничего не чувствовать? Высушила глаза, чтобы не плакать? Так вы хотите, чтобы я при жизни мужа оделась в траур, как вдова?.. Вы хотите, чтобы волосы мои поседели двадцатью годами раньше положенного срока?
- Молчи, молчи! - В голосе маркизы угроза начинала уступать место страху. - Ни слова больше, Маргарита!
- Так вы хотите, - продолжала горяча Маргарита, не замечая ее состояния, - чтобы я ходила от одного умирающего к другому закрывать им не глаза, а рот, для того чтобы тайна моя умерла вместе с ними!..
- Молчи! - вскричала маркиза, в отчаянии ломая себе руки. - Ради всего святого молчи, Маргарита!
- Ну что ж, матушка, прикажите мне подписать, и все это сбудется: наказание за грехи родителей падет на детей до третьего и четвертого колена!
- О, праведный судья! - воскликнула маркиза, рыдая. - Неужели я еще мало была унижена, мало наказана?
Первые слезы матери охладили жар Маргариты. Она упала на колени и жалобно проговорила, став опять прежней кроткой и доброй дочерью:
- Матушка, простите меня, простите меня!
- Да, простите меня! - сказала маркиза, подходя к Маргарите. - Теперь ты просишь прощения, бесчеловечная дочь. Как ты могла взять из рук вечного правосудия бич мщения и ударить им мать по лицу?!
- Матушка, простите меня! - воскликнула Маргарита. - Я сама не знала, что говорила. Вы довели меня до отчаяния! Я была вне себя!
- Господи! - проговорила маркиза, подняв обе руки над головой Маргариты. - Ты слышал, что говорила мне моя дочь! Не смею надеяться, что ты, по своему великому милосердию, забыл слова ее, Боже мой, но в минуту кары вспомни, что я ее не проклинаю!
Она пошла к дверям. Маргарита хотела удержать мать, но маркиза обернулась к ней с таким страшным выражением в лице, что Маргарита без приказания отпустила полу ее платья, за которую было ухватилась, и осталась на коленях, без слов, в ужасном волнении.
ГЛАВА XVII
Возможно, читателю покажется странным, что после оскорбительного вызова, сделанного накануне Полем Лектуру, дуэль назначена была не на утро, но лейтенанту Вальтеру, который приходил договориться с графом д'Оре об условиях поединка, было приказано соглашаться на все условия, кроме одного: капитан хотел драться не иначе как вечером. Поль понимал, что до тех пор, пока он не развяжет узла этой семейной драмы, в которую он вмешался вначале как посторонний, жизнь его принадлежит уже не ему и он не имеет права располагать ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
- Подойти ближе, - сказала маркиза.
Маргарита сделала шаг вперед.
- Отчего, - продолжала маркиза, - ты так бледна и расстроена?
- Maman!.. - прошептала сухими губами Маргарита.
- Говори!
- Смерть отца... быстрая и неожиданная... - заговорила Маргарита. Ах, как много я в эту ночь выдержала!
- Да, - сказала маркиза глухим голосом, устремив на Маргариту взгляд, в котором затеплилась искра тепла, - да, молодое деревце гнется и облетает под порывами ветра, один только старый дуб выдерживает всю ярость бури. Я тоже, Маргарита, много страдала! Я тоже провела ужасную ночь, но посмотри на меня: видишь, я спокойна.
- У вас душа сильная и твердая, матушка, - сказала Маргарита, - но не требуйте той же твердости и силы от других людей, вы только разобьете их души.
- Но я и требую от тебя только повиновения, - сказала маркиза, опустив руку на стол. - Маргарита, твой отец умер, теперь старший в нашей семье Эммануил. Ты сейчас должна ехать с ним в Ренн.
- Я?! - удивилась девушка. - Мне ехать в Ренн? Зачем же?
- Затем, что наша часовня слишком мала, чтобы справлять в ней вместе и свадьбу дочери и погребение отца!
- Матушка, - сказала Маргарита умоляюще, - мне кажется, приличия да и совесть требуют, чтобы эти церемонии происходили не так быстро одна за другой.
- Приличия и совесть повелевают исполнять последнюю волю умерших, холодно произнесла маркиза не допускающим возражения тоном. - Посмотри на этот договор. Видишь: отец твой подписал первые буквы своего имени.
- Но позвольте спросить, матушка, разве отец был в здравом уме и повиновался своей воле, когда он начал писать эту строку, прерванную смертью?
- Не знаю, - ответила надменно маркиза, - не знаю. Знаю только, что родители, пока они живы, властны над судьбами своих детей. Долг заставлял делать меня ужасные вещи, и я их делала. Повинуйся и ты!
- Матушка! - Маргарита стояла, не трогаясь с места, и говорила необычным для нее решительным голосом. - Матушка, вот уже три дня, как я вся в слезах, совершенно отчаявшись, ползаю на коленях от ног Эммануила к ногам отца. Никто меня не выслушал, потому что мои слова заглушал голос честолюбия или помешательства. Наконец я дошла до вас, матушка. Теперь мы остались с вами лицом к лицу. Теперь только вас могу я умолять, и вы должны меня выслушать. Послушайте же, что я вам скажу! Если б я должна была принести в жертву вашей воле только свое счастье, я бы им пожертвовала, только мою любовь, я бы и ею пожертвовала, но я должна пожертвовать вам... сыном! Вы мать. Я тоже.
- Мать!.. Мать!.. - раздраженно проговорила маркиза. - Но рождение твоего ребенка - преступление!
- Пусть так, но я все же мать, а материнские чувства всегда священны. Скажите же мне - вы должны знать это лучше, чем я... - скажите мне: если те, которым мы обязаны жизнью, получили безграничную власть над нами, то разве те, которые от вас получили жизнь, не имеют такой же власти? И если эти два голоса один другому противоречат, какому из них следует повиноваться?
- Ты никогда не услышишь голоса своего ребенка, - сказала маркиза, ты никогда его не увидишь.
- Я никогда не увижу моего сына? - воскликнула Маргарита. - Но кто же может поручиться за это, матушка?
- Он сам никогда не узнает о своем происхождении.
- А если все-таки когда-нибудь узнает? - Маргарита вся вспыхнула. Суровость маркизы заглушила в ней дочернюю почтительность. - И если он придет и спросит меня, почему я выбрала ему такую суровую судьбу?.. Это ведь может случиться, матушка. - Она взяла в руку перо. - Что ж, и теперь прикажете мне подписать?
- Подписывай! - приказала маркиза.
- Но, - продолжала Маргарита, положив на договор свою дрожащую, судорожно сжатую руку, - но если мой муж узнает о существовании этого ребенка? Если он потребует от его отца удовлетворения за пятно, наложенное на имя, на его честь? Если в поединке страшном, без свидетелей... в бою на смерть он убьет моего любовника и, измученный угрызениями совести преследуемый голосом из могилы, мой муж лишится рассудка?
- Молчи! - воскликнула маркиза в ужасе, еще не зная, случайно ли дочь говорит все это или потому, что знает ее историю. - Молчи! - повторила она.
- Так вы хотите, - не умолкала Маргарита, которая сказала уже столько, что не могла остановиться, - чтобы я, оберегая свое имя и имя других моих детей, заперлась на всю жизнь с безумным, не имея возможности никому доверить свою тайну? Покрыла сердце железной броней, чтобы ничего не чувствовать? Высушила глаза, чтобы не плакать? Так вы хотите, чтобы я при жизни мужа оделась в траур, как вдова?.. Вы хотите, чтобы волосы мои поседели двадцатью годами раньше положенного срока?
- Молчи, молчи! - В голосе маркизы угроза начинала уступать место страху. - Ни слова больше, Маргарита!
- Так вы хотите, - продолжала горяча Маргарита, не замечая ее состояния, - чтобы я ходила от одного умирающего к другому закрывать им не глаза, а рот, для того чтобы тайна моя умерла вместе с ними!..
- Молчи! - вскричала маркиза, в отчаянии ломая себе руки. - Ради всего святого молчи, Маргарита!
- Ну что ж, матушка, прикажите мне подписать, и все это сбудется: наказание за грехи родителей падет на детей до третьего и четвертого колена!
- О, праведный судья! - воскликнула маркиза, рыдая. - Неужели я еще мало была унижена, мало наказана?
Первые слезы матери охладили жар Маргариты. Она упала на колени и жалобно проговорила, став опять прежней кроткой и доброй дочерью:
- Матушка, простите меня, простите меня!
- Да, простите меня! - сказала маркиза, подходя к Маргарите. - Теперь ты просишь прощения, бесчеловечная дочь. Как ты могла взять из рук вечного правосудия бич мщения и ударить им мать по лицу?!
- Матушка, простите меня! - воскликнула Маргарита. - Я сама не знала, что говорила. Вы довели меня до отчаяния! Я была вне себя!
- Господи! - проговорила маркиза, подняв обе руки над головой Маргариты. - Ты слышал, что говорила мне моя дочь! Не смею надеяться, что ты, по своему великому милосердию, забыл слова ее, Боже мой, но в минуту кары вспомни, что я ее не проклинаю!
Она пошла к дверям. Маргарита хотела удержать мать, но маркиза обернулась к ней с таким страшным выражением в лице, что Маргарита без приказания отпустила полу ее платья, за которую было ухватилась, и осталась на коленях, без слов, в ужасном волнении.
ГЛАВА XVII
Возможно, читателю покажется странным, что после оскорбительного вызова, сделанного накануне Полем Лектуру, дуэль назначена была не на утро, но лейтенанту Вальтеру, который приходил договориться с графом д'Оре об условиях поединка, было приказано соглашаться на все условия, кроме одного: капитан хотел драться не иначе как вечером. Поль понимал, что до тех пор, пока он не развяжет узла этой семейной драмы, в которую он вмешался вначале как посторонний, жизнь его принадлежит уже не ему и он не имеет права располагать ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35