Вы ничего не питаете к этим троим, лишь бы они удовлетворяли каким-то вашим требованиям. Меня интересует, если хотите, на каком главном требовании вы сосредоточили свое внимание.
Раздражение захлестнуло ее — она чувствовала, как оно расправляет крылья, и попыталась спрятать его поглубже, но оно не подчинилось ее воле и вырвалось на свободу.
Это был не просто факт, что он и в самом деле хорошо ее понимал, — так же хорошо, как это всегда без усилий удавалось Фабиану. И хотя по трезвом размышлении она понимала, что он прав, сравнивая ее с ними, это ей совсем не понравилось, и ей не хотелось слышать так равнодушно высказанную им правду. Но не это привело ее в бешенство.
Это была реакция на его прикосновение, на тепло его пальцев, вцепившихся в ее подбородок, трепет ее сердца, прерывистое дыхание, тепло, разлившееся по телу. Мгновенное узнавание, вспышка огня, не угасшего со временем.
Ее избранники больше не существовали для нее. Прикосновение Фабиана не заставляло ее сердце трепетать. Но этот человек, его прикосновение, сводили ее с ума.
Сумасшествие.
— Раз уж вы настолько невоспитанны, что продолжаете настаивать, я расскажу вам. — «Сумасшествие делать это, но больше невозможно сопротивляться». — Я решила проверить, как прикосновение каждого из этих джентльменов действует на меня. — Она вырвала из его пальцев свой подбородок и с вызовом взглянула на него. — Это, в конце концов, никому не запрещается.
Его лицо превратилось в холодную маску, и она ничего не сумела прочитать в его глазах.
— Уэр — его прикосновение подействовало на вас? — Его голос стал грубее, и по спине ее поползли мурашки.
— Я танцевала с ним, гуляла, но ничего не почувствовала, когда он дотрагивался до меня. — Удовлетворение промелькнуло в глазах Себастьяна, и она злорадно добавила: — Поэтому лорд Уэр пока что единственный, кто остался в моем окончательном списке.
— Вы не будете пытаться подвергать испытанию Этельбрайта и Мортингдейла.
Те, кто знал его, не смогли бы принять эти слова за вопрос. Это был приказ, но Хелена решилась возразить:
— Конечно же, я испытаю их. Как иначе я смогу принять решение. — После столь вызывающего ответа она свернула на тропинку, ведущую к выходу. — А сейчас, когда я все рассказала вам, вы должны сдержать свое слово и позволить мне вернуться в зал. — Чувствуя, что выиграла этот раунд, она сделала несколько шагов.
— Хелена!
Грозное предупреждение. Она не остановилась.
— Мадам Тьерри наверняка волнуется.
— Проклятие! — Он сорвался с места и настиг ее. — Вы не можете быть такой безмозглой…
— Я не безмозглая!
— Только вообразите, как после вашей неудачи с Маркемом эти мужчины заключат вас в свои объятия!
Он цедил слова сквозь зубы, и это было для нее как бальзам.
— Я не поощряла Маркема быть таким… Он сам привел меня сюда, а потом позволил себе лишнее. Я ведь не могла знать, что он не джентльмен.
— Вы еще многого не знаете, — прозвучал за ее спиной голос Себастьяна. — Я хочу, чтобы вы пообещали мне не испытывать Этельбрайта и Мортингдейла, оставаясь наедине с каждым из них, и любое испытание вы будете проводить посреди этого проклятого бального зала на виду у всех.
Она сделала вид, что задумалась, потом покачала головой. Впереди уже виднелась стеклянная дверь.
— Не думаю, что могу вам обещать. У меня осталось слишком мало времени. Кто знает, что будет дальше…
Она не успела ни вздохнуть, ни закричать, потому что Себастьян схватил ее, развернул к себе и прижал к стене рядом с дверью. Тонкая планка проходила вдоль всей стены, и она вжалась в нее, широко распахнув глаза, в которых появился страх.
Он схватил ее за руки и поднял их над ее головой.
Она прерывисто вздохнула.
Он наклонился к ее лицу.
Заключил ее словно в тюрьму.
Поймал в ловушку.
Она едва дышала, не зная, покориться ли ей или его оттолкнуть. Его сила давила на нее, удерживала ее, заставляла дрожать. Не более дюйма разделяло их тела — она всем своим существом чувствовала его тепло.
Ему оставалось только слегка наклониться, чтобы заглянуть ей в глаза, что он и сделал, и их взгляды сцепились. Черты его лица словно были высечены из гранита.
— Ты должна обещать мне, что больше не будешь устраивать никаких испытаний — разве что на публике.
Ее горячий нрав восстал против его воли. Он горел в ее глазах, когда она попыталась вырваться из его тисков. Его пальцы сжались крепче, чтобы она не смогла вырваться, но не настолько, чтобы она могла обвинить его в том, что он причиняет ей боль. Она не осмеливалась оторвать тело от стены, а если бы осмелилась, то двинулась бы на него.
— Мужчины! — Она выплюнула это слово как ругательство прямо ему в лицо. — Все вы одинаковы! Вам нельзя, доверять!
Она задела его за живое. Это было видно по сверканию его глаз, по сжатым губам.
— Мы не все одинаковы, — отчеканил он.
Она сердито выгнула бровь:
— Вы хотите сказать, что я могу доверять вам?
— Да! — Он как будто бросил в нее это слово, и оно ударило в нее, и ее голова закружилась. И тут же его голос смягчился: — В вашем случае — да.
Ее сердце забилось где-то в горле. Потрясенная, она заглянула ему в глаза. Он не лгал, хотя все еще был так же сердит, как и она. Но теперь она знала правду, потому что у него не было причины ей лгать. Но что же это за причина?
— Почему? — спросила она, надеясь найти ответ на его лице, но оно вновь превратилось в непробиваемую маску.
Себастьян знал ответ, несмотря на гнев, он чувствовал его приближение, но старался его контролировать.
Она отказалась пойти с ним, позволить ему поговорить с ней наедине, почувствовать ее, несмотря на то, что его намерения были на сей раз благородными. Вместо этого она, похлопав Себастьяна по плечу, ускользнула от него.
Его охватила холодная ярость. Почему? Потому что она значила для него гораздо больше, чем любая из тех женщин, которые у него были раньше.
Он наблюдал, как она и Маркем покинули бальный зал, и последовал за ними, чтобы быть уверенным, что ничего не случится. Только для того, чтобы узнать… только поэтому…
Мысль о том, что она добровольно поставит себя в положение, когда Маркем захочет ее оскорбить, не приходила ему в голову.
Почему?
Потому что он любил.
Осознание этого факта потрясло его, лишило дара речи, он попытался отвлечь ее оттого, что сам только что осознал, и пока не хотел, чтобы она это увидела.
Ее глаза были широкими зелеными озерами — легко прочитать, легко утонуть. Она попалась, она была очарована, пленена.
Так же как и он.
Он глубоко дышал, чтобы прояснить сознание и вернуть себе способность думать.
Ее кожа излучала тепло, ее французские духи с запахом розы щекотали ему ноздри, туманили сознание.
Их лица были рядом, тела были рядом — настолько близко, что она чувствовала перемены в его сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Раздражение захлестнуло ее — она чувствовала, как оно расправляет крылья, и попыталась спрятать его поглубже, но оно не подчинилось ее воле и вырвалось на свободу.
Это был не просто факт, что он и в самом деле хорошо ее понимал, — так же хорошо, как это всегда без усилий удавалось Фабиану. И хотя по трезвом размышлении она понимала, что он прав, сравнивая ее с ними, это ей совсем не понравилось, и ей не хотелось слышать так равнодушно высказанную им правду. Но не это привело ее в бешенство.
Это была реакция на его прикосновение, на тепло его пальцев, вцепившихся в ее подбородок, трепет ее сердца, прерывистое дыхание, тепло, разлившееся по телу. Мгновенное узнавание, вспышка огня, не угасшего со временем.
Ее избранники больше не существовали для нее. Прикосновение Фабиана не заставляло ее сердце трепетать. Но этот человек, его прикосновение, сводили ее с ума.
Сумасшествие.
— Раз уж вы настолько невоспитанны, что продолжаете настаивать, я расскажу вам. — «Сумасшествие делать это, но больше невозможно сопротивляться». — Я решила проверить, как прикосновение каждого из этих джентльменов действует на меня. — Она вырвала из его пальцев свой подбородок и с вызовом взглянула на него. — Это, в конце концов, никому не запрещается.
Его лицо превратилось в холодную маску, и она ничего не сумела прочитать в его глазах.
— Уэр — его прикосновение подействовало на вас? — Его голос стал грубее, и по спине ее поползли мурашки.
— Я танцевала с ним, гуляла, но ничего не почувствовала, когда он дотрагивался до меня. — Удовлетворение промелькнуло в глазах Себастьяна, и она злорадно добавила: — Поэтому лорд Уэр пока что единственный, кто остался в моем окончательном списке.
— Вы не будете пытаться подвергать испытанию Этельбрайта и Мортингдейла.
Те, кто знал его, не смогли бы принять эти слова за вопрос. Это был приказ, но Хелена решилась возразить:
— Конечно же, я испытаю их. Как иначе я смогу принять решение. — После столь вызывающего ответа она свернула на тропинку, ведущую к выходу. — А сейчас, когда я все рассказала вам, вы должны сдержать свое слово и позволить мне вернуться в зал. — Чувствуя, что выиграла этот раунд, она сделала несколько шагов.
— Хелена!
Грозное предупреждение. Она не остановилась.
— Мадам Тьерри наверняка волнуется.
— Проклятие! — Он сорвался с места и настиг ее. — Вы не можете быть такой безмозглой…
— Я не безмозглая!
— Только вообразите, как после вашей неудачи с Маркемом эти мужчины заключат вас в свои объятия!
Он цедил слова сквозь зубы, и это было для нее как бальзам.
— Я не поощряла Маркема быть таким… Он сам привел меня сюда, а потом позволил себе лишнее. Я ведь не могла знать, что он не джентльмен.
— Вы еще многого не знаете, — прозвучал за ее спиной голос Себастьяна. — Я хочу, чтобы вы пообещали мне не испытывать Этельбрайта и Мортингдейла, оставаясь наедине с каждым из них, и любое испытание вы будете проводить посреди этого проклятого бального зала на виду у всех.
Она сделала вид, что задумалась, потом покачала головой. Впереди уже виднелась стеклянная дверь.
— Не думаю, что могу вам обещать. У меня осталось слишком мало времени. Кто знает, что будет дальше…
Она не успела ни вздохнуть, ни закричать, потому что Себастьян схватил ее, развернул к себе и прижал к стене рядом с дверью. Тонкая планка проходила вдоль всей стены, и она вжалась в нее, широко распахнув глаза, в которых появился страх.
Он схватил ее за руки и поднял их над ее головой.
Она прерывисто вздохнула.
Он наклонился к ее лицу.
Заключил ее словно в тюрьму.
Поймал в ловушку.
Она едва дышала, не зная, покориться ли ей или его оттолкнуть. Его сила давила на нее, удерживала ее, заставляла дрожать. Не более дюйма разделяло их тела — она всем своим существом чувствовала его тепло.
Ему оставалось только слегка наклониться, чтобы заглянуть ей в глаза, что он и сделал, и их взгляды сцепились. Черты его лица словно были высечены из гранита.
— Ты должна обещать мне, что больше не будешь устраивать никаких испытаний — разве что на публике.
Ее горячий нрав восстал против его воли. Он горел в ее глазах, когда она попыталась вырваться из его тисков. Его пальцы сжались крепче, чтобы она не смогла вырваться, но не настолько, чтобы она могла обвинить его в том, что он причиняет ей боль. Она не осмеливалась оторвать тело от стены, а если бы осмелилась, то двинулась бы на него.
— Мужчины! — Она выплюнула это слово как ругательство прямо ему в лицо. — Все вы одинаковы! Вам нельзя, доверять!
Она задела его за живое. Это было видно по сверканию его глаз, по сжатым губам.
— Мы не все одинаковы, — отчеканил он.
Она сердито выгнула бровь:
— Вы хотите сказать, что я могу доверять вам?
— Да! — Он как будто бросил в нее это слово, и оно ударило в нее, и ее голова закружилась. И тут же его голос смягчился: — В вашем случае — да.
Ее сердце забилось где-то в горле. Потрясенная, она заглянула ему в глаза. Он не лгал, хотя все еще был так же сердит, как и она. Но теперь она знала правду, потому что у него не было причины ей лгать. Но что же это за причина?
— Почему? — спросила она, надеясь найти ответ на его лице, но оно вновь превратилось в непробиваемую маску.
Себастьян знал ответ, несмотря на гнев, он чувствовал его приближение, но старался его контролировать.
Она отказалась пойти с ним, позволить ему поговорить с ней наедине, почувствовать ее, несмотря на то, что его намерения были на сей раз благородными. Вместо этого она, похлопав Себастьяна по плечу, ускользнула от него.
Его охватила холодная ярость. Почему? Потому что она значила для него гораздо больше, чем любая из тех женщин, которые у него были раньше.
Он наблюдал, как она и Маркем покинули бальный зал, и последовал за ними, чтобы быть уверенным, что ничего не случится. Только для того, чтобы узнать… только поэтому…
Мысль о том, что она добровольно поставит себя в положение, когда Маркем захочет ее оскорбить, не приходила ему в голову.
Почему?
Потому что он любил.
Осознание этого факта потрясло его, лишило дара речи, он попытался отвлечь ее оттого, что сам только что осознал, и пока не хотел, чтобы она это увидела.
Ее глаза были широкими зелеными озерами — легко прочитать, легко утонуть. Она попалась, она была очарована, пленена.
Так же как и он.
Он глубоко дышал, чтобы прояснить сознание и вернуть себе способность думать.
Ее кожа излучала тепло, ее французские духи с запахом розы щекотали ему ноздри, туманили сознание.
Их лица были рядом, тела были рядом — настолько близко, что она чувствовала перемены в его сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66