ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Полночь не наступала долго.
Амелия ждала с притворным терпением во время чаепития, за которым последовало несколько часов игры в шарады, потом покорно переоделась и во время обеда позволила мистеру Помфрету себя развлекать.
Когда Люк подошел к ней в гостиной, она подавила облегченный вздох, надеясь, что он обратит на нее внимание, но он только стоял рядом с ней и болтал с леди Хилборо, мисс Куигли и ее женихом, сэром Реджинальдом Боуном.
Амелия все ждала. Он ведь хотел поговорить с ней, он был настойчив и раздражен, готов был о чем-то спорить. Теперь он вел себя спокойно, как всегда, словно никакой злости — или неистовства — не было под его маской искушенного человека. Она сглотнула комок, потом чуть не застонала вслух, когда, всплеснув руками, леди Хайтем заставила их идти слушать какую-то музыку.
Музыка? Сейчас? О Боже…
Но ни одно милосердное божество не вняло ее мольбе — пришлось выдержать целых два часа арфы, фортепиано и клавесина и даже самой внести в это лепту, правда, откровенно скупую. Она уже была не молодая леди, которой хочется произвести впечатление на вероятных поклонников своими талантами. К тому же ее будущий муж, как она знала, не очень-то любит музыку, и ее мастерское владение клавиатурой вряд ли что-то исправит.
Когда она вернулась к своему стулу в заднем ряду, Люк, удобно расположившийся на соседнем стуле, вытянув свои длинные ноги и скрестив их, встретился с ней взглядом:
— Этим вполне можно потешить сердце дикаря.
Со спокойной нарочитостью она села и сообщила ему:
— Я бы предпочла его возбудить.
Ему пришлось подавить удивленный смех, и от этого звука ей стало немного легче.
Некоторое время спустя, в момент особенно шумного крещендо, он прошептал:
— Вы получили мою записку?
Она искоса взглянула на него — он смотрел перед собой, на пианиста.
— Да.
— Хорошо. В таком случае… — Он выпрямился на стуле. — Я ухожу — с меня хватит. — Его пальцы сомкнулись на ее запястье, его глаза встретились с ее глазами, он поднял ее руку и на мгновение сжал пальцы. — Встретимся позже.
И с этим обещанием — его истинная природа читалась в его глазах — он отпустил ее, встал и беспрепятственно покинул комнату.
Она проследила за ним, жалея, что сама не может последовать за Люком. Потом с покорным вздохом уселась поудобнее, чтобы прослушать программу до конца.
Хорошо, что она так сделала. Когда леди наконец заявили, что они удаляются, она отметила, что леди Хилборо, леди Макинтош и прочие им подобные дали понять, что заметили это — она все еще среди них, а Люка нет. Вот и прекрасно. Эти леди больше всех остальных заслуживают звания сплетниц и, без сомнения, вернувшись в Лондон, перечислят все подозрительные случаи, густо приукрасив их, всему светскому обществу.
Хотя все об этом знают и ждут скандальных событий на приеме в загородном доме, это не означает, что тот, кто позволит себе что-то, может надеяться избегнуть цензуры света, коль скоро у него недостанет ума, чтобы остаться незамеченным. Пока что они с Люком не дали никаких поводов для сплетен.
Поднимаясь по лестнице вместе со своей матерью и матерью Люка, Амелия поняла, что он твердо решил и дальше вести дело таким образом. И согласилась с ним. И потому за час до полуночи, когда в доме все стихло, она собрала остатки терпения. И стала ждать.
Ее разбудило постукивание в окно. Она задремала в кресле перед камином. Она посмотрела на часы, щурясь при слабом свете единственной свечи, — было десять минут после полуночи.
Тихий стук повторился; она оглянулась на дверь, но звук определенно доносился от занавешенных окон.
Поднявшись, она успокоила себя тем, что еще раньше заперла окна. Потом на цыпочках подошла к одному из них и выглянула в щель между занавесками.
Знакомая темная голова мелькала за оконным стеклом.
Пробормотав «Боже мой!», она быстро раздвинула занавески и открыла высокую створку. Люк подтянулся, сел на подоконник и перекинул ноги в комнату. Знаком велев ей молчать — она была так удивлена, что и без того молча взирала на него, — он направился к двери. Она, онемев, смотрела, как он очень-очень осторожно повернул ключ в замке. И вот он посмотрел на нее — она поняла, что он запер дверь, хотя замок даже не щелкнул.
Она подошла к подоконнику и выглянула наружу. Толстый плющ покрывал стену. Никакой тайны не было в том, как Люк добрался до ее окна. Зачем — это уже другое дело.
— Запри окно и задерни занавески.
Из полумрака за ее спиной донесся его голос, тихий и мрачный. Нервная дрожь пробежала по ее спине, и она торопливо подчинилась. Потом повернулась — и оказалась в его объятиях. Чуть отодвинувшись, Амелия взглянула на него.
— Зачем?..
— Ш-ш… — Он наклонил голову и прошептал: — Леди Макинтош сторожит внизу лестницы.
Она отпрянула:
— Не может быть!
Взгляд, который он бросил на нее, был достаточно красноречив.
— Ты ведь не думаешь, что я, рискуя сорваться, взобрался по этому дурацкому плющу только из романтических побуждений?
В голосе его прозвучало отвращение, и она засмеялась.
Он привлек ее к себе, заглушил ее смех поцелуем — поцелуем, практичность которого сразу же обернулась соблазном, легкая ласка — долгим, медленным, откровенным вторжением.
Наконец, отпустив ее губы, он прошептал:
— Нам нужно вести себя тихо.
— Тихо? — прошептала она.
Он поцеловал ее быстро, требовательно:
— Совершенно и абсолютно тихо.
Тон этой фразы, слова, произнесенные жарким шепотом, который щекотал ее жаждущие губы, дали понять, что он не забыл своего заявления, что на этот раз она будет кричать.
От этого явного противоречия нервы у нее напряглись, ей захотелось задать ему вопрос, но он снова поцеловал ее, крепко прижав к себе.
Когда он наконец остановился, чтобы дать ей вздохнуть, она прошептала:
— А я-то думала, ты хочешь поговорить.
В ответ он снова завладел ее губами. Только потом, отпустив ее — явно затем, чтобы управиться с поясом ее пеньюара, который она накинула поверх ночной рубашки, — ответил:
— Завтра. Мы поговорим завтра. А сейчас, — голос его звучал так тихо, так глубоко, что она не была уверена, слышит ли она его слова или они раздаются у нее внутри, — сейчас нам следует заняться более важными делами.
Он сорвал с нее пеньюар, а она протянула руки к его фраку. Его пальцы нетерпеливо расстегивали маленькие пуговки на ее ночной рубашке.
Не прерывая поцелуя, он подталкивал ее к кровати, пока она не уперлась бедрами в ее край. А он развел в стороны ворот ее рубашки, и она упала ей на бедра. Амелия хотела было оторваться от его губ, но он не отпускал ее, продолжая требовательно целовать, и к тому же обхватил ладонями ее груди.
Он прекрасно понимал, что делает, знал, как соединить уже известное ощущение, вызванное его губами и языком, с тем, чем занимались его руки, в симфонию, которая поначалу казалась знакомой, а потом развилась в нечто более жгучее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99