Еще с неделю или чуть больше у него не будет возможности нажать на нее. Но когда он прочно ее свяжет…
Она остановилась, делая вид, что рассматривает витрину с ножами; он смотрел на нее, смотрел, как свет играет на ее локонах.
Обман — не лучший фундамент, на котором стоит возводить здание супружества, но он ведь не лжет ей и не собирается лгать, он просто не упомянул об одном немаловажном факте. Когда она будет принадлежать ему и он будет в ней уверен, тогда он сможет сказать ей правду — когда ее сердце будет отдано ему, ей будет все равно, почему они поженились, главное, что это произошло.
Все это, конечно, не требовало ухаживаний на глазах у всех. Соблазнит ли он ее теперь или после того, как они обвенчаются, не имело никакого значения для его плана. Однако хотя он не испытывал сомнений по поводу ее уверенности, будто он женится на ней из-за денег, мысль о том, что общество будет думать так же, вызывала в нем отвращение. Это в его представлении было бы неприемлемым поведением — поведением, неподобающим для джентльмена. Если общество решит, что он женился на ней исключительно из меркантильных соображений, не испытывая настоящих чувств, это не только будет ложью, но и на ней самой отразится не лучшим образом. Особенно если вспомнить, что они идут по стопам союза Мартина и Аманды, порожденного любовью. По его мнению, Амелия заслуживает лучшего.
Надменно подняв голову, она шла впереди него. Он двинулся следом привычным неторопливым, но широким шагом и быстро нагнал ее.
Пусть она подозрительна и упряма, порывиста и нетерпелива, все равно она заслуживает того, чтобы ее обожали. Ему необходимо привязать ее к себе чем-то иным, кроме прозаического прагматизма. Сделать что-то такое, чтобы причина его женитьбы уже не имела значения.
Откладывая до времени размышления об их союзе, он надеялся, что пока все останется в зачаточном состоянии, неопределенном и, значит, не таком опасном. Откуда эта мысль явилась вдруг и сейчас, почему он сосредоточился на ней, на этом внезапном осознании, что она — единственная женщина, которая ему нужна? Она же не выказывала никаких чувств, которые бы подтверждали ее стремление к нему.
Пока не выказывала.
Нагнав Амелию, он взял ее за руку. Она повернулась к нему, и взгляды их встретились.
— Эмили и Энн меня ждут. Будет лучше, если они не увидят нас вместе.
— Интригуете?
— Вот именно. — Он посмотрел ей в глаза и поклонился. — Увидимся вечером у Маунтфордов.
Она задумалась, потом кивнула:
— До вечера.
Он сжал ей пальцы и быстро отпустил. Она отвернулась и принялась рассматривать витрину. Еще два удара сердца, и он ушел.
Был один человек, который должен был узнать правду. Вернувшись домой, Люк посмотрел на часы, затем прошел к себе в кабинет и занялся разными финансовыми делами, требующими его внимания. Когда на часах пробило четыре, он отложил бумаги и поднялся по лестнице в гостиную своей матери.
До этого часа она обычно отдыхала, но всегда вставала в четыре. Сверху, с галереи, он увидел миссис Хиггс, которая, пройдя через холл, направилась к лестнице с подносом, уставленным обильной едой. Подойдя к двери гостиной, он постучал и, услышав голос матери, вошел в комнату.
Она, судя по всему, сидела, прислонившись к спинке своего любимого кресла, но теперь выпрямилась и поправляла подушки у себя за спиной.
Все еще красивая женщина, хотя ее яркая внешность — черные волосы, светлая кожа, темно-синие глаза, как и у него, — выцвела, но осталось что-то неуловимое в ее улыбке, в прекрасных глазах, и это нравилось мужчинам и вызывало у них непреодолимое желание потакать ей во всем. Качество, о котором она не забывала, но которым, насколько ему было известно, не пользовалась после смерти его отца. Он никогда не понимал союза своих родителей, потому что мать была умна и проницательна, но при этом оставалась непоколебимо верна этому бесхребетному, никудышному человеку и даже после его смерти хранила память о нем.
Она увидела его и подняла брови. Люк улыбнулся, вошел и придержал дверь для миссис Хиггс, которая, склонив голову, проплыла мимо него, чтобы поставить поднос на низенький столик рядом с креслом матери.
— Я принесла две чашки на всякий случай и много печенья… Вам понадобится что-нибудь еще, милорд?
— Благодарю вас, миссис Хиггс, этого вполне достаточно.
Мать тоже поблагодарила ее — улыбкой.
— Да-да, Хиггс, благодарю вас. Скажите, обед готовится так, как мы решили?
— Да, мэм. — Миссис Хиггс выпрямилась и лучезарно улыбнулась им обоим. — На дороге все спокойно, и в мире тоже все в порядке. — С этим победным сообщением она сделала неуклюжий реверанс и быстро вышла, закрыв за собой дверь.
Улыбка матери стала еще шире. Она протянула руку, и Люк пожал ее, получив в ответ крепкое пожатие ее пальцев.
— Она весь день сегодня скачет, как будто ей опять восемнадцать лет. — Подняв глаза на него, она сказала: — Ты воскресил нас к жизни, сын мой. Говорила ли я тебе, как я тобой горжусь?
Глядя в ее любящие глаза, лучистые и подозрительно блестящие, Люк подавил мальчишеское желание шаркнуть ножкой и склонить голову. Он весело улыбнулся и махнул рукой.
— Никто так не рад этому, как я.
Он сел в кресло напротив шезлонга.
Минерва окинула его проницательным взглядом, после чего протянула руку к чайнику.
— Я пригласила Роберта отобедать сегодня у нас. Стол будет накрыт к шести — для нас рановато, но ты же знаешь его характер.
Люк взял протянутую матерью чашку.
— Что с Эмили и Энн?
— Я сказала им, что они слишком часто выезжают. По скольку на сегодня у нас нет приглашений, я предложила им поспать до семи, потом пообедать у себя в комнатах и начать готовиться к балу у Маунтфордов.
Люк хмыкнул. Его матушка была таким же безжалостным манипулятором, как и он сам.
— А теперь скажи мне, — Минерва с чашкой в руках откинулась назад, отпила немного чаю и внимательно по смотрела на сына, — чем ты встревожен?
Он весело улыбнулся:
— Вряд ли это можно назвать тревогой — я решил жениться.
Минерва заморгала, замерев, и наконец изумленно распахнула глаза.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но не слишком ли это внезапное решение?
— И да, и нет. — Он поставил на стол чашку, размышляя о том, как бы ему изловчиться и не слишком откровенничать. Его мать бывала на редкость проницательна, особенно когда дело касалось ее отпрысков. Единственный, кого она не могла раскусить с присущей ей легкостью, был его брат Эдвард, недавно высланный из страны за преступления, мотивов которых они так и не поняли.
Отбросив мысли об Эдварде, Люк устремил взгляд на мать.
— Как тебе известно, до вчерашнего дня мое положение было таково, что я просто не мог думать о женитьбе. А на леди, о которой идет речь, я обратил внимание уже некоторое время назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Она остановилась, делая вид, что рассматривает витрину с ножами; он смотрел на нее, смотрел, как свет играет на ее локонах.
Обман — не лучший фундамент, на котором стоит возводить здание супружества, но он ведь не лжет ей и не собирается лгать, он просто не упомянул об одном немаловажном факте. Когда она будет принадлежать ему и он будет в ней уверен, тогда он сможет сказать ей правду — когда ее сердце будет отдано ему, ей будет все равно, почему они поженились, главное, что это произошло.
Все это, конечно, не требовало ухаживаний на глазах у всех. Соблазнит ли он ее теперь или после того, как они обвенчаются, не имело никакого значения для его плана. Однако хотя он не испытывал сомнений по поводу ее уверенности, будто он женится на ней из-за денег, мысль о том, что общество будет думать так же, вызывала в нем отвращение. Это в его представлении было бы неприемлемым поведением — поведением, неподобающим для джентльмена. Если общество решит, что он женился на ней исключительно из меркантильных соображений, не испытывая настоящих чувств, это не только будет ложью, но и на ней самой отразится не лучшим образом. Особенно если вспомнить, что они идут по стопам союза Мартина и Аманды, порожденного любовью. По его мнению, Амелия заслуживает лучшего.
Надменно подняв голову, она шла впереди него. Он двинулся следом привычным неторопливым, но широким шагом и быстро нагнал ее.
Пусть она подозрительна и упряма, порывиста и нетерпелива, все равно она заслуживает того, чтобы ее обожали. Ему необходимо привязать ее к себе чем-то иным, кроме прозаического прагматизма. Сделать что-то такое, чтобы причина его женитьбы уже не имела значения.
Откладывая до времени размышления об их союзе, он надеялся, что пока все останется в зачаточном состоянии, неопределенном и, значит, не таком опасном. Откуда эта мысль явилась вдруг и сейчас, почему он сосредоточился на ней, на этом внезапном осознании, что она — единственная женщина, которая ему нужна? Она же не выказывала никаких чувств, которые бы подтверждали ее стремление к нему.
Пока не выказывала.
Нагнав Амелию, он взял ее за руку. Она повернулась к нему, и взгляды их встретились.
— Эмили и Энн меня ждут. Будет лучше, если они не увидят нас вместе.
— Интригуете?
— Вот именно. — Он посмотрел ей в глаза и поклонился. — Увидимся вечером у Маунтфордов.
Она задумалась, потом кивнула:
— До вечера.
Он сжал ей пальцы и быстро отпустил. Она отвернулась и принялась рассматривать витрину. Еще два удара сердца, и он ушел.
Был один человек, который должен был узнать правду. Вернувшись домой, Люк посмотрел на часы, затем прошел к себе в кабинет и занялся разными финансовыми делами, требующими его внимания. Когда на часах пробило четыре, он отложил бумаги и поднялся по лестнице в гостиную своей матери.
До этого часа она обычно отдыхала, но всегда вставала в четыре. Сверху, с галереи, он увидел миссис Хиггс, которая, пройдя через холл, направилась к лестнице с подносом, уставленным обильной едой. Подойдя к двери гостиной, он постучал и, услышав голос матери, вошел в комнату.
Она, судя по всему, сидела, прислонившись к спинке своего любимого кресла, но теперь выпрямилась и поправляла подушки у себя за спиной.
Все еще красивая женщина, хотя ее яркая внешность — черные волосы, светлая кожа, темно-синие глаза, как и у него, — выцвела, но осталось что-то неуловимое в ее улыбке, в прекрасных глазах, и это нравилось мужчинам и вызывало у них непреодолимое желание потакать ей во всем. Качество, о котором она не забывала, но которым, насколько ему было известно, не пользовалась после смерти его отца. Он никогда не понимал союза своих родителей, потому что мать была умна и проницательна, но при этом оставалась непоколебимо верна этому бесхребетному, никудышному человеку и даже после его смерти хранила память о нем.
Она увидела его и подняла брови. Люк улыбнулся, вошел и придержал дверь для миссис Хиггс, которая, склонив голову, проплыла мимо него, чтобы поставить поднос на низенький столик рядом с креслом матери.
— Я принесла две чашки на всякий случай и много печенья… Вам понадобится что-нибудь еще, милорд?
— Благодарю вас, миссис Хиггс, этого вполне достаточно.
Мать тоже поблагодарила ее — улыбкой.
— Да-да, Хиггс, благодарю вас. Скажите, обед готовится так, как мы решили?
— Да, мэм. — Миссис Хиггс выпрямилась и лучезарно улыбнулась им обоим. — На дороге все спокойно, и в мире тоже все в порядке. — С этим победным сообщением она сделала неуклюжий реверанс и быстро вышла, закрыв за собой дверь.
Улыбка матери стала еще шире. Она протянула руку, и Люк пожал ее, получив в ответ крепкое пожатие ее пальцев.
— Она весь день сегодня скачет, как будто ей опять восемнадцать лет. — Подняв глаза на него, она сказала: — Ты воскресил нас к жизни, сын мой. Говорила ли я тебе, как я тобой горжусь?
Глядя в ее любящие глаза, лучистые и подозрительно блестящие, Люк подавил мальчишеское желание шаркнуть ножкой и склонить голову. Он весело улыбнулся и махнул рукой.
— Никто так не рад этому, как я.
Он сел в кресло напротив шезлонга.
Минерва окинула его проницательным взглядом, после чего протянула руку к чайнику.
— Я пригласила Роберта отобедать сегодня у нас. Стол будет накрыт к шести — для нас рановато, но ты же знаешь его характер.
Люк взял протянутую матерью чашку.
— Что с Эмили и Энн?
— Я сказала им, что они слишком часто выезжают. По скольку на сегодня у нас нет приглашений, я предложила им поспать до семи, потом пообедать у себя в комнатах и начать готовиться к балу у Маунтфордов.
Люк хмыкнул. Его матушка была таким же безжалостным манипулятором, как и он сам.
— А теперь скажи мне, — Минерва с чашкой в руках откинулась назад, отпила немного чаю и внимательно по смотрела на сына, — чем ты встревожен?
Он весело улыбнулся:
— Вряд ли это можно назвать тревогой — я решил жениться.
Минерва заморгала, замерев, и наконец изумленно распахнула глаза.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но не слишком ли это внезапное решение?
— И да, и нет. — Он поставил на стол чашку, размышляя о том, как бы ему изловчиться и не слишком откровенничать. Его мать бывала на редкость проницательна, особенно когда дело касалось ее отпрысков. Единственный, кого она не могла раскусить с присущей ей легкостью, был его брат Эдвард, недавно высланный из страны за преступления, мотивов которых они так и не поняли.
Отбросив мысли об Эдварде, Люк устремил взгляд на мать.
— Как тебе известно, до вчерашнего дня мое положение было таково, что я просто не мог думать о женитьбе. А на леди, о которой идет речь, я обратил внимание уже некоторое время назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99