“Трэвис, – горько подумала она. – Всегда Трэвис – я не могу вздохнуть, чтобы не вспомнить о нем, и куда бы ни посмотрела, повсюду он. Все напоминает о нем”.
Она обернулась к Эшкрофту, похожему сейчас на снятое молоко.
– Думаю, я догадалась, почему тебе не понравились слайды, но хотелось бы услышать это от тебя. Тогда исключится возможность ошибки.
Эшкрофт пожал плечами.
– Не знаю, как объяснить это, крошка. Твои картины такие же холодные и пустые, как и ты сама.
* * *
Кэт стояла у стола, освещенная снизу. Она неподвижно смотрела на отвергнутые Эшкрофтом слайды, разложенные колонками на столе с подсветкой. От долгого напряжения в глазах у нее замелькали тени.
Крошечные цветные квадратики блестели, как драгоценные камни… голубые и зеленые, черные как смоль и кремовые.
Она уже не находила в своих слайдах ни привлекательности, ни красоты.
“Твои картины такие же холодные и пустые, как и ты сама”.
Теперь не приходилось гадать, почему Трэвис ушел в море, оставив ее одну. Очевидно, она неспособна доставить ему такое удовольствие, которое он подарил ей.
Холодная и пустая.
Жар страсти не распространялся за пределы ее тела. Холодная.
Золотая тень умиротворяющего наслаждения сверкала только в ее мечтах и душе. Пустая.
Кэт сжала кулаки, стараясь не заплакать от сознания собственной никчемности. Она даже не почувствовала, как ее ногти впились в ладони. Женщина не испытывала ничего, кроме горького понимания своей пустоты.
Но что-то подсказало ей, что она не одна в комнате. Кэт уловила за спиной чье-то осторожное дыхание.
“Будь ты проклят, Эшкрофт, – с ненавистью подумала она. – Что еще ты мне можешь сказать?”
Несмотря на раздражение, Кэт попыталась угадать, зачем вернулся поэт. Перед уходом он согласился, чтобы Кэт попытала счастья еще раз. Если Эшкрофт вернулся, значит, изменил свое решение. Боже, а ведь ей позарез нужны его деньги!
Тихо вздохнув, она повернулась и увидела Трэвиса, одетого во все черное, как и она сама. Он почти сливался с тускло освещенной комнатой.
– Трэвис!
Кэт едва узнала свой голос, такой же холодный чужой и далекий, как ореол вокруг луны. Этот голос предназначался для Эшкрофта, а не для Трэвиса, но она больше ничего не сказала, потому что лишилась сил. Слишком много произошло неприятных событий, и Кэт боялась даже верить в то, что Трэвис вернулся. А на сколько? На ночь? На час? На минуту?
Впрочем, это не имело значения. Ведь жизнь довольно длинная, а Трэвис не хотел соединять с ней свою жизнь.
– Я стучал, но никто не ответил, – сказал Трэвис. – Дверь была открыта, и я вошёл. – Он внимательно посмотрел на Кэт. – Что случилось?
Кэт закрыла глаза. Она снова слышала его голос, видела Трэвиса совсем рядом с собой, могла дотронуться до него, но при этом он был слишком далеко…
Холодная и пустая.
– Кэт? – нежно начал он. Трэвис постоянно представлял себе, как вернется в Лагуну, но никак не думал увидеть такое отчужденное, хрупкое и измученное создание. – Ты очень бледна, с тобой все в порядке?
– Сегодня у меня был длинный день, только всего, – беззаботно ответила Кэт.
Трэвис стоял здесь, в комнате, как будто ничего не произошло и не было этих кошмарных пяти дней.
– Просто длинный день, – повторила Кэт. Еще один в длинной череде. А каждый следующий становится все длиннее и длиннее.
Она с трудом отвела взгляд от глаз Трэвиса, голубовато-зеленых, страстных и загадочных, как ночное море. Кэт начала аккуратно собирать разложенные на столе колонки слайдов, не понравившихся Эшкрофту.
Трэвис инстинктивно протянул к Кэт руку, но потом опустил ее. Он злился на Кэт и переживал за нее. Она отказалась уплыть с ним, и сейчас Трэвис все еще не понимал, зачем снова вернулся к ней. Он знал лишь одно – у него нет другого выбора.
Это открытие беспокоило его и приводило в бешенство. Но ничто не могло убить желание Трэвиса снова увидеть Кэт. Поэтому он и вернулся к ней, поступив так, как никогда не поступал ни с одной другой женщиной.
А Кэт и с места не двинулась навстречу ему. Она ведет себя так, словно не видела его пять минут, а не целых пять дней.
Трэвис все пять дней гадал, сильно ли скучает по нему Кэт, и теперь наконец узнал это. Но то, что он увидел, не понравилось ему еще больше.
– Как твое путешествие? – спросила Кэт.
– Одинокое.
Это безжалостное слово прозвучало как пощечина. Руки у Кэт задрожали, и слайды рассыпались.
– Черт возьми! – вспылила она. – Но ты же сам бросил меня!
Трэвис пересек комнату и положил руки ей на плечи. Крепкие руки. Теплые. Знакомые; Кэт не могла унять дрожь.
– Посмотри на меня, – попросил Трэвис. Она опустила голову и неподвижно застыла. Трэвис растерялся, не понимая, почему она сердится. Ведь Кэт сама пренебрегла его просьбами, будто они – и он тоже – ничего для нее не значили. И все же, несмотря на это, разочарование и злость, кипевшие в душе Трэвиса, постепенно стихали. Аромат Кэт был таким же теплым и знакомым для него, как и рассвет, ее обаяние пленяло и очаровывало его.
В этот момент Трэвис с ненавистью подумал, что это Кэт сделала его беззащитным и ранимым. Но через мгновение он нежно прикоснулся к ней.
– Я скучал по тебе, очень сильно скучал.
– Ты уехал и скучал по своей воле.
– Я хотел, чтобы ты поехала со мной.
Кэт с трудом заставила себя посмотреть в его голубовато-зеленые глаза, сверкающие, как драгоценные камни. В них кипела злость.
– Ты не так уж хотел этого, иначе подождал бы меня. – Кэт освободилась из рук Трэвиса и снова повернулась к столу. – Но благодарю за приглашение. – Она машинально собирала слайды. – По крайней мере оно позволило мне почувствовать себя еще не совсем пропащей девкой.
Услышав тяжелый вздох Трэвиса, Кэт почти пожалела о своих словах. Почти.
Но они все-таки были правдой.
– Ты ведешь себя так, будто тебя бросили, – горько заметил Трэвис.
– А разве нет?
– Но мне пришлось уехать!
– Прекрасно. Но почему, уезжая, ты поступил так жестоко? – Кэт собирала слайды трясущимися руками.
– Жестоко? Я не…
– Разве не жестоко оставить меня одну в твоей кровати? Мне было очень тяжело идти одной к себе домой, когда все напоминало о тебе. Я прочувствовала каждый шаг той дорожки, по которой ты ушел. Ты так легко оставил меня, совершенно не задумываясь о том, каких невероятных усилий стоило мне отказаться от твоего предложения.
– Стоило тебе? Тебе?
Трэвис порывисто повернул Кэт лицом к себе. Слайды выпали у нее из рук и стали, порхая, опускаться на пол, как пестрые бабочки. Она вскрикнула и потянулась к ним, но руки Трэвиса крепко держали ее.
– Мои слайды!
– К черту слайды!
– Но они не задублированы! Если слайды испортится, мне нечем заменить их.
Но вспомнив слова Эшкрофта – “холодные и пустые”, Кэт почти повисла на руках Трэвиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70