Кейт тихо охнула при мысли о том, что еще одно знакомое лицо навсегда исчезнет из ее жизни.
— Ты заболел, Фрэнк?
Бармен вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза:
— Болен. Меня тошнит каждый раз, когда вижу, как это место каждым днем все больше приходит в запустение. Я столько гордился тем, что работал у Донована. Стоит посетителю прийти сюда несколько раз, как я стараюсь запомнить его имя и какую выпивку он предпочитает. Твой па, упокой, Господи, душу, был точно таким же во всем, что касалось его постоянных клиентов.
— Знаю, — прошептала Кейт, сжимаясь от завуалированного намека на ее некомпетентность.
— «Донован» всегда был особым местом. Даже когда папа решил сделать его рестораном высшего класса, все равно сумел сохранить уют и тепло. Придал свой, только ему при сущий стиль, и именно это влекло сюда людей. Хочу быть честным с тобой, Мэри Кейт, и высказать все, что думают те, кто проработал здесь несколько лет. У тебя нетотцовск го таланта. Мы думали иначе, но оказалось, что ошиблись.
Кейт изо всех сил старалась не разрыдаться.
— Я провожу здесь не меньше времени, чем когда-то отец, — возразила она.
— Да. Вот только душу не вкладываешь. Если бы твой отец увидел меня одного за стойкой! Уж он не стал бы пожимать плечами и отсылать меня к Луису! Из кожи вон вылез бы, но прислал бы мне помощника, а заодно поинтересовался бы, почему Луис с самого начала об этом не позаботился!
Несмотря на все старания, слезы обожгли глаза Кейт, угрожая перелиться через край, и она, поспешно отвернувшись, направилась в обеденный зал.
— Скажи Марджори, чтобы при увольнении выдала тебе жалованье за два месяца вперед, — пробормотала она, имея в виду доверенного бухгалтера, работавшую на отца более десяти лет.
— Это ты ей скажи, Мэри Кейт Донован! — злобно заорал ирландец потрясенной девушке. — Это твоя работа. Ты — босс. Не я и не Марджори!
Кейт молча кивнула, пытаясь дышать ровно и медленно, чтобы не пришлось бежать в ванную и там корчиться в приступе рвоты.
— И еще одно! — продолжал кричать Фрэнк. — Почему ты позволяешь мне разговаривать в таком тоне? Твой па никогда бы такого не спустил.
— Иди к дьяволу, — прошептала Кейт.
— Я еще не закончил! — настаивал он.
Кейт, сжав кулаки, повернулась и увидела, что он, красный от гнева, перегнулся через стойку.
— Что стряслось с твоими глазами, если ты не замечаешь, что лимоны и лаймы, которые я ставлю на стол, несвежие? Почему не мчишься на кухню, чтобы допытаться, кто и какого черта позволяет компании поставлять нам такое дерьмо?
Кейт стойко промолчала. Но все же увидела, что метрдотеля Кевина Сандовски по-прежнему не было на месте в одиннадцать двадцать пять, когда она проходила мимо его стола. На кухне она нашла его, Луиса Келларда и нескольких официантов, которые должны были заниматься последними приготовлениями в обеденном зале, а вместо этого перешучивались с кухонными работниками.
— Что здесь происходит? — осведомилась она, как ей казалось, строгим, неодобрительным тоном.
Сандовски сполз с табурета, но ей показалось, что он выразительно закатил глаза, так чтобы видели официанты. Луис Келлард посмотрел на ее выпирающий живот и сочувственно улыбнулся:
— Кейт, у меня двое детей, и я знаю, каково приходится беременной женщине. Знаю, как трудно морально и физически выносить такое состояние и одновременно справляться с работой. Не стоит зря расстраиваться. Постарайтесь не обращать внимания на пустяки.
— Я не расстраиваюсь, — бросила Кейт, не совсем понимая, искренне он пытается ее утешить или просто хочет отделаться. — Но Фрэнк О'Халлоран сказал, что мы получаем некачественные продукты. Это правда?
— Разумеется, нет, — оскорбился Луис. — Просто у нас теперь идет меньше лимонов и лаймов, чем раньше, поэтому они лежат немного дольше.
— А почему у нас идет меньше лимонов и лаймов?
— Спросите у Марджори. У нее все цифры. Она точно знает, как идут дела. Сейчас у нас некоторое затишье. Но все не так уж страшно.
Кейт кивнула и выбралась из кухни.
— Если понадоблюсь, я буду в кабинете.
Кабинет отца — теперь ее кабинет — находился неподалеку от главного обеденного зала и был отделен от него оббитым панелями коридором. Из него можно было попасть в кабинеты бухгалтера и управляющего. Лестница, ведущая из старого трактира в квартиру наверху, была закрыта, а новая — расположена рядом с кабинетом отца. Квартира до сих пор оставалась в прежнем виде, но отец редко бывал в ней и заходил только в плохую погоду, когда не хотел ехать дома или работал допоздна.
Марджори сидела за столом, увлеченно барабаня пальцами по клавиатуре калькулятора. Вся столешница была завалена раскрытыми бухгалтерскими книгами.
— Фрэнк О'Халлоран собирается увольняться, — сообщила Кейт. — Прошу вас выдать ему жалованье за два месяца вперед.
Седоволосая бухгалтер подняла глаза.
— И вы собираетесь позволить ему уволиться?
— Как я могу его остановить? — процедила Кейт, впивалаясь ногтями в ладони.
— Не знаю. Думала, может, у вас возникнет идея?
— У меня есть одна идея.
— Какая именно?
— Не мешало бы нам поставить здесь компьютер. Эти книги также устарели, как…
— Как я? — иронически докончила Марджори.
— Я не это хотела сказать.
— Ресторан подключен к компьютеру, — заверила Марджори, пожалев девушку. — Заказы на продукты, резервирование столиков — словом, все. Неужели не заметили?
— Конечно, заметила, — устало пробормотала Кейт, чувствуя себя совершенно измотанной, хотя пробыла здесь всего полчаса. — Я имела в виду бухгалтерские книги, которыми вы пользуетесь. Почему эта информация не занесена в компьютер?
— Занесена. Просто ваш отец любил отслеживать все, пользуясь теми же методами, что и всегда. Поэтому я переношу кое-какую информацию из компьютера в книги.
Она терпеливо ждала, что скажет Кейт, но та молчала. Мард жори снова взялась за калькулятор.
— Кейт, — мимоходом бросила она, — мне кажется, вы не созданы для этого бизнеса. Вам нужно подумать о продаже ресторана.
Раненная в самое сердце, Кейт снова промолчала и вышла окончательно потеряв веру в себя. Несколько месяцев назад, до появления Митчела Уайатта, она была настолько уверена в своих силах, что легко смогла бы справиться с Лу-касом, Фрэнком и Марджори. Но не теперь. Теперь она не только потеряла веру в себя. Хуже то, что и окружающие тоже в нее не верили.
Благодаря Митчелу и беременности она превратилась в измученную массу обнаженных эмоций. Настроение менялось каждую секунду, но чаще всего ей хотелось плакать. Беда в том, что она не могла спокойно подумать о ребенке, которого носила, без того, чтобы не вспомнить, какой была доверчивой дурой, поддавшись чарам его отца. Все это время она пыталась почувствовать нечто вроде родственной связи с малышом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93