Святой отец был приятным человеком средних лет. В его волосах, обрамлявших тонзуру, уже поблескивала седина, а под правым глазом красовался длинный кривой шрам.
Глориана склонила голову, наскоро пробормотала молитву и маленьким кинжальчиком отрезала себе дымящейся репы и оленины. Она редко вспоминала тот, другой мир, про который Элейна ей говорила, что это только ее фантазии. Но порой у нее в голове возникали различные образы. Вот и сейчас она вспомнила об одном заостренном инструменте, который назывался «вилка», и пожалела, что не может воспользоваться им.
— Она не забыла про свой головной убор, святой отец, — усмехнулся Эгг, отламывая кусок хлеба. Эгг был довольно красивым мужчиной лет на десять моложе Крадока. Он был черноволос, темноглаз и умел прекрасно обращаться с цифрами. — Просто миледи, как обычно, игнорирует религиозные обычаи.
Обычно Глориана не обижалась на безобидное поддразнивание управляющего и даже подыгрывала ему. Но этим вечером она не была настроена на шутливый лад.
— Своими разговорами вы добьетесь того, что меня сожгут на костре как еретичку, — сказала она сухо. — Позвольте напомнить вам, сэр, что я каждое утро посещаю мессу вместе с остальными.
— Если вы непременно хотите найти грешника, — отозвался Эдвард, склоняясь к Эггу, — отвратите свой взор от миледи и обратите его на ее мужа.
Эгг методично собирал куском хлеба остатки жаркого на своей тарелке. Крадок тем временем успел подхватить жареного голубя с подноса, который нес проходящий слуга.
— Неужели, — проговорил монах с набитым ртом, — молодой Эдвард Сент-Грегори, самый благочестивый юноша отсюда до Лондона, стал наконец-то на путь добродетели?
Краешком глаза Глориана заметила, как покраснел Эдвард, и невольно улыбнулась. Эдвард был известен как самый несносный проказник в округе, и монах лучше других знал это, так как в свое время был наставником и воспитателем Эдварда и, чуть позже, Глорианы.
Прежде чем юный Сент-Грегори сумел отпарировать колкость святого отца, со стороны входа послышались шаги, и вся веселость разом покинула Глориану.
Так, значит, Гарет все-таки пришел на ужин, а вместе с ним явился и Дэйн.
Глориана вскочила на ноги, едва справившись с постыдным желанием убежать из зала. Предупредительный Эгг удержал ее за руку.
— Вы сами все упростите для своего супруга, если уйдете, — сказал он тихо, так, чтобы его слова могла расслышать только Глориана. — Останьтесь, леди Кенбрук, вы по праву занимаете свое место за этим столом.
Муж Глорианы прошел через весь зал, обняв старшего брата за плечо, раскрасневшись от выпитого эля. За ними следовали солдаты Кёнбрука. Нестройными голосами они орали какую-то непристойную кабацкую песенку, которую тут же подхватили за нижним столом.
Борзые Гарета, лежавшие под столами в ожидании подачки, испугавшись такого крика, с визгом вылетели из залы. За этим последовал взрыв хриплого пьяного хохота, ведь охотничьи собаки без страха встречались с диким вепрем или загоняли самцов-оленей, не боясь их рогов.
Глориана словно окаменела и вздернула подбородок. Когда Кенбрук подошел ближе, она заметила, что он не так уж и пьян. В его холодных голубых глазах светились вызов и насмешка.
Ее рука невольно сжала деревянный кубок с вином, и Глориана едва сдержалась, чтобы не запустить им в голову Дэйна. Когда муж взошел на помост и остановился позади нее, Глориана заставила себя разжать нервно сведенные пальцы и положить руку на стол.
Хотя их тела не соприкасались, она чувствовала исходящее от него тепло. Странное, примитивное желание с невыразимой силой захлестнуло ее. Его дыхание жаром окатило ее шею, когда Дэйн наклонился к ее уху. Руки покрылись мурашками, соски на груди, прижатой к плотной ткани рубашки, стали твердыми, по всему телу разлилась сладкая боль.
— Сейчас же идите, — тихо сказал Кенбрук, — и покройте голову.
Глориана повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Хотя от него пахло элем, они были ясными, а речь четкой. Глориана хотела было возразить, но передумала. Но не потому, что этот незнакомец, с которым ее обвенчали в детстве, пугал ее. Просто она не хотела устраивать сцену в общей зале, не хотела подавать всем повод к сплетням и пересудам.
Эдвард попытался вмешаться, но не успел он и рта раскрыть, как рука Дэйна железной хваткой стиснула его плечо. Эдвард побледнел, и у него перехватило дыхание. Сильные пальцы Дэйна, до того легко коснувшиеся плеча Глорианы, причинили юноше нечеловеческую боль.
— Придержи язык, щенок, — предостерег брата Дэйн, — я не потерплю твоего вмешательства.
Глориана почувствовала дикий гнев.
— Сейчас же отпустите его, — прошипела она. — Немедленно!
Дэйн хмыкнул и убрал руку с плеча Эдварда, где его стальные пальцы наверняка оставили чудовищные синяки. А все потому, что Эдвард вступился за нее, подумала Глориана.
Медленно, с королевским достоинством Глориана поднялась со скамьи. Не забыв о приличиях, она чуть склонила голову перед своим мужем лордом Кенбруком и с горящими щеками спустилась с помоста, приподняв юбки своего длинного платья.
Вместо того чтобы занять свое место за столом подле Гарета, Дэйн последовал за Глорианой. Он нагнал ее в коридоре, схватив за локоть нежно, едва ощутимо, но вместе с тем сильно. Глориана поняла, что вырваться из стальных рук мужа ей не удастся, а потому решила не сопротивляться.
Она молча взглянула на Дэйна, ожидая что он будет делать дальше. Факелы, освещавшие коридор, бросали блики на его лицо. От всей его высокой фигуры исходили животное тепло и сила. Он казался Глориане каменной статуей, а взгляд его невыразимо-голубых, пронзительно-холодных глаз пронзал ее насквозь.
Все ее существо рвалось навстречу его силе.
— Вы возвратитесь в большой зал? — спросил Кенбрук, но как-то ровно, без интереса. — После того как покроете голову, я имею в виду? — добавил он.
— Нет, милорд, — ответила Глориана. Она смотрела на сжимающие ее руку пальцы Дэйна до тех пор, пока тот не отпустил ее. Глориана совсем не хотела, чтобы ее муж догадался, какие чувства вызвало в ней его прикосновение. — Общество утомляет меня. Кроме того, я не намерена покрывать голову.
Некоторое, довольно продолжительное время Дэйн молчал, глупо уставившись на нее. Казалось, он был ошарашен ее словами и никак не мог прийти в себя. Открытое неповиновение женщины, даже выраженное в столь мягкой форме, было недоступно его пониманию. А может быть, он просто дурак.
Конечно, Глориана знала, что это не так.
Дэйн был умен, он зарекомендовал себя как ловкий стратег в военном деле. Но сейчас Глориана была так зла на него, что позволила себе отступить от истины, назвав его про себя дураком.
Потом он заговорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Глориана склонила голову, наскоро пробормотала молитву и маленьким кинжальчиком отрезала себе дымящейся репы и оленины. Она редко вспоминала тот, другой мир, про который Элейна ей говорила, что это только ее фантазии. Но порой у нее в голове возникали различные образы. Вот и сейчас она вспомнила об одном заостренном инструменте, который назывался «вилка», и пожалела, что не может воспользоваться им.
— Она не забыла про свой головной убор, святой отец, — усмехнулся Эгг, отламывая кусок хлеба. Эгг был довольно красивым мужчиной лет на десять моложе Крадока. Он был черноволос, темноглаз и умел прекрасно обращаться с цифрами. — Просто миледи, как обычно, игнорирует религиозные обычаи.
Обычно Глориана не обижалась на безобидное поддразнивание управляющего и даже подыгрывала ему. Но этим вечером она не была настроена на шутливый лад.
— Своими разговорами вы добьетесь того, что меня сожгут на костре как еретичку, — сказала она сухо. — Позвольте напомнить вам, сэр, что я каждое утро посещаю мессу вместе с остальными.
— Если вы непременно хотите найти грешника, — отозвался Эдвард, склоняясь к Эггу, — отвратите свой взор от миледи и обратите его на ее мужа.
Эгг методично собирал куском хлеба остатки жаркого на своей тарелке. Крадок тем временем успел подхватить жареного голубя с подноса, который нес проходящий слуга.
— Неужели, — проговорил монах с набитым ртом, — молодой Эдвард Сент-Грегори, самый благочестивый юноша отсюда до Лондона, стал наконец-то на путь добродетели?
Краешком глаза Глориана заметила, как покраснел Эдвард, и невольно улыбнулась. Эдвард был известен как самый несносный проказник в округе, и монах лучше других знал это, так как в свое время был наставником и воспитателем Эдварда и, чуть позже, Глорианы.
Прежде чем юный Сент-Грегори сумел отпарировать колкость святого отца, со стороны входа послышались шаги, и вся веселость разом покинула Глориану.
Так, значит, Гарет все-таки пришел на ужин, а вместе с ним явился и Дэйн.
Глориана вскочила на ноги, едва справившись с постыдным желанием убежать из зала. Предупредительный Эгг удержал ее за руку.
— Вы сами все упростите для своего супруга, если уйдете, — сказал он тихо, так, чтобы его слова могла расслышать только Глориана. — Останьтесь, леди Кенбрук, вы по праву занимаете свое место за этим столом.
Муж Глорианы прошел через весь зал, обняв старшего брата за плечо, раскрасневшись от выпитого эля. За ними следовали солдаты Кёнбрука. Нестройными голосами они орали какую-то непристойную кабацкую песенку, которую тут же подхватили за нижним столом.
Борзые Гарета, лежавшие под столами в ожидании подачки, испугавшись такого крика, с визгом вылетели из залы. За этим последовал взрыв хриплого пьяного хохота, ведь охотничьи собаки без страха встречались с диким вепрем или загоняли самцов-оленей, не боясь их рогов.
Глориана словно окаменела и вздернула подбородок. Когда Кенбрук подошел ближе, она заметила, что он не так уж и пьян. В его холодных голубых глазах светились вызов и насмешка.
Ее рука невольно сжала деревянный кубок с вином, и Глориана едва сдержалась, чтобы не запустить им в голову Дэйна. Когда муж взошел на помост и остановился позади нее, Глориана заставила себя разжать нервно сведенные пальцы и положить руку на стол.
Хотя их тела не соприкасались, она чувствовала исходящее от него тепло. Странное, примитивное желание с невыразимой силой захлестнуло ее. Его дыхание жаром окатило ее шею, когда Дэйн наклонился к ее уху. Руки покрылись мурашками, соски на груди, прижатой к плотной ткани рубашки, стали твердыми, по всему телу разлилась сладкая боль.
— Сейчас же идите, — тихо сказал Кенбрук, — и покройте голову.
Глориана повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Хотя от него пахло элем, они были ясными, а речь четкой. Глориана хотела было возразить, но передумала. Но не потому, что этот незнакомец, с которым ее обвенчали в детстве, пугал ее. Просто она не хотела устраивать сцену в общей зале, не хотела подавать всем повод к сплетням и пересудам.
Эдвард попытался вмешаться, но не успел он и рта раскрыть, как рука Дэйна железной хваткой стиснула его плечо. Эдвард побледнел, и у него перехватило дыхание. Сильные пальцы Дэйна, до того легко коснувшиеся плеча Глорианы, причинили юноше нечеловеческую боль.
— Придержи язык, щенок, — предостерег брата Дэйн, — я не потерплю твоего вмешательства.
Глориана почувствовала дикий гнев.
— Сейчас же отпустите его, — прошипела она. — Немедленно!
Дэйн хмыкнул и убрал руку с плеча Эдварда, где его стальные пальцы наверняка оставили чудовищные синяки. А все потому, что Эдвард вступился за нее, подумала Глориана.
Медленно, с королевским достоинством Глориана поднялась со скамьи. Не забыв о приличиях, она чуть склонила голову перед своим мужем лордом Кенбруком и с горящими щеками спустилась с помоста, приподняв юбки своего длинного платья.
Вместо того чтобы занять свое место за столом подле Гарета, Дэйн последовал за Глорианой. Он нагнал ее в коридоре, схватив за локоть нежно, едва ощутимо, но вместе с тем сильно. Глориана поняла, что вырваться из стальных рук мужа ей не удастся, а потому решила не сопротивляться.
Она молча взглянула на Дэйна, ожидая что он будет делать дальше. Факелы, освещавшие коридор, бросали блики на его лицо. От всей его высокой фигуры исходили животное тепло и сила. Он казался Глориане каменной статуей, а взгляд его невыразимо-голубых, пронзительно-холодных глаз пронзал ее насквозь.
Все ее существо рвалось навстречу его силе.
— Вы возвратитесь в большой зал? — спросил Кенбрук, но как-то ровно, без интереса. — После того как покроете голову, я имею в виду? — добавил он.
— Нет, милорд, — ответила Глориана. Она смотрела на сжимающие ее руку пальцы Дэйна до тех пор, пока тот не отпустил ее. Глориана совсем не хотела, чтобы ее муж догадался, какие чувства вызвало в ней его прикосновение. — Общество утомляет меня. Кроме того, я не намерена покрывать голову.
Некоторое, довольно продолжительное время Дэйн молчал, глупо уставившись на нее. Казалось, он был ошарашен ее словами и никак не мог прийти в себя. Открытое неповиновение женщины, даже выраженное в столь мягкой форме, было недоступно его пониманию. А может быть, он просто дурак.
Конечно, Глориана знала, что это не так.
Дэйн был умен, он зарекомендовал себя как ловкий стратег в военном деле. Но сейчас Глориана была так зла на него, что позволила себе отступить от истины, назвав его про себя дураком.
Потом он заговорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84