Когда Афина увидела приближающегося к ней Джонаса, услышала то, что он шепотом сообщил ей, ее совершенное лицо греческой богини залилось краской. Затем она повернулась, отчего ее синее шелковое платье сверкнуло в луче света, подхватила Джонаса под руку, и оба они исчезли за высокими стеклянными дверями, ведущими в сад.
Опомнившись, Рэйчел поняла, что следит за ними, и, смущенно покраснев, перевела глаза на Гриффина. К счастью, его задержал доктор О'Рили – Гриффин слушал его с пристальным вниманием и не заметил бестактного любопытства Рэйчел.
Когда Гриффин повернулся к ней, в его взгляде она увидела только облегчение и сама немного расслабилась, хотя ее по-прежнему тревожили неясные сомнения из-за внезапного исчезновения Джонаса и Афины. О чем они говорили там, в залитом лунным светом, полном аромата роз саду? Неужели они вместе готовили какой-то заговор? Рэйчел одернула себя. Какой тщеславный вздор приходит ей в голову!
– Почему ты так улыбаешься? – спросила она Гриффина, пытаясь стряхнуть с себя последние остатки сомнений и неловкости.
– Потому что ты так прекрасна,– ответил он.– Потому что танцевать с Афиной было невыносимо скучно. И потому что я недавно узнал, что не убил человека.
Рэйчел нервно сглотнула слюну и потрясенно уставилась на него.
– Не убил человека? – тупо повторила она.
Он смущенно вздохнул, и его могучие плечи поднялись и опустились.
– Не знаю, почему, но я обрадовался, услышав, что Дугласу Фразьеру лучше. Он снова пришел в сознание – так сообщили минуту назад Джону.
– Пришел в сознание? – прошептала Рэйчел. Она не спрашивала никого о судьбе Дугласа Фразьера с той ночи, когда Гриффин каким-то образом спас ее от него, не осмеливалась даже думать о том, по-прежнему ли он представляет опасность или нет. – Гриффин, что ты сделал?
– Я избил его почти до смерти,– бесстрастно ответил он, и по его глазам было видно, как он внутренне напрягся, ожидая ее ответа.
Рэйчел вспомнила Добсона, избитого лесоруба, который мог благодарить Гриффина Флетчера как за нанесенные ему увечья, так и за свое выздоровление. В ее возлюбленном таилась безжалостная, беспредельная жестокость, и осознание этого факта вызвало у нее двойственное чувство. С одной стороны, она оценила его силу; с другой,– ощутила в себе страх перед этой неуправляемой яростью, проглядывающей сквозь его резкую, хотя и благородную манеру поведения.
К своему ужасу, Рэйчел поняла, что он каким-то образом следил за ходом ее мыслей и сумел угадать самую тревожную из них.
– Тебе не следует меня опасаться, русалочка, – отчеканил он холодным, размеренным тоном.
Рэйчел почувствовала себя виноватой.
– Я знаю, Гриффин,– промолвила она; она действительно знала это.
В его глазах – но не на губах – появилась долгожданная улыбка.
– Хотя должен признать, что иногда мне достаточно трудно сдерживать себя. Например, сейчас я бы отдал что угодно, лишь бы остаться с тобой наедине.
Смысл его слов не оставлял сомнений, и Рэйчел чувствовала ту же потребность, что и он. Но месяц был вполне терпимым отрезком времени, и ей не хотелось ни о чем сожалеть, если после этого интервала окажется, что Гриффину нужна Афина, а не она.
– Вы очень прямолинейный человек, Гриффин Флетчер,– произнесла она, в полной мере осознавая, насколько ее взгляд и тело притягивают его. – Но вам все же придется подождать.
Его темные глаза жгли, словно угли, когда он откровенно перевел взгляд на ее грудь и потом снова посмотрел ей в лицо.
– Я уже из вторых уст слышу этот совет, – проворчал он. – А я имею отвратительную привычку – не следовать советам других людей.
Рэйчел чувствовала, как ее щеки медленно становятся пунцовыми; она словно внезапно оказалась совершенно обнаженной перед ним и абсолютно беззащитной – на виду у всех этих людей. К ее глубокому стыду, это ощущение было не таким уж неприятным, и когда Гриффин схватил ее за руку и потащил вон из комнаты в тускло освещенный коридор, она не сопротивлялась. Он склонился и впился губами в ее губы, будто стремясь вобрать в себя, поглотить ее целиком – со всеми ее благими намерениями. Рэйчел задрожала от болезненного безрассудного желания.
Вокруг была теплая, безветренная ночь, ясная от света миллионов звезд. Гриффин вывел Рэйчел из дома, и они пошли вдоль стены, противоположной цветнику, в сторону небольшого яблоневого сада. В сиянии луны и звезд красота яблоневых соцветий казалась особенно трепетной и хрупкой. Скоро, когда наступят теплые летние дни, эти цветы увянут, но сейчас они казались сотканными из розового шелка и облитыми серебром.
В середине этого волшебного сада Гриффин снова поцеловал ее. И в этом поцелуе было столько страсти, столько требовательной, неутоленной жажды, что Рэйчел не смогла сопротивляться. Она чуть не задохнулась от наслаждения, когда его руки принялись ласкать ее едва прикрытую грудь, и соски, ставшие от его прикосновений твердыми и пульсирующими, явственно выступили под тонким абрикосовым батистом платья.
С тихим стоном он прижал ее к грубой коре кривого, покрытого наростами дерева, листва которого тихонько шелестела на ветру, и окинул ее откровенно раздевающим взглядом. Потом его руки медленно двинулись к дерзкому вырезу платья. Она почувствовала, как на нее накатывает волна бешеного, безрассудного восторга, когда он слегка потянул вниз платье и надетую под ним рубашку и обнажил ее грудь. Он наклонил голову, коснулся твердого, выступающего соска самым кончиком языка, и Рэйчел застонала.
– Пожалуйста,– прошептала она.
Но сладостная, безжалостная пытка продолжалась до тех пор, пока не стала почти невыносимой, пока все внутри нее не слилось воедино в бессловесной мольбе о том, чтобы он крепко, всем телом прижался к ней. Но Гриффин по-прежнему только покусывал крошечный бугорок.
Рэйчел охватило безумное нетерпение, она шептала его имя, извиваясь от наслаждения.
– Скажи это, – попросил он, щекоча пульсирующий сосок упругим кончиком языка.
– О-о,– простонала она, терзаемая желанием.
– Скажи же, – повторил он.
– Целуй же, – сдаваясь, прошептала она в сладостном томлении.
Теперь он всем ртом впился в ее грудь, всасывая ее женственную сущность в один истерзанный сосок. Рэйчел раздвинула ноги, и рука его, подняв юбки, начала ласкать ее обтянутые шелком бедра. Его пальцы двинулись вверх, дразня и безжалостно возбуждая ее.
Внезапно он оторвался от ее груди и выпрямился во весь рост, властный и неподвижный.
– Разденься,– приказал он.
Мгновение Рэйчел колебалась, почти ненавидя его за то, как он может управлять ею, подавлять ее решимость, заставлять молить о прикосновении его рук и огненных ласках языка. Она повернулась к нему спиной:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102