— У меня не было возможности установить закономерность, — ответил он с притворной скромностью.
Она скептически взглянула на него.
— И это знаменитый капитан Девро? — поддразнила она. — Я разочарована.
— Я всегда могу попытаться исправиться, — ответил он, но глаза его говорили совсем другое.
Ее сердце забилось быстрее, она с трудом вздохнула. Квинн Девро, без сомнения, был самым порочно привлекательным мужчиной из всех, кого она знала, со своей дьявольской улыбкой на губах и морщинками вокруг глаз. Хотя она вдруг обратила внимание, что его глаза, глубокая синева которых причиняла ей боль, по-прежнему не улыбались. Словно они были недоступны, словно принадлежали кому-то другому, чужаку, стоявшему рядом и наблюдавшему за ней.
Она встала, забыв про альбом на коленях. Он упал, и Квинн быстро нагнулся и поднял его.
— Какая неосторожность по отношению к моему подарку, — сделал он ей замечание.
— Это ваша вина, — ответила она. — Вам всегда удается…
— Смутить вас? Она кивнула.
— Хорошо, — сказал он с удовлетворением. — Нам пора ехать к поверенному Леви. Мой друг очень нетерпелив.
Мередит заметила, что Квинн и сам проявлял нетерпение, ожидая, пока она возьмет плащ, шляпку и перчатки. Когда она собралась, он взял ее за руку.
— Как… — она хотела узнать, как они поедут.
— Кучер, который нас возил в рождественскую ночь, — перебил он ее, по лицу поняв, о чем она хочет спросить, — он узнал у Леви мое имя и сегодня с утра появился у отеля предложить свои услуги. Мне кажется, он считает меня сумасбродным миллионером.
— Конечно, сумасбродным, — она хихикнула.
— Только когда я с вами. Обычно я весьма рассудителен.
— Игрок не может быть рассудительным.
— Ах, вы ошибаетесь, любезная мисс Ситон. Я выигрываю гораздо больше, чем проигрываю, и это делает азартные игры очень доходной профессией.
— Да, но я всегда слышала обратное.
— И это тоже верно.
— Тогда как же…
Они подошли к экипажу, кучер снял шляпу и, улыбаясь, поклонился им со своего места, словно они были старыми знакомыми. Возможно, они и были. Ведь они провели вместе практически весь рождественский вечер.
Квинн помог ей сесть, сел рядом, улыбаясь ей так, что она почувствовала, как земля уплывает из-под ног. Она пыталась взять себя в руки и вернуться к разговору, из которого она бы смогла больше узнать о Квинне.
Но этот разговор его больше не интересовал. Ничто, кроме ее близости не интересовало его. Ничто, кроме цветочного запаха ее волос, ее тонко очерченного лица, дерзко вздернутого подбородка, нежного румянца на щеках.
— Вы очаровательны, — заметил он с грустной улыбкой, словно сожалея об этом.
Она покраснела, и он понял, что она не привыкла к комплиментам. Его это изумляло. Он ее жалел. Она так много теряла, не сознавая своей красоты. Мередит так много лет старалась спрятать ее, рассуждал Квинн, что и сама поверила в то, что некрасива.
Он обнял ее. Даже сквозь тяжелый плащ он почувствовал ее хрупкое тело и сразу вспомнил тот день, который они провели в его каюте. Квинн ощутил, как напряглось его тело и что-то зажглось внутри.
Лавка Леви находилась всего в двух кварталах, и Квинн чувствовал и облегчение, и горечь оттого, что они приехали прежде, чем пожар разгорелся. Он помог Мередит выйти, надеясь, что она не заметит его состояния. Леви встретил их улыбкой.
— Я вижу, вы решили свои проблемы.
Квинн не знал, что ответить. Они с Мередит решили старые проблемы, но на их месте возникли новые. Так что он просто неопределенно кивнул и улыбнулся в ответ.
— Мередит хочет получить бумаги, удостоверяющие свободу ее бывшей рабыни. Насколько мне известно, у вас есть поверенный, который занимается подобными делами.
Улыбка Леви стала шире.
— Да, есть — мистер Флетчер. Его контора через два дома отсюда. Он много раз выдавал подобные документы.
— Я уверена, что без вашего участия тут не обошлось, — заметила Мередит.
— Не только моего, — сказал Леви и повернулся к Девро. — Как долго ты собираешься здесь пробыть?
— Несколько дней, не больше, — ответил Квинн. — Я должен вернуться на “Лаки Леди”. Пока меня нет, нет и контрактов на перевозки.
— Ты заслужил нашу благодарность, — сказал Леви любезно. — Ты помог нам больше всех.
Квинн пожал плечами и Мередит заметила, что он чувствует себя неловко.
— Давай пойдем, Леви, — сказал он резко, видно было, что он не желает слушать похвалы, расточаемые Леви. — Мы вряд ли увидимся до моего отъезда.
Леви кивнул. Один-два деловых визита не могли вызвать подозрений, но встречаться чаще было опасно.
— Да будет с тобой Бог.
Мною лет назад Квинн научился не полагаться на Бога, но сейчас он кивнул, выражая признательность, и вместе с Мередит они направились в контору поверенного Флетчера.
Вечером, свернувшись калачиком под теплым одеялом, Мередит решила, что прошедший день был необычным и совершенно бестолковым. Временами задумчивый и тихий, временами дерзкий, Квинн провел целый день вместе с ней. Выправив документы, Квинн поехал к Кэму; когда Квинн вручил ему бумаги и сказал, что они встретятся в Каире через десять дней, Кэм одарил Мередит такой редкой у него улыбкой. “Лаки Леди” должна была прийти в Каир третьего января. Кэм наймет лошадей и поедет туда, чтобы побыть с Дафной.
Оставшуюся часть дня Квинн был безупречным джентльменом — он отвез Мередит к Мерриуэзерам и опять остался обедать. Он легко говорил о политике, о возможностях войны между Севером и Югом.
— Но вы же не думаете, что до этого действительно дои дет? — сказал Генри Мерриуэзер.
Квинн задумчиво покачал головой.
— Здесь, на Севере, вы не представляете, что думают южане о рабстве. Конечно, там на этом основана вся экономика. Но это лишь часть проблемы. Любые нападки на рабство воспринимаются плантаторами не просто как оскорбление, но как приговор их отцам и дедам, тому уровню жизни, который с трудом был достигнут в этих диких местах. Для них признать, что рабство — это плохо, значит — подрубить собственные корни. И уже ничто не может изменить их намерения; они видят лишь угрозу всему, что для них дорого. Они ведут себя, как медведи, загнанные в угол. Обычно медведь не опасен, но в таком положении он нападает, не рассуждая. Каждый новый свободный штат — словно еще одна собака, норовящая вцепиться в горло, и они будут бороться, даже зная, что не смогут победить.
— Но ведь…
— Генри, вас с детства учили, что рабство — это плохо А их учили, что рабство — это хорошо. И они, так же, как и вы, вовсе не собираются менять своего мнения.
— Только небольшой процент южан — рабовладельцы, — продолжал спорить Генри.
— Да, но многие другие от них зависят. Торговцы, дающие кредиты, биржевики, владельцы пароходных компаний, рыбаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110