«И я тоже», – подумала Мэри. Спокойствие прислуги вселило в нее уверенность. «Все будет в порядке, – внушала она себе, – лишь бы дождь не помешал закончить ремонт».
Двумя днями позже служанка Мишель пришла с рынка с корзинкой, полной всякой снеди. Смеясь, она стряхивала капли дождя со своего зонта и вдруг с удивленным выражением лица рухнула на пол.
На шум прибежала Мэри. Продукты, вывалившиеся из корзинки, были разбросаны по полу; яйца разбились, и скорлупа перемешалась с растекшимися желтками, зелень рассыпалась веером, два цыпленка, связанные за ноги, трепыхались рядом.
У ног кухарки и садовника катился, все еще двигаясь по инерции, гранат. Они стояли тут же, схватив друг друга за руки и отступив чуть ли не вплотную к камину, не замечая пылающего в нем огня.
Опустившись на колени, Мэри попробовала помочь Мишель встать.
Глаза служанки закатились, белки их пожелтели. Из ноздрей и открытого рта струилась кровь. Язык почернел.
– Помогите мне перенести ее в кровать, – приказала Мэри слугам, – у нее лихорадка.
Но те не могли сдвинуться с места.
– Помогите, говорю вам. – Подсунув руку под плечи Мишель, Мэри пыталась приподнять ее.
– Я помогу вам, зелль. – Из холла появился Жак, он мягко отстранил Мэри и поднял больную. – Я ее отнесу.
– Я побегу за доктором, – сказала Мэри.
И как была, без накидки, без шляпы, без зонтика, выскочила под дождь.
Ройал-стрит была пустынна, лишь дождь лил как из ведра да колокола звонили.
Мэри вспомнила, что дом доктора находится в соседнем квартале. Она побежала как можно скорее, шлепая прямо по лужам и спотыкаясь о неровную брусчатку мостовой.
Добежав до дома доктора, она стала стучать в дверь большим медным молоточком, имеющим форму дельфина, и, когда ей наконец открыли, заговорила вначале по-английски, потом, спохватившись, повторила свой вопрос по-французски, медленно.
– Доктор только что уехал, – ответила служанка и указала на экипаж, который уже заворачивал за угол.
Мэри помчалась вслед экипажу. Она нагнала его через четыре квартала и на бегу, не останавливаясь, забарабанила в дверцу кулачками.
Экипаж замедлил ход и остановился.
– Что вам угодно, барышня?
Мэри задыхалась. Она едва могла говорить. Когда в конце концов она сумела объяснить, в чем дело, доктор приоткрыл дверцу и помог ей забраться в экипаж.
– К дому Сазераков, – велел он кучеру. Мэри забилась в угол, пытаясь прийти в себя.
Доктор Бриссак вначале представился, а затем прочитал Мэри краткую лекцию, в которой в чрезвычайно резких тонах сделал ей выговор за крайне неосмотрительное поведение. Потому что в подобном состоянии – насквозь промокшая и продрогшая, да еще выбившаяся из сил – она вполне может стать следующей жертвой.
Мэри попыталась возразить, что не может заболеть лихорадкой, поскольку уже переболела ею и чувствует себя превосходно. Пока она говорила все это, у нее зуб на зуб не попадал.
– Вам следовало покинуть город, – ворчал доктор.
– О, я как раз собираюсь это сделать, доктор. Как только Мишель поправится, мы со слугами уедем.
– Слишком поздно, мадемуазель. Теперь в день умирает по сотне человек. То есть это по нашим данным. Город на карантине, и все лодки стоят на якоре. А все лошади заняты нами, врачами. Или гробовщиками. Вы запоздали в своем решении.
Для Мишель тоже все было поздно. Когда Мэри с доктором Бриссаком добрались до дома, она была мертва.
– Сходите к гробовщику Глемпиону, – скомандовал доктор Жаку. – Может, у него еще есть гробы. Да поторопитесь. – Он взял Мэри за руку. – Мадемуазель, вы сделали все что могли. И благодарите Бога за то, что ее смерть была легкой. У некоторых мучения длятся по нескольку часов, а то и дней. К сожалению, мы, врачи, мало чем можем помочь. Если в доме заболеет еще кто-нибудь, отправьте больного в городскую больницу. Все врачи и сестры там. Больных слишком много, и мы не успеваем посещать их на дому. А теперь я должен ехать, я ведь ехал в больницу.
Мэри пыталась сказать какие-то слова благодарности, но он лишь махнул рукой.
Она настояла на своем участии в похоронах, хотя Жак отреагировал на это в точности как и доктор, когда она благодарила его. Повинуясь хозяйке, негр последовал за ней, но на его исполненной достоинства физиономии было выражение негодования. По его мнению, поведение Мэри было вызывающим и неподобающим знатной даме. Оно оскорбляло достоинство всей семьи Сазерак и лично его, дворецкого.
Но Мэри не замечала его ярости, а если бы и заметила, то вряд ли приняла бы к сведению. Нужно было, чтобы хоть кто-то проводил Мишель в последний путь, оплакал ее смерть, положил цветы на ее могилу; нельзя было допустить, чтобы ее уход был никем не замечен. Прижав к груди букет срезанных в их дворике роз, Мэри брела за катафалком по размытой грязной колее под неутихающим дождем. Путь к построенной испанцами церкви на Рэмпарт-стрит показался ей бесконечным. Она знала, что церковные служители велели построить эту церковь два десятилетия назад, чтобы запретить погребения в соборе, и мысль об этом приводила ее в ярость. Ведь по замыслу божьему – если только Бог действительно существует – каждый человек, умирая, имеет право обрести вечный покой под крышей любого храма, даже самого величественного.
Катафалк, двигавшийся с остановками, со скрипом, застрял за квартал от Рэмпарт-стрит. Мэри проковыляла вперед, намереваясь отругать возницу.
Но замолчала на полуслове. Дорогу преграждал долгий ряд экипажей, катафалков, тележек, дрог, и все везли свой скорбный груз. Влажно блестели дерево, кожа и крашеная металлическая обшивка; лошади встряхивали головами под слепящими струями дождя; вся улица, превратившаяся в сплошную трясину, была покрыта ковром из втоптанных в грязь цветочных лепестков.
Мэри подняла глаза к небу и подставила дождю залитое слезами лицо, у нее больше не было сил сдерживать их. Ей хотелось завыть волком, дать выход накопившимся в ней ярости, печали, страху, который вселял в нее непрерывный траурный звон колоколов. Но она понимала, что это ничего не изменит.
Весь похоронный обряд состоял из торопливой молитвы, которая закончилась последним благословением умершей и окроплением гроба святой водой. Несколько минут, пока пожилой, казавшийся измученным священник произносил молитву, катафалк стоял неподвижно, затем священник махнул рукой, давая понять, что обряд закончен и следующий экипаж может занять их место.
Кладбище находилось рядом, через площадь. На этом кладбище Мэри была в День всех святых вместе с семьей Куртенэ. Тогда оно имело совсем другой вид – ухоженные могилы, торжественная и праздничная атмосфера, солнечные блики на источающих аромат свежих белых хризантемах.
Теперь здесь была непролазная грязь, запахи гниения и разложения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144