Они прошли по аллее магнолий в пурпурном цвету до конюшни. Вальмон держал ее под руку – дорожку пересекали корни деревьев, и легко было споткнуться.
Он постоянно находился рядом, и сердце у Мэри гулко билось, а дыхание замирало.
Когда грум вывел во двор возле конюшни громадного белого жеребца, Вэл отошел от нее, чтобы внимательно осмотреть ноги и копыта Снежного Облака. Короткая отлучка Вэла породила у Мэри чувство облегчения – и горькой утраты. Она медленно дышала полной грудью. Сердце ее радовалось при виде его прекрасной темноволосой головы рядом с ослепительно белым конем.
Ханна и Альберт переговаривались. Возможно, они обращались и к ней, но Мэри их не слышала. Она слышала лишь, как ветер с реки шуршит листвой наверху. Шум этот был подобен музыке, а в ответ доносилось птичье пение – серенада прекрасному дню, красоте жизни и любви.
«И как они могут есть? – изумлялась Мэри. – Кусать, жевать, глотать, разговаривать, будто это какой-нибудь заурядный обед?» Она водила вилкой по тарелке, гоняя с места на место пряный местный плов джамбалайа и переводя взгляд то на лицо Вэла, то на портреты, которыми были увешаны стены столовой. Она искала сходство, завидуя этим давно ушедшим из жизни Сен-Бревэнам, ведь они имели к Вэлу непосредственное отношение.
– У вас есть замечательные полотна, – сказал Альберт. – Мне даже неловко, что я пытаюсь писать ваш портрет.
Вэл засмеялся:
– Мистер Ринк, только не изображайте меня таким букой, как мои предки, и этого будет достаточно. А вы замечали, что чем больше человек похож на пирата, тем благочестивее он выглядит на портрете? У Сен-Бревэнов долгая и незаурядная история грабежей и разбоев, начиная с Первого крестового похода. Авантюристы – все как один.
– А вы тоже авантюрист, мистер Сен-Бревэн? – спросила Ханна.
Вэл на мгновение посерьезнел, затем вновь улыбнулся:
– Некоторые считают именно так, миссис Ринк. Они в ужасе от сумм, которые я поставил на Снежное Облако. Признаюсь, мне нравится риск и даже немного опасности. Пока что мне везло.
Альберт по-прежнему переживал за портрет Вэла. Он повторил свои опасения, что его произведение не будет соответствовать уровню портретов, висящих на стенах.
Вэл снова постарался успокоить его, но Альберт все нервничал.
Наконец Ханна прервала мужа:
– Альберт, будь же благоразумен! Может быть, то, что делаешь ты, и нравится тебе меньше, чем работы этих художников. – Ханна показала на портреты. – Но, будь уверен, они точно так же относились к своим работам. Ведь на этих стенах нет ни одного Гейнсборо, да, мистер Сен-Бревэн? Альберт говорит, что нет портретиста лучше Гейнсборо.
– Ничего и отдаленно похожего на Гейнсборо, миссис Ринк. – Вэл улыбнулся Альберту: – А почему вы выбрали именно его? Почему не Ромни?
Альберт засмущался:
– Я про Ромни ничего не знаю. У моего учителя в Филадельфии была копия «Юноши в голубом» Гейнсборо. По ней он учил нас, что есть великое искусство.
– Смотреть на работы мастеров – лучший способ учения, – поспешил заверить Вэл. – А если нет оригинала, то ничего зазорного не вижу в том, чтобы воспользоваться копией.
– Очень любезно с вашей стороны, но… – Альберта было не разубедить.
Вэл попробовал подойти с другой стороны:
– У меня самого есть целая папка с копиями, мистер Ринк. Я заказал их специально, чтобы не забыть произведения, которые видел в Париже. Если желаете, я покажу вам их после обеда.
Выражение лица Альберта тут же изменилось.
– Очень желаю. Благодарю вас, сэр.
– Не стоит, – отмахнулся Вэл и жестом показал, чтобы подавали другое блюдо. Альберт нагонял на него тоску. Чем скорее закончится это гостевание, тем лучше. Он посмотрел на Мэри. «Если она смеется, я сверну ей шею, – подумал он. – Ставки в ее игре слишком высоки, если скука входит в их число».
Мэри смотрела на Вальмона, не в силах отвести глаз. Когда он взглянул на нее, она отвернулась.
«Ей стыдно смотреть мне в глаза, – подумал он. – Это хорошо. Сама понимает, что зашла слишком далеко… Смотрите, как покраснела. Я знаю женщин, которые отдали бы целое состояние, лишь бы выучиться этому фокусу».
После обеда Вэл пригласил всех в библиотеку. Это была угловая комната, и ее наружные двери выходили на галерею. Чтобы в комнату проникал свежий воздух, двери были открыты. Развязав тесемки пухлой кожаной папки, Вэл раскрыл ее на длинном столе, стоящем в центре комнаты.
– Как вы увидите, в своем собрании я отдаю предпочтение Жаку-Луи Давиду. Должно быть, в душе я классицист.
Альберт занес руки над папкой, словно грел их у камина. Вэл пододвинул к столу стул для Ханны. Мэри же он сказал:
– Я хотел бы показать вам кое-что в гостиной. Не угодно ли пойти со мной?
– Разумеется, – ответила Мэри, удивившись, что может разговаривать нормальным голосом.
Она последовала за Вэлом в просторную комнату, выходящую окнами на реку. За лужайкой и береговым валом виднелась Миссисипи. Деревья и дом отбрасывали длинные прозрачные тени на зеленый бархат лужайки, как и в тот солнечный день, когда она впервые увидела Вэла на валу перед этим домом. Только теперь она рядом с ним.
Вэл видел, как у нее на шее бьется жилка. Из гирлянды зелени, протянутой над камином, он извлек веточку омелы.
– Вот вам, – сказал он. – Украшение на праздник. – Он вдел веточку в косу Мэри, прямо над ухом. – Счастливого Рождества!
Он стоял так близко, что Мэри ощущала тепло его тела. От желания прикоснуться к нему у нее защипало в руках. Глаза его смеялись.
– Вы молчаливы сегодня, мадемуазель. Находите, что денек выдался скучный?
Мэри покачала головой. Говорить она не могла. Его близость действовала на нее гипнотически. Вэл дотронулся до омелы.
– Я верю в старые обычаи. А вы? – Он провел пальцем по ее уху, по щеке, по горлу. Остановившись под подбородком, Вэл приподнял его и задержал в таком положении, медленно приближаясь губами к ее губам.
Мэру чуть слышно ахнула и приподнялась на цыпочках навстречу его поцелую. Она провела ладонями по его рукам, плечам, погрузила их в его густые, пушистые волосы. Когда он сжал в объятиях ее талию, она наклонилась и губы ее раскрылись в ответ движению его губ.
Вэл отпустил ее талию, и она почувствовала себя невесомой от небывалого блаженства, неспособной видеть и ощущать ничего, кроме него.
– Вот черт! – пробормотал он. – Ринк меня зовет. – Он поспешно поцеловал ее в глаза, в нос, в губы. – Я возвращаюсь из Чарлстона в конце февраля, Мэри Макалистер. Не забудь обо мне, пока меня не будет. – Он отпустил ее и стремительно зашагал в библиотеку.
Мэри застыла там, где он ее оставил. Ее мягкие губы дрожали. Лишь много позже ноги стали слушаться ее, и она пошла вслед за ним.
Войдя в библиотеку, она изумилась: никто не заметил, что она уже совсем не та Мэри, что была раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144