«Николас…» Это имя, произнесенное шепотом, и теперь надрывало мое сердце. «Николас…» Со вздохом я закрыла глаза и прижалась лбом к холодному стеклу, вспоминая ту ночь. Даже теперь я отлично помнила пьяный смех мужчин, выходивших из таверны моего дяди. Но даже эта картина тускнела, когда я поднимала глаза на Николаса и видела его лицо.
— Я должен знать, — слышала я его шепот, — у тебя были другие?
— Других не было, — ответила я.
Он покрывал поцелуями все мое тело, и там, где его язык прикасался к моей коже, она начинала гореть, и в конце концов моя робость уступила место страсти.
Он запускал руки в мои свободно падающие на плечи волосы, любуясь черными локонами, обвивавшими его пальцы, он проводил концами моих волос по моей груди, пока мои соски не набухли не приподнялись, как плотные розовые бутоны, жаждавшие его поцелуев. И он принялся их целовать и ласкать, и гладить, прикасаясь к ним языком и пальцами, нежно покусывая их зубами и посасывая, как проголодавшийся младенец.
Меня охватил странный восторг, и бедра мои наполнились теплом и томлением. Он будто почувствовал это и провел рукой вниз по моему животу, и пальцы его скользнули между моих разведенных ног. Я вздрогнула, но не от холода — внезапно меня обдало жаром, все мое тело теперь пылало сладостным желанием, и я была полна любви. Я дрожала от желания слиться с ним воедино, стать его частью, неотъемлемой частью его существа, его ума, сердца и души, стать единым существом с ним.
Его пальцы нежно исследовали мое тело, так нежно, что, когда они достигли нетронутого барьера моей девственности, я не испытала неприятного чувства. Я судорожно вздохнула, и его пальцы замерли. Потом он ласково поцеловал меня, будто извиняясь, и тело его скользнуло поверх моего, он еще шире раздвинул коленями мои ноги, в то время как его рот продолжал возбуждать и мучить меня, пока я не заплакала, потому что больше не могла справляться со страстью и желанием.
Его сильные смуглые руки поймали мои запястья и прижали к кровати над моей головой, и он почти с сожалением прошептал:
— Я причиню тебе боль только один раз, любовь моя, только сегодня.
Его вторжение в мое тело было мощным, стремительным, и меня затопила волна боли, заставив вскрикнуть, но боль эта тотчас же прошла, как только он начал двигаться внутри меня. Из моих глаз хлынули непрошеные слезы, слезы радости, восторга и отчаяния. Потому что даже тогда он принадлежал другой.
Мысль о том, что он мог любить кого-то еще, что он мог быть столь же интимно связан с кем-то другим, разрывала мое сердце. Я надеялась, я молила Бога, чтобы он позволил мне умереть в этот момент в его объятиях. Потому что как мне было продолжать жить без него?
Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня. Я повернула голову к камину и горящему в нем огню, но он нежно приподнял мое лицо за подбородок и повернул, заставив меня смотреть ему прямо в глаза.
Проведя пальцем по моим мокрым щекам, Николас тихо спросил:
— Тебе больно?
Не в силах говорить, я покачала головой.
— Да, — сказал он. — Я причинил тебе боль и прошу прощения.
Я дотронулась до его лица, загипнотизированная необыкновенным выражением, и снова его тело принялось двигаться внутри меня, пока нас обоих не затопило волной наслаждения, лишив возможности видеть и слышать, и наш восторг был столь сильным и острым, что это граничило с болью. Да, мы были неразделимы: мы были слиты воедино, будто две части единого целого наконец нашли друг яруга и соединились. Мы оба стремились к пику наслаждения и разделили его, мы испытали подлинное блаженство, и несколько трепетных мгновений оно нас не покидало, это великолепие длилось, а потом постепенно и медленно затихло, будто ночь опустилась нам на плечи.
— Я никогда тебя не покину, — прошептал он снова. — Моя любовь, моя жизнь, верь мне. Когда-нибудь и как-нибудь мы станем мужем и женой.
Как-нибудь…
Я открыла глаза и попыталась стряхнуть это воспоминание. Я уставилась в окно на Малхэм и почувствовала, что сердце мое снова пронзила острая боль.
Я решила распаковать свой чемодан, когда в мою дверь тихонько постучали. Первым моим побуждением было вскочить с места, но, вспомнив распоряжение Уиндхэма открывать только в том случае, если постучат трижды, я подождала. Послышался тихий, но настойчивый стук.
Потом раздался голос Матильды:
— Мисс, вы у себя?
— Да, — выдохнула я, внутренне смеясь над своей нервозностью и испугом.
— Мисс Адриенна просила вас составить ей компанию. Идемте поскорее, она скоро будет разливать чай.
Уронив чемодан на постель, я поспешила к двери. Матильда смотрела на меня, сияя улыбкой, на щеках ее образовались ямочки, а глаза лукаво щурились.
— Вы уже устроились? — поинтересовалась она. — Вам удобно в этой комнате?
— Замечательно, — ответила я. — Из окна мне виден весь Малхэм.
Мы шли рядом по коридору, Матильда держала зажженную свечу. Я забыла свой плащ и теперь зябко поеживалась, обхватив себя руками.
Матильда ответила не сразу:
— Да, из этого окна красивый вид. Малхэм — хороший городок, и я уверена, вам здесь понравится. Здесь все меняется не по дням, а по часам, хотя и не всегда к лучшему.
— Да?
— Да. Знаете, гостиница «Корона» прежде называлась «Петух и бутылка». Прошлым летом туда въехал старый Керри Варне после смерти прежнего владельца «Бутылки». И он переименовал гостиницу в «Корону». Но эль теперь далеко не так хорош, как прежде… Во всяком случае, так говорит старый Джим.
Мы продолжали идти молча. Я старалась освоиться с обстановкой и запоминала дорогу. Мы повернули за один угол, потом обогнули еще один, и я подумала, что едва ли самостоятельно найду свою комнату. Коридоры походили на лабиринты крысиных ходов, они пересекались, возникали внезапно, ответвлялись друг от друга и переходили в тупики — они казались мне мрачными черными бесконечными тоннелями. В них не было ничего, никаких примет, которые могли бы мне помочь запомнить дорогу, и потому все свое внимание я теперь переключила на убранство коридоров, по которым мы шли. Как и везде, здесь были картины, главным образом женские портреты. Иногда я видела стол у стены, зеркало над столом и с каждой стороны зеркала бра. Свет их, отражавшийся в зеркале, освещал коридор впереди, пока мы не заворачивали за следующий угол.
— А как я найду дорогу обратно? — спросила я.
Матильда не удостоила меня ответа и продолжала идти вперед. Теперь наши шаги ускорились. Она все шлепала, грузная и тяжеловесная, дыхание ее вырывалось из ноздрей тонкими клубами пара, тянувшегося за ней. Я заметила, что и у меня изо рта идет пар. Мое лицо обдавало холодом, он жег мне горло. Кончики моих пальцев онемели.
Издали я увидела широкие двойные двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Я должен знать, — слышала я его шепот, — у тебя были другие?
— Других не было, — ответила я.
Он покрывал поцелуями все мое тело, и там, где его язык прикасался к моей коже, она начинала гореть, и в конце концов моя робость уступила место страсти.
Он запускал руки в мои свободно падающие на плечи волосы, любуясь черными локонами, обвивавшими его пальцы, он проводил концами моих волос по моей груди, пока мои соски не набухли не приподнялись, как плотные розовые бутоны, жаждавшие его поцелуев. И он принялся их целовать и ласкать, и гладить, прикасаясь к ним языком и пальцами, нежно покусывая их зубами и посасывая, как проголодавшийся младенец.
Меня охватил странный восторг, и бедра мои наполнились теплом и томлением. Он будто почувствовал это и провел рукой вниз по моему животу, и пальцы его скользнули между моих разведенных ног. Я вздрогнула, но не от холода — внезапно меня обдало жаром, все мое тело теперь пылало сладостным желанием, и я была полна любви. Я дрожала от желания слиться с ним воедино, стать его частью, неотъемлемой частью его существа, его ума, сердца и души, стать единым существом с ним.
Его пальцы нежно исследовали мое тело, так нежно, что, когда они достигли нетронутого барьера моей девственности, я не испытала неприятного чувства. Я судорожно вздохнула, и его пальцы замерли. Потом он ласково поцеловал меня, будто извиняясь, и тело его скользнуло поверх моего, он еще шире раздвинул коленями мои ноги, в то время как его рот продолжал возбуждать и мучить меня, пока я не заплакала, потому что больше не могла справляться со страстью и желанием.
Его сильные смуглые руки поймали мои запястья и прижали к кровати над моей головой, и он почти с сожалением прошептал:
— Я причиню тебе боль только один раз, любовь моя, только сегодня.
Его вторжение в мое тело было мощным, стремительным, и меня затопила волна боли, заставив вскрикнуть, но боль эта тотчас же прошла, как только он начал двигаться внутри меня. Из моих глаз хлынули непрошеные слезы, слезы радости, восторга и отчаяния. Потому что даже тогда он принадлежал другой.
Мысль о том, что он мог любить кого-то еще, что он мог быть столь же интимно связан с кем-то другим, разрывала мое сердце. Я надеялась, я молила Бога, чтобы он позволил мне умереть в этот момент в его объятиях. Потому что как мне было продолжать жить без него?
Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня. Я повернула голову к камину и горящему в нем огню, но он нежно приподнял мое лицо за подбородок и повернул, заставив меня смотреть ему прямо в глаза.
Проведя пальцем по моим мокрым щекам, Николас тихо спросил:
— Тебе больно?
Не в силах говорить, я покачала головой.
— Да, — сказал он. — Я причинил тебе боль и прошу прощения.
Я дотронулась до его лица, загипнотизированная необыкновенным выражением, и снова его тело принялось двигаться внутри меня, пока нас обоих не затопило волной наслаждения, лишив возможности видеть и слышать, и наш восторг был столь сильным и острым, что это граничило с болью. Да, мы были неразделимы: мы были слиты воедино, будто две части единого целого наконец нашли друг яруга и соединились. Мы оба стремились к пику наслаждения и разделили его, мы испытали подлинное блаженство, и несколько трепетных мгновений оно нас не покидало, это великолепие длилось, а потом постепенно и медленно затихло, будто ночь опустилась нам на плечи.
— Я никогда тебя не покину, — прошептал он снова. — Моя любовь, моя жизнь, верь мне. Когда-нибудь и как-нибудь мы станем мужем и женой.
Как-нибудь…
Я открыла глаза и попыталась стряхнуть это воспоминание. Я уставилась в окно на Малхэм и почувствовала, что сердце мое снова пронзила острая боль.
Я решила распаковать свой чемодан, когда в мою дверь тихонько постучали. Первым моим побуждением было вскочить с места, но, вспомнив распоряжение Уиндхэма открывать только в том случае, если постучат трижды, я подождала. Послышался тихий, но настойчивый стук.
Потом раздался голос Матильды:
— Мисс, вы у себя?
— Да, — выдохнула я, внутренне смеясь над своей нервозностью и испугом.
— Мисс Адриенна просила вас составить ей компанию. Идемте поскорее, она скоро будет разливать чай.
Уронив чемодан на постель, я поспешила к двери. Матильда смотрела на меня, сияя улыбкой, на щеках ее образовались ямочки, а глаза лукаво щурились.
— Вы уже устроились? — поинтересовалась она. — Вам удобно в этой комнате?
— Замечательно, — ответила я. — Из окна мне виден весь Малхэм.
Мы шли рядом по коридору, Матильда держала зажженную свечу. Я забыла свой плащ и теперь зябко поеживалась, обхватив себя руками.
Матильда ответила не сразу:
— Да, из этого окна красивый вид. Малхэм — хороший городок, и я уверена, вам здесь понравится. Здесь все меняется не по дням, а по часам, хотя и не всегда к лучшему.
— Да?
— Да. Знаете, гостиница «Корона» прежде называлась «Петух и бутылка». Прошлым летом туда въехал старый Керри Варне после смерти прежнего владельца «Бутылки». И он переименовал гостиницу в «Корону». Но эль теперь далеко не так хорош, как прежде… Во всяком случае, так говорит старый Джим.
Мы продолжали идти молча. Я старалась освоиться с обстановкой и запоминала дорогу. Мы повернули за один угол, потом обогнули еще один, и я подумала, что едва ли самостоятельно найду свою комнату. Коридоры походили на лабиринты крысиных ходов, они пересекались, возникали внезапно, ответвлялись друг от друга и переходили в тупики — они казались мне мрачными черными бесконечными тоннелями. В них не было ничего, никаких примет, которые могли бы мне помочь запомнить дорогу, и потому все свое внимание я теперь переключила на убранство коридоров, по которым мы шли. Как и везде, здесь были картины, главным образом женские портреты. Иногда я видела стол у стены, зеркало над столом и с каждой стороны зеркала бра. Свет их, отражавшийся в зеркале, освещал коридор впереди, пока мы не заворачивали за следующий угол.
— А как я найду дорогу обратно? — спросила я.
Матильда не удостоила меня ответа и продолжала идти вперед. Теперь наши шаги ускорились. Она все шлепала, грузная и тяжеловесная, дыхание ее вырывалось из ноздрей тонкими клубами пара, тянувшегося за ней. Я заметила, что и у меня изо рта идет пар. Мое лицо обдавало холодом, он жег мне горло. Кончики моих пальцев онемели.
Издали я увидела широкие двойные двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86