- Это вы вчера рамы с медпункта пропили? Доумились?
- Разведка доложила?
- Доложила. Вот участковый прищемит - назад потянете. Курочат все
подряд. Все на пропой, на пропой. А нам край надо бы возле кухни за-
тишку постановить, как у кумы Таисы. В затишку - печку. Летом так рас-
хорошо, не жарко. И курник стоит раскрытый. Шифера бы листов пять или
досок, хоть горбыля. Люди во двор тянут, для дела, а ты...
- Пузырь поставь - и к тебе притянем.
- Да уж все растянули. Свинарник какой расхороший был, сколь шифе-
ру, сколь досок. А в клубе, говорят, и полов уж нет.
- Полов... Вспомнила. Уж потолки снимают.
- Либо Рабуны? Они же кухню строить задумали. Рядом живут. Хозяева.
А у нас курник раскрытый.
- Пузырь. И все будет! - оживился Федор.
- Да если в дело, я два поставлю.
- Это уже разговор.
- Бесстыжий... Для дома, для семьи, а ты готов...
- Это не разговор, - перебил ее Федор.
- Разговор, не разговор. Засели, как баглаи. Только и глядите, где
бы чего украсть и пропить. Нет чтобы на ферму прийти да женам помочь,
- корила Анна. - Бабы - в мыле, а мужики прохладничают.
- Вы задарма горбитесь - и мы пойдем рядом с вами. Коммунистический
труд? Пошли они.
- Вот и пошли... А водку кажеденно глотать...
Укоры были те же, что и вчера, и позавчера, и всю долгую осень.
А у Фетисыча уроки были сделаны, можно и в школу отправляться. Хоть
и рановато, но веселее там.
Через кухонную толкотню, где суматошилась мать, понемногу наливался
похмельною злостью отчим, и лишь кудрявая Светланка жила своей детской
счастливой жизнью. Через все это Фетисыч пробился быстро и выбрался на
волю.
Уже пошел декабрь, но долгая поздняя осень, словно грязная злая
старуха, бродила по хуторам. Низкие набухшие тучи, морося, ползли и
ползли, а то и висели над хутором, цепляясь сизым провисшим брюхом за
маковки старых груш. По теплу, по лету, хутор тонул в садах. Теперь же
через голые ветви все насквозь было видать: от далекого Заольховского
кута, который упирался в лесистое займище, до самого озера, с белым
песком на берегу, с желтыми камышами. Весь хутор словно на ладони: се-
рые нахохленные дома, сараи, базы, высокие сенники, просторные огоро-
ды. И тихо было на хуторе, пустынно: ни людей, ни машин. Одно дело -
зябкая слякотная осень; другое - работы нет. Свиней давно на мясоком-
бинат сдали, овец раньше продали, коров один гурт неполный остался.
Тут еще плотницкую да кузницу на зиму закрыли. А дороги развезло, и
хлеб печеный не возят. То хоть возле кузни да плотницкой с утра народ
толокся, на бригадный наряд в контору ходили, потом у магазина собира-
лись бабы да старики, ожидая хлеб. Нынче все по домам сидят.
От дома Фетисыча видна была и школа. Она лежала на въезде, вначале
длинной, через весь хутор, улицы, по которой стояли бывшие клуб, мед-
пункт, детский садик, почта, баня да магазины. Напрямую, дворами да
проулками, до школы можно было добраться в два счета. Но обычно Фети-
сыч не спешил, выходя на улицу главную, мимо подворья многодетного Ка-
пустина, где день и ночь мотались на веревке детские штаны да рубашки.
Фетисыч свистел, заложив пальцы в рот. И тут же во всех окошках появ-
лялись расплющенные о стекло ребячьи носы. Шестеро детей было у Капус-
тина. Старшей - девять лет, ребятам-двойняшкам - по восемь, дальше -
вовсе горох. Еще один свист раздавался возле дома Башелуковых, для
первоклассницы Маринки с прозвищем Кроха. И все. Башелуковы жили на
углу. Отсюда лежала по главной улице прямая дорога до самой школы.
За долгие годы улицу выездили, посередке тянулась глубокая лужа.
Старый брехун Архип божился, что в разлив в эту лужу из озера карась
заходит и можно его ловить. Лужа и летом не высыхала, зеленея. А уж
теперь словно море была, топя заборы. Правда, заборов на главной улице
почти не осталось. Дома казенные, брошенные, заборам ли уцелеть.
Всякий день на пути в школу Фетисыч наведывался в эти руины прошло-
го. Добро, что двери да окна в домах брошенных - настежь, а чаще -
чернеют пустыми глазницами.
В бывшем медпункте, где и теперь пахло лекарствами, Фетисыч садился
в высокое блестящее кресло. Оно вращалось. Крутнешься раз-другой - и
дальше пошел. Клуб еще год назад стоял на запоре. Нынче - все раскры-
то. Сцену разобрали, выдрали полы. Дед Архип ободрал дерматин с кресел
и шил из него чирики. Красный цвет, он приметный. Полхутора в этих чи-
риках щеголяли. В бывшем магазине можно было залезть в большой холо-
дильник, прикрыть дверцу - и вроде тюрьма. Там же лежал на боку тяже-
лый запертый сейф. Его курочили, но так и не открыли.
Хуторская школа - длинное дощатое здание на высоком кирпичном фун-
даменте - когда-то была восьмилеткой. Директор, завуч, завхоз, учите-
ля... Школьники с трех хуторов сходились. Ныне старая учительница Ма-
рия Петровна пестала, кроме главного своего ученика Якова, трех Капус-
тиных да Маринку Башелукову. В просторной школе топили одну печку на
две комнаты: класс и еще одну рядом, под названием "спортзал", со
шведской стенкой, трапецией да перекладиной. Уроки начинали по-своему,
к полудню. Некуда было спешить.
Первым приходил Яков. Забирая ключ у технички, молоденькой тети Ва-
ри, которая напротив школы жила, он первым делом спрашивал:
- Натопила?
- Натопила, натопила... Иди проверяй, завхоз.
У школьного крыльца стояли корыто с водой и большой сибирьковый ве-
ник, чтобы сапоги отмывать. Хотя потом в школе и разувались, меняя
обувь, но на крыльцо грязь не тягали. За этим Яков следил. Он был офи-
циально назначен старостой и помощником старой учительницы и в школе
чувствовал себя свободней, чем дома.
Пустое длинное здание с длинным коридором встречало тишиной и гул-
ким эхом шагов. Две комнаты с общей печкой были хорошо натоплены, в
классе зеленели горшки с цветами, пестрели на стенах рисунки, апплика-
ции да вышивки - детское рукоделье. Три светлых окна глядели на ху-
торскую улицу.
Яков проверил печку и, усевшись за учительский стол, стал ждать.
Голоса Капустиных, как только вываливала орава из дома, звенели без
умолку, приближаясь. Школьников у Капустиных было трое, но обычно
прихватывали довеска - шестилетнего Вовика, который ревмя ревел, в
школу просясь. А коли не брали его, то убегал из дому и приходил са-
мостоятельно.
Шумно прибывали Капустины. Школа оживала. Вслед за ними, опаздывая,
медленно поспешала первоклассница Маринка Башелукова - махонькая дев-
чушка с большим красным ранцем за плечами. По теплому времени старые
люди выходили глядеть на нее, когда она горделиво несла через хутор
белые пышные банты на аккуратной головке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11