Она снова стала прежней Нелл, женщиной, о которой он думал весь вечер.
— Мы просто разговаривали. — Желание обладать ею загорелось в нем с неукротимой силой. — Девочки спят?
— Без задних ног, — ответила Нелл и, присмотревшись к нему, нахмурилась. — Что-то неладно?
— Нет, а почему ты спросила?
— Сама не знаю. Уж очень у тебя лицо было странное, когда ты вошел.
Он снова подумал рассказать ей об исчезновении Корнилии, но вовремя опомнился. Сейчас ему больше всего хотелось соблазнить ее, а новости могут и подождать.
— Должно быть, фруктовый торт в желудке взбунтовался, — выдавил он.
Нелл встала, и он увидел смутный силуэт ее тела сквозь полупрозрачную рубашку.
— Хочешь пить? Достать тебе шипучку?
Мэтт с трудом покачал головой. И, поднявшись, как во сне шагнул к ней.
Во взгляде Нелл блеснула настороженность. Только этого не хватало!
— Мэтт, нам нужно поговорить… об этом. За дверью спят дети!
— Знаю.
Он только об этом и думал. Одно дело — убеждать себя, что они не проснутся, и совсем другое — поминутно оглядываться на тонкую дверь.
— Здесь слишком жарко. Пойдем погуляем.
— Я в рубашке.
— Уже стемнело. Никто ничего не увидит. Кроме того, рубашка скрывает тебя куда надежнее, чем та одежда, которую ты носила целый день.
— Но все же…
— Тропинка за фургоном ведет прямо в лес. Мы не выпустим «Мейбл» из виду.
Уголки ее губ неожиданно поднялись, и он вспомнил, как восторженно относится Нелл к самым простым удовольствиям.
Уже через несколько минут они шли но усыпанной листьями и хворостом тропинке. Сквозь ветки деревьев проникал неяркий лунный свет, озаряя путь. Нили с жадностью вдыхала дым костра и влажных трав, постепенно привыкая к мысли, что разгуливает в одной ночнушке.
— Ну разве не чудесно?
— Да, очень мило. Дай мне руку, не то споткнешься.
По мнению Нили, ей вовсе не грозила опасность упасть, но она доверчиво вложила в его ладонь свою. И ощутила его тепло и надежность. Хотя в своей жизни она обменялась сотнями рукопожатий, только ручонки детей давали ей такое ощущение.
— Мне сегодня было так хорошо!
— Как ни тяжело в этом признаваться, мне тоже!
— Они были добры к Люси. И она ни разу не выругалась в их присутствии.
— Заметил. А ведь Бертис ее провоцировала своим кудахтаньем.
— По-моему, девочке это понравилось.
— Мне тоже так показалось.
Мэтт замедлил шаг. Что-то увидел впереди?
— Идем туда. Здесь слишком светло, — хрипловато попросил он, и сердце Нили замерло. Раздираемая сомнениями и в то же время странным возбуждением, она позволила увлечь себя в чащу, под густую крону огромного дерева. Мэтт, не выпуская ее, прижался спиной к стволу, привлек к себе и поцеловал.
Поцелуй длился бесконечно, жадный, примитивно-чувственный, выдававший его немалый сексуальный опыт, но на этот раз она не тревожилась, правильно ли все делает. Просто обхватила шею Мэтта и стала наслаждаться восхитительными ощущениями.
Его руки скользили по ее телу, воспламеняя при каждом прикосновении.
— Не могу насытиться тобой.
Он сжал ее грудь через ткань ночной рубашки, провел большим пальцем по вершинке. Наклонил голову. Губы его нашли ее сосок и увлажнили тонкий ситец.
Нили застонала. Какое волшебство он с ней творит!
Возбуждение все нарастало, грозя смести ее ураганным вихрем.
— Я не хочу…
— Хочешь.
Она собиралась сказать, что не хочет находиться под открытым небом… попросить Мэтта поискать какое-нибудь укрытие. Но стоит ли объяснять?
Мэтт поднял подол сорочки. Осторожно провел пальцем по тонкой ткани трусиков.
— Ты вся мокрая.
Почти грубая прямота его слов потрясла ее. Нили вздрогнула. Значит, вот как разговаривают друг с другом любовники?
Он стал ласкать ее. Нили расслабилась, ноги стали ватными.
— Сними рубашку, — прошептал Мэтт, вернув ее к реальности.
Нет, сегодня на нее и без того обрушилось слишком много. Она не сможет справиться со всем сразу.
— Но мы в лесу…
— Это куда лучше, чем в тесноте и духоте, — заявил он, собирая в руках складки ткани.
Нили попыталась было сопротивляться, но тут же сдалась. Ей опротивели условности, постоянная необходимость притворяться, осторожничать. Она молча подняла руки. Холодный воздух коснулся обнаженной кожи. Рубашка упала на землю.
— Теперь трусики. Отдай их мне.
Нили колебалась.
— Быстрее.
Его властный чувственный приказ потряс ее до глубины души. Но какой-то примитивный женский инстинкт требовал, чтобы она не уступала сразу, а начала свою игру.
— О, так и быть, — с притворным нежеланием пробормотала она и была вознаграждена тихим смешком, разлившимся в ее крови теплым медом. Медленно наклоняясь, она поражалась невероятной непристойности того, что собиралась сделать. Пусть весь кемпинг спит, все равно они в общественном месте!
Мэтт отнял у нее трусики и, кажется, сунул в карман.
— Не двигайся, — велел он. Но она и так не могла бы пошевелиться, даже перед лицом неминуемой гибели. Он сжал ее плечи, поцеловал в шею. Коснулся грудей и ласкал их, пока она не задохнулась. Нили обвила его ногу своей. Ощущения, словно сжатые до этого в тугую спираль, стали разворачиваться с такой силой, что вынести это не было никакой возможности. Она сжала его запястья, чтобы хоть немного замедлить развитие событий.
— Твоя очередь, — гортанно, еле слышно скомандовала она. — Раздевайся.
И снова этот тихий рокочущий смешок.
— Ты сошла с ума? Мы под открытым небом, сама говорила. Только эксгибиционисты способны резвиться здесь в чем мать родила.
— Я тебя задушу, — прошипела она.
— Лучше порадуй меня, — попросил он, проводя руками по ее спине. Но больше шутить почему-то не захотелось. — Тебя так чертовски приятно гладить!
А его ласки были еще приятнее. Он касался ее ягодиц, бедер, прижимал к себе все теснее.
— Ты и не подозреваешь, что я хочу с тобой сделать… прямо сейчас!
Она подозревала. Но все же хотела услышать. Из его уст. Прямые, жаркие, откровенные слова. Чудесные непристойные сексуальные выражения, которые зажгут кровь.
— Скажи мне, — едва выговорила она. — Скажи все.
Он стиснул ее сосок. Восхитительно-чувственная угроза.
— Любишь играть с огнем?
— Именно.
— Тогда готовься обжечься.
И она обожглась… услышав подробные, почти фотографические описания. Нескромные требования. Это и был земной язык секса и вожделения.
— Хочу раздвинуть твои ноги… развести бедра… шире… открыть тебя… — Он говорил, почти не отнимая рта от ее губ. Словно ставил на ней свое тавро. Языком, руками. Его руки… О, его руки… они были повсюду. — Коснуться тебя здесь… нажать тут… — Между ее ногами… ищущие настойчивые пальцы… — Здесь…
Ни смущения, ни колебаний, ни отвращения к ней как к женщине…
— И здесь… немного глубже…
Он жаждет ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Мы просто разговаривали. — Желание обладать ею загорелось в нем с неукротимой силой. — Девочки спят?
— Без задних ног, — ответила Нелл и, присмотревшись к нему, нахмурилась. — Что-то неладно?
— Нет, а почему ты спросила?
— Сама не знаю. Уж очень у тебя лицо было странное, когда ты вошел.
Он снова подумал рассказать ей об исчезновении Корнилии, но вовремя опомнился. Сейчас ему больше всего хотелось соблазнить ее, а новости могут и подождать.
— Должно быть, фруктовый торт в желудке взбунтовался, — выдавил он.
Нелл встала, и он увидел смутный силуэт ее тела сквозь полупрозрачную рубашку.
— Хочешь пить? Достать тебе шипучку?
Мэтт с трудом покачал головой. И, поднявшись, как во сне шагнул к ней.
Во взгляде Нелл блеснула настороженность. Только этого не хватало!
— Мэтт, нам нужно поговорить… об этом. За дверью спят дети!
— Знаю.
Он только об этом и думал. Одно дело — убеждать себя, что они не проснутся, и совсем другое — поминутно оглядываться на тонкую дверь.
— Здесь слишком жарко. Пойдем погуляем.
— Я в рубашке.
— Уже стемнело. Никто ничего не увидит. Кроме того, рубашка скрывает тебя куда надежнее, чем та одежда, которую ты носила целый день.
— Но все же…
— Тропинка за фургоном ведет прямо в лес. Мы не выпустим «Мейбл» из виду.
Уголки ее губ неожиданно поднялись, и он вспомнил, как восторженно относится Нелл к самым простым удовольствиям.
Уже через несколько минут они шли но усыпанной листьями и хворостом тропинке. Сквозь ветки деревьев проникал неяркий лунный свет, озаряя путь. Нили с жадностью вдыхала дым костра и влажных трав, постепенно привыкая к мысли, что разгуливает в одной ночнушке.
— Ну разве не чудесно?
— Да, очень мило. Дай мне руку, не то споткнешься.
По мнению Нили, ей вовсе не грозила опасность упасть, но она доверчиво вложила в его ладонь свою. И ощутила его тепло и надежность. Хотя в своей жизни она обменялась сотнями рукопожатий, только ручонки детей давали ей такое ощущение.
— Мне сегодня было так хорошо!
— Как ни тяжело в этом признаваться, мне тоже!
— Они были добры к Люси. И она ни разу не выругалась в их присутствии.
— Заметил. А ведь Бертис ее провоцировала своим кудахтаньем.
— По-моему, девочке это понравилось.
— Мне тоже так показалось.
Мэтт замедлил шаг. Что-то увидел впереди?
— Идем туда. Здесь слишком светло, — хрипловато попросил он, и сердце Нили замерло. Раздираемая сомнениями и в то же время странным возбуждением, она позволила увлечь себя в чащу, под густую крону огромного дерева. Мэтт, не выпуская ее, прижался спиной к стволу, привлек к себе и поцеловал.
Поцелуй длился бесконечно, жадный, примитивно-чувственный, выдававший его немалый сексуальный опыт, но на этот раз она не тревожилась, правильно ли все делает. Просто обхватила шею Мэтта и стала наслаждаться восхитительными ощущениями.
Его руки скользили по ее телу, воспламеняя при каждом прикосновении.
— Не могу насытиться тобой.
Он сжал ее грудь через ткань ночной рубашки, провел большим пальцем по вершинке. Наклонил голову. Губы его нашли ее сосок и увлажнили тонкий ситец.
Нили застонала. Какое волшебство он с ней творит!
Возбуждение все нарастало, грозя смести ее ураганным вихрем.
— Я не хочу…
— Хочешь.
Она собиралась сказать, что не хочет находиться под открытым небом… попросить Мэтта поискать какое-нибудь укрытие. Но стоит ли объяснять?
Мэтт поднял подол сорочки. Осторожно провел пальцем по тонкой ткани трусиков.
— Ты вся мокрая.
Почти грубая прямота его слов потрясла ее. Нили вздрогнула. Значит, вот как разговаривают друг с другом любовники?
Он стал ласкать ее. Нили расслабилась, ноги стали ватными.
— Сними рубашку, — прошептал Мэтт, вернув ее к реальности.
Нет, сегодня на нее и без того обрушилось слишком много. Она не сможет справиться со всем сразу.
— Но мы в лесу…
— Это куда лучше, чем в тесноте и духоте, — заявил он, собирая в руках складки ткани.
Нили попыталась было сопротивляться, но тут же сдалась. Ей опротивели условности, постоянная необходимость притворяться, осторожничать. Она молча подняла руки. Холодный воздух коснулся обнаженной кожи. Рубашка упала на землю.
— Теперь трусики. Отдай их мне.
Нили колебалась.
— Быстрее.
Его властный чувственный приказ потряс ее до глубины души. Но какой-то примитивный женский инстинкт требовал, чтобы она не уступала сразу, а начала свою игру.
— О, так и быть, — с притворным нежеланием пробормотала она и была вознаграждена тихим смешком, разлившимся в ее крови теплым медом. Медленно наклоняясь, она поражалась невероятной непристойности того, что собиралась сделать. Пусть весь кемпинг спит, все равно они в общественном месте!
Мэтт отнял у нее трусики и, кажется, сунул в карман.
— Не двигайся, — велел он. Но она и так не могла бы пошевелиться, даже перед лицом неминуемой гибели. Он сжал ее плечи, поцеловал в шею. Коснулся грудей и ласкал их, пока она не задохнулась. Нили обвила его ногу своей. Ощущения, словно сжатые до этого в тугую спираль, стали разворачиваться с такой силой, что вынести это не было никакой возможности. Она сжала его запястья, чтобы хоть немного замедлить развитие событий.
— Твоя очередь, — гортанно, еле слышно скомандовала она. — Раздевайся.
И снова этот тихий рокочущий смешок.
— Ты сошла с ума? Мы под открытым небом, сама говорила. Только эксгибиционисты способны резвиться здесь в чем мать родила.
— Я тебя задушу, — прошипела она.
— Лучше порадуй меня, — попросил он, проводя руками по ее спине. Но больше шутить почему-то не захотелось. — Тебя так чертовски приятно гладить!
А его ласки были еще приятнее. Он касался ее ягодиц, бедер, прижимал к себе все теснее.
— Ты и не подозреваешь, что я хочу с тобой сделать… прямо сейчас!
Она подозревала. Но все же хотела услышать. Из его уст. Прямые, жаркие, откровенные слова. Чудесные непристойные сексуальные выражения, которые зажгут кровь.
— Скажи мне, — едва выговорила она. — Скажи все.
Он стиснул ее сосок. Восхитительно-чувственная угроза.
— Любишь играть с огнем?
— Именно.
— Тогда готовься обжечься.
И она обожглась… услышав подробные, почти фотографические описания. Нескромные требования. Это и был земной язык секса и вожделения.
— Хочу раздвинуть твои ноги… развести бедра… шире… открыть тебя… — Он говорил, почти не отнимая рта от ее губ. Словно ставил на ней свое тавро. Языком, руками. Его руки… О, его руки… они были повсюду. — Коснуться тебя здесь… нажать тут… — Между ее ногами… ищущие настойчивые пальцы… — Здесь…
Ни смущения, ни колебаний, ни отвращения к ней как к женщине…
— И здесь… немного глубже…
Он жаждет ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89