Она облизнула губы.
— Я…
— Жарко? — Он тянул и тянул гласную, и ее завораживал его хриплый голос. Она задохнулась.
— Тепло.
Он улыбнулся улыбкой испорченного мальчишки-южанина, легко вызывая в ее воображении бесконечные влажные ночи.
— Нет, не тепло, мэм. Жарко.
— Возможно…
— Мне тоже.
Сквозь одежду она ощущала его тело. Он возбуждал ее… и пугал. Он заставлял ее чувствовать себя так, словно она была сомнамбулой до встречи с ним.
Его руки обхватили ее ягодицы.
— Ты и я. Мы…
— Пылаем, — слетело с ее губ.
— Да. — Он уронил голову и приник к ее губам поцелуем.
Потом он ударился локтем о зеркало, когда поднимал ее. Их поцелуй превратился в неистовое оральное соитие, и тому виною, конечно же, была теснота.
С хриплым ворчанием он посадил ее на край умывальника и загнал ее свитер и лифчик под горло. Она уцепилась за пряжку его ремня.
Ноги ее были широко раздвинуты, и она ничего не могла с этим поделать. Он прихватил губами ее правый сосок, твердый, как кончик карандаша. Скользнув рукой по поверхности живота, положил ладонь на промежность.
— Никогда впредь, — проворчал он, лаская ее через шорты, — не надевай их снова.
— Нет…
— Женщине ни к чему это. — Он расстегнул шорты, дернув «молнию» книзу.
— Да. — Расцепив пряжку, она вытаскивала полы рубашки из его брюк.
— И никаких трусов.
Он скользнул рукой в развал ткани. Мокро. Горячо. Она припала лицом к его обнаженной груди. Она трогала языком кончики его шелковистых волос.
— Здесь, — хрипло пробормотал он. — Внутри…
— Давай. Да…
Она дергала его «молнию», но на полпути к цели замок закусил ткань. Со стоном разочарования она запустила руку в тесный проем.
Он издал приглушенное восклицание и приподнял ее одной рукой, пока она возилась в его джинсах. Его плечи вдавились в стену. Он уперся левой ногой в металлическую крышку стульчака и стал стаскивать с ее бедер шорты и трусики. Мешала теснота. Она чувствовала мокрый холод раковины под ягодицами и пульсирующий жар в ладони. Левым плечом он ударился о стену, локтем правой руки своротил полку. Наконец с помощью ноги ему далось сбросить ее одежду на мягкий коричневый ворс ковра.
Ее рука дрожала. Она никогда не делала этого мужчине, но внезапно руки стало недостаточно. Ей показалось, что во рту закипает слюна. Она толкнула его к стене и сползла с края раковины. Приседая в немыслимой тесноте, она не знала, куда деть колени, и тут ощутила спиной пустоту. Затиснув себя под умывальник, ощущая кожей холодные прикосновения металлических труб, она склонилась к нему, раздвигая губы, мешая светлые локоны своих волос с жесткой курчавой порослью.
На его лбу выступил пот, как только он почувствовал влажные тянущие подергивания. Огорчения, тревоги и радости вчерашнего дня словно стерло горячей шершавей губкой. Ему стало на все наплевать. Единственно, кого он мог осудить, это только себя, но этим можно было заняться потом.
Осторожно покачиваясь, он смотрел на бледный изгиб ее шеи. Множество женщин делали для него то же самое, так почему же сейчас это кажется совершенно иным? Оно и было иным. Была какая-то непорочная неумелость в этих мягких, скудных неловких движениях языка, которые не столько распаляли его, сколько ставили в тупик.
Он трогал ее волосы, мял ее щеки по мере того, как страсть его подходила к пику.
Он касался ее ресниц, и яростная волна нежности, пульсируя, билась в нем, все прибывая и прибывая, с каждым прибоем продвигаясь все дальше — к красной черте. Отчужденно, словно глядя со стороны, он сообразил, что поднимает ее с колен и ставит вровень с собой. Не важно, как она выглядит, как одевается, как ведет себя, но с ней нельзя обращаться так. Она заслуживает большего. Поспешные сношения в самолетных нужниках не для нее.
— Нет? — прошептала она, широко раскрыв свои янтарные глаза, и они вновь потянули из него жилы.
Он поцеловал ее губы и ощутил резкую боль в паху. Всхлипывая, она повторяла его имя, вздрагивая всем телом, и он понял, что она полностью потеряла контроль над собой. Отбросив в сторону яростную потребность собственного тела, он гладил ее глубокими, мягкими движениями рук. Она вонзила пальцы в его плечи, и звук ее коротких, неистовых всхлипов, нарастая, бился в его ушах.
— Фэб, дорогая, ты убиваешь меня. — С хриплым восклицанием он удвоил свои усилия. Когда она взорвалась, он проглотил ее крики.
Она упала на него; тело ее стало податливым и уязвимым. Он ощущал, как тяжело вздымается ее грудь. Она попыталась сомкнуть дрожащие бедра. Когда она застонала и обняла его, он понял, что ей не хватило поддержки. Он не мог бросить ее в таком состоянии и вновь начал гладить ее.
Она пробудилась незамедлительно. Она хватала ртом воздух, затем ее бросило в дрожь, ее крепкие бедра, как жернова, перетирали его запястье. Он попытался помочь ей сильными резкими толчками.
— Нет… Только с тобой.
Он крепко зажмурился, заставляя себя смириться с фактом, что его поезд уже не придет. Она вряд ли способна сейчас рассуждать здраво, поэтому ему придется решать за двоих.
— У меня с собой ничего нет, — солгал он. Она скользнула руками к его бедрам и легонечко поскребла там.
— Могла бы я?.. — Она указала головой, вопросительно глядя на него, и неуверенность ее взгляда щемящей болью отозвалась в его сердце. — Может быть, я смогла бы проделать это еще раз?
На ее горле хрупко дернулась жилка. Превозмогая себя, он застегнул джинсы.
— Все в порядке. Я отлично себя чувствую.
— Но…
Он смотрел мимо ее улетающих глаз. Руки его действовали не очень уверенно, когда он оправлял на ней свитер.
— Все сейчас спят, но, может быть, тебе лучше первой пробраться на свое место, как только ты приведешь себя в порядок?
Она делала отчаянные усилия, чтобы натянуть свои шорты, каждым движением задевая его. Справившись наконец с этой нелегкой задачей и разгладив последнюю складку, она вскинула ресницы. Он пытался улыбнуться ей.
— Как ты это делаешь? — спокойно спросила она.
— Делаю что?
— Действуешь так пылко, а затем превращаешься в кусок льда.
Вот оно что. Она посчитала себя отвергнутой. Сообразив это, он понял, что обидел ее.
— В данный момент я на грани срыва, — сказал он.
— Я не верю тебе. Как это Тулли называет тебя? «Айсберг»?
У него не было сил сражаться с ней, во всяком случае не сейчас, не после того, как он видел ее уязвимой и беспомощной. Он мог думать лишь о том, как заживить ее рану. Ему удалось придать нотки раздражения своему голосу:
— Опять начинается, не так ли? Стоит нам сойтись, и мы уже спорим… когда не целуемся. Я даже не знаю, почему так стараюсь быть хорошим парнем с тобой, хотя всегда нарываюсь на неприятности.
Ее припухлые губы дрогнули.
— Это называется быть хорошим парнем — то, что ты вытворяешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Я…
— Жарко? — Он тянул и тянул гласную, и ее завораживал его хриплый голос. Она задохнулась.
— Тепло.
Он улыбнулся улыбкой испорченного мальчишки-южанина, легко вызывая в ее воображении бесконечные влажные ночи.
— Нет, не тепло, мэм. Жарко.
— Возможно…
— Мне тоже.
Сквозь одежду она ощущала его тело. Он возбуждал ее… и пугал. Он заставлял ее чувствовать себя так, словно она была сомнамбулой до встречи с ним.
Его руки обхватили ее ягодицы.
— Ты и я. Мы…
— Пылаем, — слетело с ее губ.
— Да. — Он уронил голову и приник к ее губам поцелуем.
Потом он ударился локтем о зеркало, когда поднимал ее. Их поцелуй превратился в неистовое оральное соитие, и тому виною, конечно же, была теснота.
С хриплым ворчанием он посадил ее на край умывальника и загнал ее свитер и лифчик под горло. Она уцепилась за пряжку его ремня.
Ноги ее были широко раздвинуты, и она ничего не могла с этим поделать. Он прихватил губами ее правый сосок, твердый, как кончик карандаша. Скользнув рукой по поверхности живота, положил ладонь на промежность.
— Никогда впредь, — проворчал он, лаская ее через шорты, — не надевай их снова.
— Нет…
— Женщине ни к чему это. — Он расстегнул шорты, дернув «молнию» книзу.
— Да. — Расцепив пряжку, она вытаскивала полы рубашки из его брюк.
— И никаких трусов.
Он скользнул рукой в развал ткани. Мокро. Горячо. Она припала лицом к его обнаженной груди. Она трогала языком кончики его шелковистых волос.
— Здесь, — хрипло пробормотал он. — Внутри…
— Давай. Да…
Она дергала его «молнию», но на полпути к цели замок закусил ткань. Со стоном разочарования она запустила руку в тесный проем.
Он издал приглушенное восклицание и приподнял ее одной рукой, пока она возилась в его джинсах. Его плечи вдавились в стену. Он уперся левой ногой в металлическую крышку стульчака и стал стаскивать с ее бедер шорты и трусики. Мешала теснота. Она чувствовала мокрый холод раковины под ягодицами и пульсирующий жар в ладони. Левым плечом он ударился о стену, локтем правой руки своротил полку. Наконец с помощью ноги ему далось сбросить ее одежду на мягкий коричневый ворс ковра.
Ее рука дрожала. Она никогда не делала этого мужчине, но внезапно руки стало недостаточно. Ей показалось, что во рту закипает слюна. Она толкнула его к стене и сползла с края раковины. Приседая в немыслимой тесноте, она не знала, куда деть колени, и тут ощутила спиной пустоту. Затиснув себя под умывальник, ощущая кожей холодные прикосновения металлических труб, она склонилась к нему, раздвигая губы, мешая светлые локоны своих волос с жесткой курчавой порослью.
На его лбу выступил пот, как только он почувствовал влажные тянущие подергивания. Огорчения, тревоги и радости вчерашнего дня словно стерло горячей шершавей губкой. Ему стало на все наплевать. Единственно, кого он мог осудить, это только себя, но этим можно было заняться потом.
Осторожно покачиваясь, он смотрел на бледный изгиб ее шеи. Множество женщин делали для него то же самое, так почему же сейчас это кажется совершенно иным? Оно и было иным. Была какая-то непорочная неумелость в этих мягких, скудных неловких движениях языка, которые не столько распаляли его, сколько ставили в тупик.
Он трогал ее волосы, мял ее щеки по мере того, как страсть его подходила к пику.
Он касался ее ресниц, и яростная волна нежности, пульсируя, билась в нем, все прибывая и прибывая, с каждым прибоем продвигаясь все дальше — к красной черте. Отчужденно, словно глядя со стороны, он сообразил, что поднимает ее с колен и ставит вровень с собой. Не важно, как она выглядит, как одевается, как ведет себя, но с ней нельзя обращаться так. Она заслуживает большего. Поспешные сношения в самолетных нужниках не для нее.
— Нет? — прошептала она, широко раскрыв свои янтарные глаза, и они вновь потянули из него жилы.
Он поцеловал ее губы и ощутил резкую боль в паху. Всхлипывая, она повторяла его имя, вздрагивая всем телом, и он понял, что она полностью потеряла контроль над собой. Отбросив в сторону яростную потребность собственного тела, он гладил ее глубокими, мягкими движениями рук. Она вонзила пальцы в его плечи, и звук ее коротких, неистовых всхлипов, нарастая, бился в его ушах.
— Фэб, дорогая, ты убиваешь меня. — С хриплым восклицанием он удвоил свои усилия. Когда она взорвалась, он проглотил ее крики.
Она упала на него; тело ее стало податливым и уязвимым. Он ощущал, как тяжело вздымается ее грудь. Она попыталась сомкнуть дрожащие бедра. Когда она застонала и обняла его, он понял, что ей не хватило поддержки. Он не мог бросить ее в таком состоянии и вновь начал гладить ее.
Она пробудилась незамедлительно. Она хватала ртом воздух, затем ее бросило в дрожь, ее крепкие бедра, как жернова, перетирали его запястье. Он попытался помочь ей сильными резкими толчками.
— Нет… Только с тобой.
Он крепко зажмурился, заставляя себя смириться с фактом, что его поезд уже не придет. Она вряд ли способна сейчас рассуждать здраво, поэтому ему придется решать за двоих.
— У меня с собой ничего нет, — солгал он. Она скользнула руками к его бедрам и легонечко поскребла там.
— Могла бы я?.. — Она указала головой, вопросительно глядя на него, и неуверенность ее взгляда щемящей болью отозвалась в его сердце. — Может быть, я смогла бы проделать это еще раз?
На ее горле хрупко дернулась жилка. Превозмогая себя, он застегнул джинсы.
— Все в порядке. Я отлично себя чувствую.
— Но…
Он смотрел мимо ее улетающих глаз. Руки его действовали не очень уверенно, когда он оправлял на ней свитер.
— Все сейчас спят, но, может быть, тебе лучше первой пробраться на свое место, как только ты приведешь себя в порядок?
Она делала отчаянные усилия, чтобы натянуть свои шорты, каждым движением задевая его. Справившись наконец с этой нелегкой задачей и разгладив последнюю складку, она вскинула ресницы. Он пытался улыбнуться ей.
— Как ты это делаешь? — спокойно спросила она.
— Делаю что?
— Действуешь так пылко, а затем превращаешься в кусок льда.
Вот оно что. Она посчитала себя отвергнутой. Сообразив это, он понял, что обидел ее.
— В данный момент я на грани срыва, — сказал он.
— Я не верю тебе. Как это Тулли называет тебя? «Айсберг»?
У него не было сил сражаться с ней, во всяком случае не сейчас, не после того, как он видел ее уязвимой и беспомощной. Он мог думать лишь о том, как заживить ее рану. Ему удалось придать нотки раздражения своему голосу:
— Опять начинается, не так ли? Стоит нам сойтись, и мы уже спорим… когда не целуемся. Я даже не знаю, почему так стараюсь быть хорошим парнем с тобой, хотя всегда нарываюсь на неприятности.
Ее припухлые губы дрогнули.
— Это называется быть хорошим парнем — то, что ты вытворяешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103