Он, наверное, смеется над ней!
– У меня такое ощущение, будто я играю в плохом кино.
Альварез и Джейк подтянули стулья к креслам и, усевшись, уставились на Синтию, единственную, кто продолжал стоять. Они ерзали на месте, и она восприняла это как фактическое признание вины. Она обвела их испытующим взглядом.
– Я тут подумала… О ваших именах. Они звучат, как имена персонажей для порнографического сюжета. Питер, Дик, Бонер…
Мужчины поморщились. Она не знала, что вызвало их возмущение – ее замечание или ее грубость, однако уже не первый раз убеждалась, что лучше разговаривать с мужчинами, не стесняясь крепких выражений.
Бенор запротестовал первым:
– Эй, мое имя произносится вовсе не так.
Феррама отставил в сторону фужер. Его ноздри раздувались от возмущения:
– Возможно, подобная вульгарность может произнести впечатление на ваших коллег с Уолл-стрит, но здесь она выглядит неуместной. В моей стране только путаны, уличные женщины, могут позволить себе цельности в выражениях. Прислушайтесь к моему совету: если вы имеете дело с мужчинами, это не означает, что надо говорить с ними на их языке.
Синтия сжалась, но лишь на секунду. Она приняла вызов и резко ответила:
– Я прошу прощения, если моя манера высказываться прозвучала оскорбительно для вашего нежного слуха, ваше высочество. Но, честно говоря, мне плевать. Я не новичок в этом жестоком мире, каковы бы ни были ваши претензии к моим манерам. А относительно вашего совета… Позвольте отблагодарить вас ответным. Как говорила моя бабушка-ирландка… Господи, упокой ее душу… Она была уважаемой женщиной, к которой приходили на поклон все деревенские жители…
– О какой деревне речь? – вкрадчиво вмещался Альварез. – Я думал, что вы из Чикаго.
– Окрестности Чикаго – это большие деревни, – отмахиваясь от вопроса адвоката, ответила Синтия и повернулась к принцу, который поставил под сомнение ее хорошее воспитание. – Как я уже упомянула, моя бабушка была настоящим кладезем народной мудрости. И в вашем случае она бы сказала: «Не позволяй своему языку перерезать собственное горло».
Феррама прищурился и заявил:
– К пословицам и поговоркам в моей стране совершенно особое отношение, уверяю вас. Мне даже пришло на ум одно древнее испанское высказывание: «Нет ничего острее, чем женский язык».
– Не надо протягивать руку, если не уверен, что успеешь ее отдернуть, – выпалила она.
– Не показывай зубы, если не собираешься укусить, – с улыбкой парировал он, наслаждаясь словесной дуэлью.
– Бойся рогов быка, зубов пса и улыбки подлеца.
Он улыбнулся еще шире.
Это просто смешно! Зачем она позволила втянуть себя в бессмысленную словесную перебранку? Во всем, наверное, виновата ее ирландская кровь. Ни один ирландец не упустит возможности поучаствовать в споре.
Синтия глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.
– Давайте забудем о наших философских разногласиях, Феррама. Обстоятельства таковы, что оскорбления в мой адрес могут стать для вас непозволительной роскошью.
– Вы угрожаете мне, мисс Салливан?
– Как аукнется…
Ее реплика вызвала дружный стон мужчин.
– Послушайте, принц…
– Называйте меня П. Т.
– Называйте меня мисс Салливан или своим самым страшным сном, – резко оборвала она его, – но только помните одно, Феррама: вы заинтересованы в том, чтобы я чувствовала себя счастливой, а не наоборот.
– Неужели?
Феррама ответил ей, нарочито растягивая слова, и одарил ее улыбкой, в которой сквозило неприкрытое мужское желание.
Она догадалась, что он говорит не о возникших между ними финансовых противоречиях.
– Как на испанский переводится «сексуальные домогательства»? – с милой улыбкой спросила она.
– Бог ты мой! – вскричал Альварез.
Феррама, нисколько не обескураженный происходящим, улыбнулся и ответил.
– Стоп, стоп, о чем речь? Разве я вас хоть пальцем тронул?
В его глазах мелькнул озорной огонек. Судя по всему, он был не против более близкого контакта. Не иначе.
Синтия предалась мечтаниям. Как романтично могло бы все сложиться! Но тут же одернула себя. О чем она думает? Она склонила голову, собрала в кулак всю свою волю и пояснила:
– Говоря о вашей заинтересованности в моем добром расположении, я имела в виду, что если вы хотите, чтобы корпорация заработала планируемые десять миллионов при цене акций по пять долларов за штуку на фондовом рынке, что сулит вам семнадцать процентов дополнительной прибыли от превращения инвестиций в капитал, то мы должны оперировать совершенно другими суммами. Или я ошибаюсь?
Ее собеседники не могли скрыть охватившего их изумления. Она лишь пробежала глазами документ, и что же? Это позволило ей с легкостью произвести все необходимые вычисления, хотя дело касалось семизначных чисел. Да, фотографическая память уже не раз оказывала ей неоценимую услугу. Феррама пришел в себя первым.
– Итак, вы знаете, что моя корпорация выходит на фондовый рынок. Подумаешь, большое дело, как говорите вы, американцы! Ваши претензии не становятся от этого более обоснованными. Разве что вы сознательно используете шантаж как метод… – поморщив нос, как будто от отвращения, закончил он.
– Шантаж? О чем вы? Бог ты мой, эти мужчины… Они как волынки. Пока не надуют щеки, не могут издать ни звука.
– Еще одна мудрость из уст вашей бабушки? – поинтересовался Феррама.
Опустившись в кресло, она призвала все свое благоразумие и шумно выдохнула.
– Послушайте, главное правило переговоров гласит: определяйте пункты, в которых вы можете достигнуть согласия, а не наоборот. Хорошее начало – это половина работы. И ваша задача – добиться от меня отзыва претензий.
– Так мы уже сидим за столом переговоров? – забавляясь, протянул принц Феррама и одарил Синтию улыбкой, которая могла бы растопить сердце любой принцессы, даже закованной в пояс целомудрия. Хорошо, что она не принцесса.
– В ваших же интересах назвать это переговорным процессом, иначе вам изрядно поджарят зад в суде.
Замечание прозвучало грубо – она и сама это почувствовала, – но этот парень доводил ее до бешенства.
Он посмотрел так, словно она его разочаровала, и это завело ее еще больше. Он не имел никакого права быть в ней разочарованным, какой бы грубой она ему ни казалась!
Черт побери! Черт побери! Черт побери! И ей не следовало испытывать разочарование только потому, что он выказал недовольство. «У меня вместо мозгов гормональная каша. Предложи он мне в качестве моральной компенсации поцелуй, и я бы согласилась в ту же секунду».
– Синтия… – произнес он, хотя она ясно дала понять, что ожидает официального обращения. – Синтия… – нараспев повторил он ее имя, пробуя каждый слог на вкус и явно наслаждаясь этой игрой.
– Перейдем к делу, – поторопила она его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– У меня такое ощущение, будто я играю в плохом кино.
Альварез и Джейк подтянули стулья к креслам и, усевшись, уставились на Синтию, единственную, кто продолжал стоять. Они ерзали на месте, и она восприняла это как фактическое признание вины. Она обвела их испытующим взглядом.
– Я тут подумала… О ваших именах. Они звучат, как имена персонажей для порнографического сюжета. Питер, Дик, Бонер…
Мужчины поморщились. Она не знала, что вызвало их возмущение – ее замечание или ее грубость, однако уже не первый раз убеждалась, что лучше разговаривать с мужчинами, не стесняясь крепких выражений.
Бенор запротестовал первым:
– Эй, мое имя произносится вовсе не так.
Феррама отставил в сторону фужер. Его ноздри раздувались от возмущения:
– Возможно, подобная вульгарность может произнести впечатление на ваших коллег с Уолл-стрит, но здесь она выглядит неуместной. В моей стране только путаны, уличные женщины, могут позволить себе цельности в выражениях. Прислушайтесь к моему совету: если вы имеете дело с мужчинами, это не означает, что надо говорить с ними на их языке.
Синтия сжалась, но лишь на секунду. Она приняла вызов и резко ответила:
– Я прошу прощения, если моя манера высказываться прозвучала оскорбительно для вашего нежного слуха, ваше высочество. Но, честно говоря, мне плевать. Я не новичок в этом жестоком мире, каковы бы ни были ваши претензии к моим манерам. А относительно вашего совета… Позвольте отблагодарить вас ответным. Как говорила моя бабушка-ирландка… Господи, упокой ее душу… Она была уважаемой женщиной, к которой приходили на поклон все деревенские жители…
– О какой деревне речь? – вкрадчиво вмещался Альварез. – Я думал, что вы из Чикаго.
– Окрестности Чикаго – это большие деревни, – отмахиваясь от вопроса адвоката, ответила Синтия и повернулась к принцу, который поставил под сомнение ее хорошее воспитание. – Как я уже упомянула, моя бабушка была настоящим кладезем народной мудрости. И в вашем случае она бы сказала: «Не позволяй своему языку перерезать собственное горло».
Феррама прищурился и заявил:
– К пословицам и поговоркам в моей стране совершенно особое отношение, уверяю вас. Мне даже пришло на ум одно древнее испанское высказывание: «Нет ничего острее, чем женский язык».
– Не надо протягивать руку, если не уверен, что успеешь ее отдернуть, – выпалила она.
– Не показывай зубы, если не собираешься укусить, – с улыбкой парировал он, наслаждаясь словесной дуэлью.
– Бойся рогов быка, зубов пса и улыбки подлеца.
Он улыбнулся еще шире.
Это просто смешно! Зачем она позволила втянуть себя в бессмысленную словесную перебранку? Во всем, наверное, виновата ее ирландская кровь. Ни один ирландец не упустит возможности поучаствовать в споре.
Синтия глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.
– Давайте забудем о наших философских разногласиях, Феррама. Обстоятельства таковы, что оскорбления в мой адрес могут стать для вас непозволительной роскошью.
– Вы угрожаете мне, мисс Салливан?
– Как аукнется…
Ее реплика вызвала дружный стон мужчин.
– Послушайте, принц…
– Называйте меня П. Т.
– Называйте меня мисс Салливан или своим самым страшным сном, – резко оборвала она его, – но только помните одно, Феррама: вы заинтересованы в том, чтобы я чувствовала себя счастливой, а не наоборот.
– Неужели?
Феррама ответил ей, нарочито растягивая слова, и одарил ее улыбкой, в которой сквозило неприкрытое мужское желание.
Она догадалась, что он говорит не о возникших между ними финансовых противоречиях.
– Как на испанский переводится «сексуальные домогательства»? – с милой улыбкой спросила она.
– Бог ты мой! – вскричал Альварез.
Феррама, нисколько не обескураженный происходящим, улыбнулся и ответил.
– Стоп, стоп, о чем речь? Разве я вас хоть пальцем тронул?
В его глазах мелькнул озорной огонек. Судя по всему, он был не против более близкого контакта. Не иначе.
Синтия предалась мечтаниям. Как романтично могло бы все сложиться! Но тут же одернула себя. О чем она думает? Она склонила голову, собрала в кулак всю свою волю и пояснила:
– Говоря о вашей заинтересованности в моем добром расположении, я имела в виду, что если вы хотите, чтобы корпорация заработала планируемые десять миллионов при цене акций по пять долларов за штуку на фондовом рынке, что сулит вам семнадцать процентов дополнительной прибыли от превращения инвестиций в капитал, то мы должны оперировать совершенно другими суммами. Или я ошибаюсь?
Ее собеседники не могли скрыть охватившего их изумления. Она лишь пробежала глазами документ, и что же? Это позволило ей с легкостью произвести все необходимые вычисления, хотя дело касалось семизначных чисел. Да, фотографическая память уже не раз оказывала ей неоценимую услугу. Феррама пришел в себя первым.
– Итак, вы знаете, что моя корпорация выходит на фондовый рынок. Подумаешь, большое дело, как говорите вы, американцы! Ваши претензии не становятся от этого более обоснованными. Разве что вы сознательно используете шантаж как метод… – поморщив нос, как будто от отвращения, закончил он.
– Шантаж? О чем вы? Бог ты мой, эти мужчины… Они как волынки. Пока не надуют щеки, не могут издать ни звука.
– Еще одна мудрость из уст вашей бабушки? – поинтересовался Феррама.
Опустившись в кресло, она призвала все свое благоразумие и шумно выдохнула.
– Послушайте, главное правило переговоров гласит: определяйте пункты, в которых вы можете достигнуть согласия, а не наоборот. Хорошее начало – это половина работы. И ваша задача – добиться от меня отзыва претензий.
– Так мы уже сидим за столом переговоров? – забавляясь, протянул принц Феррама и одарил Синтию улыбкой, которая могла бы растопить сердце любой принцессы, даже закованной в пояс целомудрия. Хорошо, что она не принцесса.
– В ваших же интересах назвать это переговорным процессом, иначе вам изрядно поджарят зад в суде.
Замечание прозвучало грубо – она и сама это почувствовала, – но этот парень доводил ее до бешенства.
Он посмотрел так, словно она его разочаровала, и это завело ее еще больше. Он не имел никакого права быть в ней разочарованным, какой бы грубой она ему ни казалась!
Черт побери! Черт побери! Черт побери! И ей не следовало испытывать разочарование только потому, что он выказал недовольство. «У меня вместо мозгов гормональная каша. Предложи он мне в качестве моральной компенсации поцелуй, и я бы согласилась в ту же секунду».
– Синтия… – произнес он, хотя она ясно дала понять, что ожидает официального обращения. – Синтия… – нараспев повторил он ее имя, пробуя каждый слог на вкус и явно наслаждаясь этой игрой.
– Перейдем к делу, – поторопила она его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74