Пока мы старались укрепить союз с Россией, ложные сведения, сообщаемые царю Александру, едва не лишили нас его поддержки. После того как Александр все же выступил на нашей стороне, Наполеон самым загадочным образом узнал обо всех наших действиях. После падения Москвы копии донесений, которые мы отправляли из Парижа, попадали в руки французов, и это дорого нам обошлось во время важнейших сражений в Европе.
– Один из нас? Я не могу в это поверить, Найджел!
– Кому еще известны наши секреты в России и то, чем мы занимались во Франции? Мне хотелось бы думать, что какой-то незнакомец сумел проникнуть в нашу маленькую группу. В противном случае мы имеем дело с откровенным предательством. Это не может быть Бетти, а если это не лорд Трент и не Лэнс, значит, ты. А ты, в свою очередь, то же самое думаешь обо мне. Забавно, не правда ли?
* * *
Наконец Уиндхем ушел. Найджел откровенно поделился с ним своими соображениями и своим опытом. Больше он ничем не мог помочь ему. Майор должен был пробраться в Париж, установить связь с Мартином и приступить к созданию сети агентов для сбора сведений. Лэнс присоединится к нему чуть позже. Найджел на мгновение закрыл глаза. Проклятие! Он не мог подозревать в предательстве ни Ланселота Спенсера, ни Доминика Уиндхема. Бетти и лорд Трент тоже были вне подозрений. Тем не менее кто-то еще со времен Москвы передавал сведения французам. Боже мой, какая же грязная у него работа!
Найджел встал, потянулся и подошел к окну. Пока он, не поднимая головы, трудился в этой проклятой комнате, наступила весна. Он позволил своим мыслям на мгновение отвлечься. В траве желтели распускающиеся нарциссы… Какой умиротворенной выглядела Фрэнсис на крыше, когда грезила наяву! Даже тогда он хотел ее. Может, лучше просто переспать с ней, а там будь что будет? Черт бы его побрал – в этот момент его мозг нисколько не напоминал машину!
Послышался какой-то слабый звук. Найджел подошел к двери и рывком распахнул ее. По дому плыла музыка. Воспоминания хлынули потоком. Из-за спины на него с портрета безмятежно взирала мать.
Музыка не смолкала. Найджел замер. Он никогда не слышал ничего подобного. Сквозь хватающий за душу быстрый и четкий ритм пробивалась нежная мелодия. Она была похожа на затихающий в траве ветер, являясь частью целого, но все же не доминируя над основной мелодией. Ритм был совершенно чужим, ударения приходились на непривычные места, создавая впечатление рушившегося под напором смерча леса. Закрыв за собой дверь кабинета, Найджел взбежал по лестнице.
Треугольный корпус инструмента вибрировал под ее пальцами, изливая душу древней раги. Фрэнсис сидела на стульчике от клавесина, скрестив ноги и повернувшись спиной к двери. Музыка струилась из-под ее пальцев.
Позади нее скрипнула дверь, и она тотчас прижала ладонью струны.
– Спой Господу нашему новую песню, – прозвучал в звенящей тишине голос Найджела. – Он творит для нас чудеса.
Ей следовало бы догадаться, что Риво привлекут звуки музыки. Фрэнсис опасалась смотреть на него, хотя каждой клеточкой своего тела ощущала его присутствие. Она склонила голову над балалайкой и закрыла глаза.
– Прошу прощения. Вы прислали мастера настроить для меня клавесин? Какое великодушие. Спасибо. Я не буду играть, если это беспокоит вас.
– Можете играть, когда захотите, – после короткой паузы ответил он. – Продолжайте, прошу вас.
Фрэнсис услышала, как он сел. Она прекрасно представляла себе, как он выглядит: загадочный, непробиваемый, окруженный броней цинизма. Тем не менее его длившееся лишь мгновение замешательство выдало таящуюся за внешним спокойствием бездну тревоги. Ему потребовалось определенное мужество, чтобы остаться. Звуки балалайки вызывали у него беспокойство. Почему? Из-за того, что вылетавшие из-под ее пальцев звуки не были похожи на привычные для Запада трели и аккорды? Потому, что ее музыка не была спокойной и цивилизованной, как произведения для клавесина? Или с этими русскими струнами были связаны какие-то мрачные воспоминания? Не этим ли объясняется его бравада? «Я жил там и привез ее с собой».
Найджел попросил продолжать. Было ли это испытанием для него или для нее? Пытаясь отвлечься от мыслей о нем, она коснулась струн и стала ждать, когда к ней вернется ощущение раги. Пальцы сами собой пришли в движение. Эта музыка была предназначена для очищения души, для обретения спокойствия. Послеполуденная мелодия. Но в ее игре чувствовались напряженность и страдание. Они вплетались в древний ритм, пробегая по нему лихорадочными волнами. Фрэнсис с отчаянием призывала музыку исцелить ее.
Непривычные звуки, изящные и сдержанные, вибрируя, плыли по комнате, помимо ее воли, перенося Фрэнсис за тысячи миль, туда, где на фоне темного, набухшего дождем неба сверкали далекие пики Гималаев. Среди темных облаков плыли белые журавли, рассеиваясь в преддверии приближающейся бури. Ноты рассыпались по комнате, как стая птиц. Когда затихли последние звуки, торжественная тишина, подобно снегу, сомкнулась над ней.
– Бог мой! – наконец нарушил молчание Найджел. Его голос звучал почти благоговейно. – «Пусть реки аплодируют. Пусть холмы пляшут в общем танце». Я никогда не слышал ничего подобного.
Фрэнсис повернулась к нему. Найджел растянулся в стоящем у стены шезлонге. На нем был костюм для верховой езды: сшитая на заказ куртка, рыжевато-коричневые бриджи, ботфорты с короткими тупыми шпорами. Высокий воротник его рубашки стягивал аккуратно завязанный спереди жесткий от крахмала галстук. Льющийся из окна свет падал на его высокие скулы и мужественный подбородок. Глаза Найджела были закрыты, на лице отразились волнение и блаженство.
Не в силах разобраться в собственных чувствах и все еще захваченная музыкой, Фрэнсис отложила балалайку. Его присутствие испортило игру. Вместо очищения она обрела лишь тревогу. Почему он остался?
– Это не поможет вам найти мне герцога. Или купить английское платье, – помимо воли вырвалось у нее.
Он внезапно сел. Его черные глаза пожирали ее.
– Что?
Он погрузился в ее музыку, а теперь она разрушила очарование момента, вернув его к действительности. Девушка поняла, что Найджел почувствовал это и – просто пугающая гибкость ума – тотчас же адаптировался к ситуации. Удастся ли ей когда-нибудь смутить его или застать врасплох?
Фрэнсис наклонилась и принялась перебирать струны. Для английского уха эти звуки должны были звучать диссонансом.
– В Фарнхерсте я видела людей, которые могут обеспечить мое будущее. Они бежали от меня, как кролики. Сегодня я повстречала в прихожей вашего друга. Это один из тех гостей, что вы собирались пригласить на званый обед? Человек, который может предложить мне свое покровительство и забрать меня отсюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Один из нас? Я не могу в это поверить, Найджел!
– Кому еще известны наши секреты в России и то, чем мы занимались во Франции? Мне хотелось бы думать, что какой-то незнакомец сумел проникнуть в нашу маленькую группу. В противном случае мы имеем дело с откровенным предательством. Это не может быть Бетти, а если это не лорд Трент и не Лэнс, значит, ты. А ты, в свою очередь, то же самое думаешь обо мне. Забавно, не правда ли?
* * *
Наконец Уиндхем ушел. Найджел откровенно поделился с ним своими соображениями и своим опытом. Больше он ничем не мог помочь ему. Майор должен был пробраться в Париж, установить связь с Мартином и приступить к созданию сети агентов для сбора сведений. Лэнс присоединится к нему чуть позже. Найджел на мгновение закрыл глаза. Проклятие! Он не мог подозревать в предательстве ни Ланселота Спенсера, ни Доминика Уиндхема. Бетти и лорд Трент тоже были вне подозрений. Тем не менее кто-то еще со времен Москвы передавал сведения французам. Боже мой, какая же грязная у него работа!
Найджел встал, потянулся и подошел к окну. Пока он, не поднимая головы, трудился в этой проклятой комнате, наступила весна. Он позволил своим мыслям на мгновение отвлечься. В траве желтели распускающиеся нарциссы… Какой умиротворенной выглядела Фрэнсис на крыше, когда грезила наяву! Даже тогда он хотел ее. Может, лучше просто переспать с ней, а там будь что будет? Черт бы его побрал – в этот момент его мозг нисколько не напоминал машину!
Послышался какой-то слабый звук. Найджел подошел к двери и рывком распахнул ее. По дому плыла музыка. Воспоминания хлынули потоком. Из-за спины на него с портрета безмятежно взирала мать.
Музыка не смолкала. Найджел замер. Он никогда не слышал ничего подобного. Сквозь хватающий за душу быстрый и четкий ритм пробивалась нежная мелодия. Она была похожа на затихающий в траве ветер, являясь частью целого, но все же не доминируя над основной мелодией. Ритм был совершенно чужим, ударения приходились на непривычные места, создавая впечатление рушившегося под напором смерча леса. Закрыв за собой дверь кабинета, Найджел взбежал по лестнице.
Треугольный корпус инструмента вибрировал под ее пальцами, изливая душу древней раги. Фрэнсис сидела на стульчике от клавесина, скрестив ноги и повернувшись спиной к двери. Музыка струилась из-под ее пальцев.
Позади нее скрипнула дверь, и она тотчас прижала ладонью струны.
– Спой Господу нашему новую песню, – прозвучал в звенящей тишине голос Найджела. – Он творит для нас чудеса.
Ей следовало бы догадаться, что Риво привлекут звуки музыки. Фрэнсис опасалась смотреть на него, хотя каждой клеточкой своего тела ощущала его присутствие. Она склонила голову над балалайкой и закрыла глаза.
– Прошу прощения. Вы прислали мастера настроить для меня клавесин? Какое великодушие. Спасибо. Я не буду играть, если это беспокоит вас.
– Можете играть, когда захотите, – после короткой паузы ответил он. – Продолжайте, прошу вас.
Фрэнсис услышала, как он сел. Она прекрасно представляла себе, как он выглядит: загадочный, непробиваемый, окруженный броней цинизма. Тем не менее его длившееся лишь мгновение замешательство выдало таящуюся за внешним спокойствием бездну тревоги. Ему потребовалось определенное мужество, чтобы остаться. Звуки балалайки вызывали у него беспокойство. Почему? Из-за того, что вылетавшие из-под ее пальцев звуки не были похожи на привычные для Запада трели и аккорды? Потому, что ее музыка не была спокойной и цивилизованной, как произведения для клавесина? Или с этими русскими струнами были связаны какие-то мрачные воспоминания? Не этим ли объясняется его бравада? «Я жил там и привез ее с собой».
Найджел попросил продолжать. Было ли это испытанием для него или для нее? Пытаясь отвлечься от мыслей о нем, она коснулась струн и стала ждать, когда к ней вернется ощущение раги. Пальцы сами собой пришли в движение. Эта музыка была предназначена для очищения души, для обретения спокойствия. Послеполуденная мелодия. Но в ее игре чувствовались напряженность и страдание. Они вплетались в древний ритм, пробегая по нему лихорадочными волнами. Фрэнсис с отчаянием призывала музыку исцелить ее.
Непривычные звуки, изящные и сдержанные, вибрируя, плыли по комнате, помимо ее воли, перенося Фрэнсис за тысячи миль, туда, где на фоне темного, набухшего дождем неба сверкали далекие пики Гималаев. Среди темных облаков плыли белые журавли, рассеиваясь в преддверии приближающейся бури. Ноты рассыпались по комнате, как стая птиц. Когда затихли последние звуки, торжественная тишина, подобно снегу, сомкнулась над ней.
– Бог мой! – наконец нарушил молчание Найджел. Его голос звучал почти благоговейно. – «Пусть реки аплодируют. Пусть холмы пляшут в общем танце». Я никогда не слышал ничего подобного.
Фрэнсис повернулась к нему. Найджел растянулся в стоящем у стены шезлонге. На нем был костюм для верховой езды: сшитая на заказ куртка, рыжевато-коричневые бриджи, ботфорты с короткими тупыми шпорами. Высокий воротник его рубашки стягивал аккуратно завязанный спереди жесткий от крахмала галстук. Льющийся из окна свет падал на его высокие скулы и мужественный подбородок. Глаза Найджела были закрыты, на лице отразились волнение и блаженство.
Не в силах разобраться в собственных чувствах и все еще захваченная музыкой, Фрэнсис отложила балалайку. Его присутствие испортило игру. Вместо очищения она обрела лишь тревогу. Почему он остался?
– Это не поможет вам найти мне герцога. Или купить английское платье, – помимо воли вырвалось у нее.
Он внезапно сел. Его черные глаза пожирали ее.
– Что?
Он погрузился в ее музыку, а теперь она разрушила очарование момента, вернув его к действительности. Девушка поняла, что Найджел почувствовал это и – просто пугающая гибкость ума – тотчас же адаптировался к ситуации. Удастся ли ей когда-нибудь смутить его или застать врасплох?
Фрэнсис наклонилась и принялась перебирать струны. Для английского уха эти звуки должны были звучать диссонансом.
– В Фарнхерсте я видела людей, которые могут обеспечить мое будущее. Они бежали от меня, как кролики. Сегодня я повстречала в прихожей вашего друга. Это один из тех гостей, что вы собирались пригласить на званый обед? Человек, который может предложить мне свое покровительство и забрать меня отсюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101