Но, шах Аббас с легкой иронией бросил Караджугай-хану:
– Астрологи собираются известить мир о появлении на восьмом небе еще одной туманной звезды.
Ханы поняли: шах Аббас одобрил поступок Саакадзе.
Дверь в Табак-ханэ широко распахнулась. Заиграли невидимые флейты. Шах Аббас величественно поднялся. У входа образовалась давка. Каждый стремился первым пройти за шахом.
Ага-хан насмешливо скосил глаза. Саакадзе с подчеркнутым уважением уступил дорогу непризнанному грузинскому царевичу Хосро и не сел, пока смутившийся Хосро не опустился на ковровую подушку.
Целое полчище прислужников вносило блюда, украшенные цветами.
Караджугай-хан вдруг оборвал беседу с Саакадзе и изумленно уставился на жирного, до коричневого отлива зажаренного каплуна, мысленно сравнивая судьбу царевича Хосро с судьбой глупого петуха. Наверно, еще вчера бегал по птичьему двору, никому не известный, а сейчас нагло разлегся на золотом блюде, прищурив вставной изумрудный глаз и держа в лапах ароматные розы.
«Пхе! – подумал Караджугай-хан. – Этот Хосро тоже до появления Саакадзе жил в Исфахане в тени неизвестности. Почему властолюбивый Саакадзе оказывает царские почести этому петуху Хосро?»
Караджугай-хан погладил сизый шрам на левой щеке, вспомнив, что еще совсем недавно Саакадзе просил разрешения привести к нему на пир в честь шахской охоты грузинского царевича.
На пиру шах неожиданно заинтересовался, кому Саакадзе с таким почетом преподнес наполненный кубок. Раз шах заинтересовался, все ханы поспешили пригласить к себе неизвестного царевича.
И вот сегодня этот петух Хосро удостоен приглашения шах-ин-шаха на прием иноземных послов.
Но не только Караджугай-хана осаждали беспокойные мысли.
Капитан дон Педро Бобадилла, ощетинив черные усы, свирепо покосился на коренастого соседа и успокоился только тогда, когда ему сказали, что его коренастый сосед – грузинский царевич Хосро. Бравый Педро закрутил усы и любезно придвинул Хосро золотое блюдо.
«О, грузин в этой стране может пригодиться!» – И капитан сразу вспомнил другого Педро, короля Кастильского Педро Первого, который еще в XIV веке, борясь с доном Фадриком, главой ордена Сант-Яго, доверил командование арбалетчиками своей стражи грузину.
Хосро учтиво придвинул капитану золотой кувшин и пожелал, чтобы в саду его судьбы всегда цвели розы счастья.
Педро Бобадилла побагровел. В звучании непонятных слов ему почудилась знакомая брань испанских матросов. Он нервно стал искать на кожаной привязи кортик и успокоился только тогда, когда ему перевели изысканное пожелание.
Украдкой Хосро рассматривал высокие ботфорты, кружевные манжеты дона Педро и остановил взгляд на сапфировом кольце беспокойного соседа. Уныло вспомнил о своем неповторимом кольце, принадлежавшем, по преданию, царю Георгию Блистательному. Эту драгоценность он вынужден был сегодня преподнести шаху Аббасу. Благосклонно приняв подарок, шах и не подозревал, какую борьбу выдержал с собою Хосро, решившись, по настойчивому совету Саакадзе, расстаться с единственной фамильной драгоценностью.
Саакадзе уверял – в кольце замкнется судьба царевича, а сабля, подаренная Сефи-мирзе, родит тысячи сабель, и тогда он, Хосро, сумеет занять в Грузии подобающее Багратиду место.
Хосро неоднократно выслушивал туманные намеки Саакадзе, и беспокойные видения все чаще тревожили его сон.
Нет сомнения, что шах Аббас уже одобрил дальновидный план. Хосро принял магометанство, и шаху выгодно будет посадить на картлийский престол правоверного, надежного проводника политики Ирана.
Вот почему Нугзар Эристави, владетельный князь Арагвский, угадывая намерения Саакадзе, с особым уважением смотрит на своего зятя.
Обмениваясь любезными пожеланиями с Саакадзе, Пьетро делла Валле вспомнил свое посещение загадочного полководца. Вспомнил Русудан, воскрешающую легенду об амазонках, ее сыновей – отличных наездников и стрелков и не по годам вдумчивых собеседников. Вспомнил особенно понравившегося ему Папуна, смотрящего на мир сквозь смех и солнце. Он, Пьетро делла Валле, решил не возвращаться в Рим, не посетив Грузию.
За другим столом Иван Хохлов и Богдан Накрачеев в алтабасовых кафтанах и широких казацких шароварах горделиво сидели рядом с Карчи-ханом, напротив чопорного сэра Ралея. Прислужники едва успевали подносить блюда послам атамана Заруцкого. Послы ели с легкой душой. Утром они, наконец, были приняты шахом, милостиво объявившим им свою волю помочь Марине Мнишек и атаману Заруцкому.
Хохлов и Накрачеев наливали полные чаши душаба – опьяняющего напитка, – крепости ради сыпали туда горстями индийский перец. Залпом опоражнивали чаши и заедали напиток целой индейкой или бараньим окороком.
На них смотрели с восхищением. Сэр Ралей даже перестал есть и отодвинул серебряную тарелку. Англичанин решил поразить Лондон рассказом о русском напитке, который он попробовал в Исфахане. Но из присущей ему осторожности сэр Ралей всыпал в душаб только ложечку индийского перца. Помешав, он, подражая русским, залпом опорожнил серебряную чашу. Крупный пот выступил на лбу сэра Ралея, он жадно силился вдохнуть воздух и выпученными глазами долго смотрел на Хохлова. С трудом вынув клетчатый платок, он стал вытирать хлынувшие слезы, бормоча по-английски:
– Бог мой, какой варварский напиток!
Дон Педро, откинувшись на подушки, бесцеремонно хохотал и тут же решил: «если русским понадобится помощь в поединке, моя шпага будет к их услугам».
Эреб-хан поспешил развеселить шаха рассказом о бедствии английского путешественника.
Посмеявшись, шах послал с везиром по пяти золотых туманов Хохлову и Накрачееву.
Еще одно лицо приковывало любопытные взоры. Кахетинский царь Теймураз, недавно похоронивший любимую жену Анну Гурийскую, прибыл в Исфахан по приглашению шаха, якобы пожелавшего утешить своего воспитанника в тяжелой потере.
Ханы помнили, как много лет назад, по настоянию шаха, кахетинский царь Давид прислал своего сына Теймураза к шаху Аббасу, пожелавшему воспитать будущего царя Кахети в духе магометанства.
Шаху понравился умный царевич, одинаково ловкий в метании копья и слов. Он решил обратить воспитанника в магометанство, но во всем послушный Теймураз твердо отклонял домогательства персидского духовенства. Он понимал, что христиане-кахетинцы никогда не доверятся царю-магометанину.
Во время спора о преимуществе магометанского рая над христианским пришло известие об убийстве царя Кахетинского, и Теймураз, получив наставления шаха Аббаса, поспешил в Кахети. Несмотря на пятнадцатилетний возраст, Теймураз, как прямой наследник, занял кахетинский престол.
Прошло десять лет, и трудно было узнать в возмужалом Теймуразе пылкого царевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
– Астрологи собираются известить мир о появлении на восьмом небе еще одной туманной звезды.
Ханы поняли: шах Аббас одобрил поступок Саакадзе.
Дверь в Табак-ханэ широко распахнулась. Заиграли невидимые флейты. Шах Аббас величественно поднялся. У входа образовалась давка. Каждый стремился первым пройти за шахом.
Ага-хан насмешливо скосил глаза. Саакадзе с подчеркнутым уважением уступил дорогу непризнанному грузинскому царевичу Хосро и не сел, пока смутившийся Хосро не опустился на ковровую подушку.
Целое полчище прислужников вносило блюда, украшенные цветами.
Караджугай-хан вдруг оборвал беседу с Саакадзе и изумленно уставился на жирного, до коричневого отлива зажаренного каплуна, мысленно сравнивая судьбу царевича Хосро с судьбой глупого петуха. Наверно, еще вчера бегал по птичьему двору, никому не известный, а сейчас нагло разлегся на золотом блюде, прищурив вставной изумрудный глаз и держа в лапах ароматные розы.
«Пхе! – подумал Караджугай-хан. – Этот Хосро тоже до появления Саакадзе жил в Исфахане в тени неизвестности. Почему властолюбивый Саакадзе оказывает царские почести этому петуху Хосро?»
Караджугай-хан погладил сизый шрам на левой щеке, вспомнив, что еще совсем недавно Саакадзе просил разрешения привести к нему на пир в честь шахской охоты грузинского царевича.
На пиру шах неожиданно заинтересовался, кому Саакадзе с таким почетом преподнес наполненный кубок. Раз шах заинтересовался, все ханы поспешили пригласить к себе неизвестного царевича.
И вот сегодня этот петух Хосро удостоен приглашения шах-ин-шаха на прием иноземных послов.
Но не только Караджугай-хана осаждали беспокойные мысли.
Капитан дон Педро Бобадилла, ощетинив черные усы, свирепо покосился на коренастого соседа и успокоился только тогда, когда ему сказали, что его коренастый сосед – грузинский царевич Хосро. Бравый Педро закрутил усы и любезно придвинул Хосро золотое блюдо.
«О, грузин в этой стране может пригодиться!» – И капитан сразу вспомнил другого Педро, короля Кастильского Педро Первого, который еще в XIV веке, борясь с доном Фадриком, главой ордена Сант-Яго, доверил командование арбалетчиками своей стражи грузину.
Хосро учтиво придвинул капитану золотой кувшин и пожелал, чтобы в саду его судьбы всегда цвели розы счастья.
Педро Бобадилла побагровел. В звучании непонятных слов ему почудилась знакомая брань испанских матросов. Он нервно стал искать на кожаной привязи кортик и успокоился только тогда, когда ему перевели изысканное пожелание.
Украдкой Хосро рассматривал высокие ботфорты, кружевные манжеты дона Педро и остановил взгляд на сапфировом кольце беспокойного соседа. Уныло вспомнил о своем неповторимом кольце, принадлежавшем, по преданию, царю Георгию Блистательному. Эту драгоценность он вынужден был сегодня преподнести шаху Аббасу. Благосклонно приняв подарок, шах и не подозревал, какую борьбу выдержал с собою Хосро, решившись, по настойчивому совету Саакадзе, расстаться с единственной фамильной драгоценностью.
Саакадзе уверял – в кольце замкнется судьба царевича, а сабля, подаренная Сефи-мирзе, родит тысячи сабель, и тогда он, Хосро, сумеет занять в Грузии подобающее Багратиду место.
Хосро неоднократно выслушивал туманные намеки Саакадзе, и беспокойные видения все чаще тревожили его сон.
Нет сомнения, что шах Аббас уже одобрил дальновидный план. Хосро принял магометанство, и шаху выгодно будет посадить на картлийский престол правоверного, надежного проводника политики Ирана.
Вот почему Нугзар Эристави, владетельный князь Арагвский, угадывая намерения Саакадзе, с особым уважением смотрит на своего зятя.
Обмениваясь любезными пожеланиями с Саакадзе, Пьетро делла Валле вспомнил свое посещение загадочного полководца. Вспомнил Русудан, воскрешающую легенду об амазонках, ее сыновей – отличных наездников и стрелков и не по годам вдумчивых собеседников. Вспомнил особенно понравившегося ему Папуна, смотрящего на мир сквозь смех и солнце. Он, Пьетро делла Валле, решил не возвращаться в Рим, не посетив Грузию.
За другим столом Иван Хохлов и Богдан Накрачеев в алтабасовых кафтанах и широких казацких шароварах горделиво сидели рядом с Карчи-ханом, напротив чопорного сэра Ралея. Прислужники едва успевали подносить блюда послам атамана Заруцкого. Послы ели с легкой душой. Утром они, наконец, были приняты шахом, милостиво объявившим им свою волю помочь Марине Мнишек и атаману Заруцкому.
Хохлов и Накрачеев наливали полные чаши душаба – опьяняющего напитка, – крепости ради сыпали туда горстями индийский перец. Залпом опоражнивали чаши и заедали напиток целой индейкой или бараньим окороком.
На них смотрели с восхищением. Сэр Ралей даже перестал есть и отодвинул серебряную тарелку. Англичанин решил поразить Лондон рассказом о русском напитке, который он попробовал в Исфахане. Но из присущей ему осторожности сэр Ралей всыпал в душаб только ложечку индийского перца. Помешав, он, подражая русским, залпом опорожнил серебряную чашу. Крупный пот выступил на лбу сэра Ралея, он жадно силился вдохнуть воздух и выпученными глазами долго смотрел на Хохлова. С трудом вынув клетчатый платок, он стал вытирать хлынувшие слезы, бормоча по-английски:
– Бог мой, какой варварский напиток!
Дон Педро, откинувшись на подушки, бесцеремонно хохотал и тут же решил: «если русским понадобится помощь в поединке, моя шпага будет к их услугам».
Эреб-хан поспешил развеселить шаха рассказом о бедствии английского путешественника.
Посмеявшись, шах послал с везиром по пяти золотых туманов Хохлову и Накрачееву.
Еще одно лицо приковывало любопытные взоры. Кахетинский царь Теймураз, недавно похоронивший любимую жену Анну Гурийскую, прибыл в Исфахан по приглашению шаха, якобы пожелавшего утешить своего воспитанника в тяжелой потере.
Ханы помнили, как много лет назад, по настоянию шаха, кахетинский царь Давид прислал своего сына Теймураза к шаху Аббасу, пожелавшему воспитать будущего царя Кахети в духе магометанства.
Шаху понравился умный царевич, одинаково ловкий в метании копья и слов. Он решил обратить воспитанника в магометанство, но во всем послушный Теймураз твердо отклонял домогательства персидского духовенства. Он понимал, что христиане-кахетинцы никогда не доверятся царю-магометанину.
Во время спора о преимуществе магометанского рая над христианским пришло известие об убийстве царя Кахетинского, и Теймураз, получив наставления шаха Аббаса, поспешил в Кахети. Несмотря на пятнадцатилетний возраст, Теймураз, как прямой наследник, занял кахетинский престол.
Прошло десять лет, и трудно было узнать в возмужалом Теймуразе пылкого царевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142