Вот почему мы обходили все оазисы. Барабаны в этих краях не спали: они, как ветер, разносили эту весть.
Яхубен, разинув рот от удивления, глядел по очереди то на одного, то на другого.
— Вы не встретили зверей? — спросил Май-Бака.
— Нет. Но если бы даже и встретили, то Яхубен храбрый солдат, в армии нет лучшего стрелка, чем он.
Яхубен принял важный вид от переполнившей его гордости и совсем забыл о барабанах в пустыне.
— Да как же вы не заблудились в песках? — спросил опять Агбонгботиле.
— Пустыня мне известна с детства, — сказал Аута. — Но я никогда не знал ее так, как знаю теперь. Мы вдвоем, Яхубен и я, шли впереди армии на расстоянии одного ночного перехода и каждый день думали, что не сможем идти дальше. Однако на следующую ночь мы шли дальше так же, как в предшествующую. Зной не раз доводил нас до полного изнурения. Мы слышали, как трескались песчаные камни. Однажды у меня так пересохло горло и в рот набилось столько горячей пыли, что я сказал себе: вот он, вкус смерти! Но это ощущение прошло, как любой другой привкус, и мы остались живы. Вот и все. Но не я достоин удивления: я, как и вы, родился в этих песках. А вот Яхубен — это удивительный человек. Он житель страны, где воды так же много, как и воздуха, а жара там в степях вполовину меньше, чем у вас в тени под листьями баобаба. Он никогда не видел пустыни и, впервые встретившись здесь с ней, преодолел все ее трудности.
Яхубен был просто счастлив. Он с признательностью взглянул на Ауту. Если бы было можно и они были бы только вдвоем, он не посмотрел бы на то, что Аута раб, и бросился бы его обнимать.
Май-Бака впервые с доверием посмотрел на Яхубена.
Вдруг в южной части деревни послышались крики. Как все селения негров, маленькую деревню оазиса можно было охватить сразу одним взглядом. Женщины кричали, но, казалось, кричали от радости — чувство, которое в создавшихся условиях было неестественным.
Один из вновь захваченных рабов, который был обязан приносить еду для своих собратьев в загоне, быстро подошел и, поставив скудную еду на землю, крикнул:
— Они привели Нтомби! Нтомби здесь!
Май-Бака почувствовал, как у него задрожал подбородок. Он не осмеливался приблизиться к забору, чтобы убедиться, в самом ли деле она пришла. Тогда к другому краю загона заковылял Агбонгботиле. Вслед за ним пошел и солдат Яхубен, чтобы узнать, кто такая Нтомби. Аута тоже хотел было пойти вместе со всеми, но ему не хотелось оставлять Май-Баку одного.
Вскоре к ним возвратился Яхубен. Он был весел и еще издалека закричал:
— Пришла! Ее нашли на дереве; она туда от страха залезла. — Подойдя к Ауте поближе, он прошептал ему: — Не пустить ли ее в загон?..
Не говоря ни слова о причинах своих волнений, Май-Бака умоляюще смотрел на Ауту. Беспокойство овладело и Аутой, он не знал, как ему быть. Дело принимало нелегкий оборот. Пуарем не хотел обременять армию рабынями, особенно из черных племен. Однако в Атлантиде давно установился обычай не разлучать рабов с их женами. Здесь Пуарем был хозяином, и ему не хотелось, чтобы женщины были обузой в пути и сокращали тем самым скорость передвижения армии. “А что, если попросить Тефнахта как исключение взять с собой одну-единственную рабыню? — думал Аута. — Но тогда Май-Бака вряд ли согласится быть выделенным изо всех своих собратьев…”
— Пойду к светлейшему Тефнахту, — сказал Аута, прервав свои размышления.
И он не спеша направился к палатке жреца. Негры с надеждой и любопытством смотрели ему вслед. Шел он медленно, чтобы как-то выиграть время и все обдумать. Он еще не знал, что скажет Тефнахту, но чувствовал, что следует просить его не за одну рабыню, а за всех.
Жрец Тефнахт сидел на ложе, сплетенном из веток и покрытом несколькими леопардовыми шкурами, в тени огромного тента из толстой ткани, через которую не проникали лучи солнца. Два раба обмахивали его опахалами из страусовых перьев, привязанных к длинным ручкам, сплетенным из молодых тростинок. Увидев Ауту, Тефнахт, казалось, не удивился его появлению. Он отложил дощечку и заостренную медную иглу с инкрустированной орькалком ручкой.
— Господин… — обратился Аута, склоняясь в поклоне перед ним.
— Знаю, опять явился с просьбой о сострадании к рабам. А не кажется ли тебе, Аута, что смысл нашего прихода сюда не в сострадании, а в величии исполнения плана нашего бога и правителя, да будет он вечен, здоров и могуществен. Я думаю, что достаточно того великодушия, которое мы проявили по отношению к этим подлецам: те, кто остаются в своей деревне, не будут убиты. Ясно?
— Ясно, господин…
Тефнахт внимательно следил за его глазами: они, казалось отражали безграничное уважение, но от жреца, хорошо знавшего людей, не ускользнул тот резкий огонек который блеснул в обычно задумчивых глазах раба. Однако желая показать себя великодушным, Тефнахт произнес:
— Скажи, зачем пришел? Слушаю тебя.
— Одного из рабов, которого я выбрал, господин, может быть самого ловкого и самого сильного среди всех имевшихся в Атлантиде, я думаю, для пользы дела не следовало бы разделять с любимой им девушкой, которую солдаты привели с юга. Она из племени даза, из этой деревни.
Тефнахт нахмурился.
— Ты хорошо знаешь, что мы не собираемся приводить рабынь в Атлантиду. Храбрый Пуарем считает, что женщины будут обузой в продолжительном походе, они даже не возместят работой свое пропитание.
Мускулы лица Ауты слегка дрогнули.
— Знаю, господин.
— Полагаю, тебе известно, что такое раб? — И Тефнахт бросил на него насмешливый взгляд. — До чего бы докатилась наша великая страна, если бы мы заботились о любовных отношениях наших рабов и рабынь? Чего же им надобно? Пищу им даем. Никто их не убивает.
— Знаю, господин. Но мужчины без любимых ими женщин не смогут быть сноровистыми, хорошими работниками для свершения великих планов… И прошу снисхождения, господин мой, за напоминание, что у племен даза и теза люди самые ловкие и самые работящие из всей этой части света. Самых сильных быков и даже слонов нельзя научить ремеслу, которое необходимо при постройке дворцов Атлантиды. Поэтому я смиренно прошу моего господина Тефнахта, мудрость и великодушие которого сверкают повсюду, согласиться взять рабынь не столько для несчастных рабов, сколько для расцвета Атлантиды.
Тефнахту нравилось, когда его восхваляли. Однако он принял решение, и ему не хотелось его отменять. Но вместе с тем его радовала мысль еще раз досадить Пуарему, которого он терпеть не мог. В конце концов, сыном Бога Силы был он, а не Пуарем. И тогда с видом особого великодушия он произнес:
— Хорошо, пусть будет так… Можешь пойти и сказать своим друзьям, что сын Бога Силы выполняет их просьбу. Но каждый возьмет только по одной женщине. Им хватит по одной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Яхубен, разинув рот от удивления, глядел по очереди то на одного, то на другого.
— Вы не встретили зверей? — спросил Май-Бака.
— Нет. Но если бы даже и встретили, то Яхубен храбрый солдат, в армии нет лучшего стрелка, чем он.
Яхубен принял важный вид от переполнившей его гордости и совсем забыл о барабанах в пустыне.
— Да как же вы не заблудились в песках? — спросил опять Агбонгботиле.
— Пустыня мне известна с детства, — сказал Аута. — Но я никогда не знал ее так, как знаю теперь. Мы вдвоем, Яхубен и я, шли впереди армии на расстоянии одного ночного перехода и каждый день думали, что не сможем идти дальше. Однако на следующую ночь мы шли дальше так же, как в предшествующую. Зной не раз доводил нас до полного изнурения. Мы слышали, как трескались песчаные камни. Однажды у меня так пересохло горло и в рот набилось столько горячей пыли, что я сказал себе: вот он, вкус смерти! Но это ощущение прошло, как любой другой привкус, и мы остались живы. Вот и все. Но не я достоин удивления: я, как и вы, родился в этих песках. А вот Яхубен — это удивительный человек. Он житель страны, где воды так же много, как и воздуха, а жара там в степях вполовину меньше, чем у вас в тени под листьями баобаба. Он никогда не видел пустыни и, впервые встретившись здесь с ней, преодолел все ее трудности.
Яхубен был просто счастлив. Он с признательностью взглянул на Ауту. Если бы было можно и они были бы только вдвоем, он не посмотрел бы на то, что Аута раб, и бросился бы его обнимать.
Май-Бака впервые с доверием посмотрел на Яхубена.
Вдруг в южной части деревни послышались крики. Как все селения негров, маленькую деревню оазиса можно было охватить сразу одним взглядом. Женщины кричали, но, казалось, кричали от радости — чувство, которое в создавшихся условиях было неестественным.
Один из вновь захваченных рабов, который был обязан приносить еду для своих собратьев в загоне, быстро подошел и, поставив скудную еду на землю, крикнул:
— Они привели Нтомби! Нтомби здесь!
Май-Бака почувствовал, как у него задрожал подбородок. Он не осмеливался приблизиться к забору, чтобы убедиться, в самом ли деле она пришла. Тогда к другому краю загона заковылял Агбонгботиле. Вслед за ним пошел и солдат Яхубен, чтобы узнать, кто такая Нтомби. Аута тоже хотел было пойти вместе со всеми, но ему не хотелось оставлять Май-Баку одного.
Вскоре к ним возвратился Яхубен. Он был весел и еще издалека закричал:
— Пришла! Ее нашли на дереве; она туда от страха залезла. — Подойдя к Ауте поближе, он прошептал ему: — Не пустить ли ее в загон?..
Не говоря ни слова о причинах своих волнений, Май-Бака умоляюще смотрел на Ауту. Беспокойство овладело и Аутой, он не знал, как ему быть. Дело принимало нелегкий оборот. Пуарем не хотел обременять армию рабынями, особенно из черных племен. Однако в Атлантиде давно установился обычай не разлучать рабов с их женами. Здесь Пуарем был хозяином, и ему не хотелось, чтобы женщины были обузой в пути и сокращали тем самым скорость передвижения армии. “А что, если попросить Тефнахта как исключение взять с собой одну-единственную рабыню? — думал Аута. — Но тогда Май-Бака вряд ли согласится быть выделенным изо всех своих собратьев…”
— Пойду к светлейшему Тефнахту, — сказал Аута, прервав свои размышления.
И он не спеша направился к палатке жреца. Негры с надеждой и любопытством смотрели ему вслед. Шел он медленно, чтобы как-то выиграть время и все обдумать. Он еще не знал, что скажет Тефнахту, но чувствовал, что следует просить его не за одну рабыню, а за всех.
Жрец Тефнахт сидел на ложе, сплетенном из веток и покрытом несколькими леопардовыми шкурами, в тени огромного тента из толстой ткани, через которую не проникали лучи солнца. Два раба обмахивали его опахалами из страусовых перьев, привязанных к длинным ручкам, сплетенным из молодых тростинок. Увидев Ауту, Тефнахт, казалось, не удивился его появлению. Он отложил дощечку и заостренную медную иглу с инкрустированной орькалком ручкой.
— Господин… — обратился Аута, склоняясь в поклоне перед ним.
— Знаю, опять явился с просьбой о сострадании к рабам. А не кажется ли тебе, Аута, что смысл нашего прихода сюда не в сострадании, а в величии исполнения плана нашего бога и правителя, да будет он вечен, здоров и могуществен. Я думаю, что достаточно того великодушия, которое мы проявили по отношению к этим подлецам: те, кто остаются в своей деревне, не будут убиты. Ясно?
— Ясно, господин…
Тефнахт внимательно следил за его глазами: они, казалось отражали безграничное уважение, но от жреца, хорошо знавшего людей, не ускользнул тот резкий огонек который блеснул в обычно задумчивых глазах раба. Однако желая показать себя великодушным, Тефнахт произнес:
— Скажи, зачем пришел? Слушаю тебя.
— Одного из рабов, которого я выбрал, господин, может быть самого ловкого и самого сильного среди всех имевшихся в Атлантиде, я думаю, для пользы дела не следовало бы разделять с любимой им девушкой, которую солдаты привели с юга. Она из племени даза, из этой деревни.
Тефнахт нахмурился.
— Ты хорошо знаешь, что мы не собираемся приводить рабынь в Атлантиду. Храбрый Пуарем считает, что женщины будут обузой в продолжительном походе, они даже не возместят работой свое пропитание.
Мускулы лица Ауты слегка дрогнули.
— Знаю, господин.
— Полагаю, тебе известно, что такое раб? — И Тефнахт бросил на него насмешливый взгляд. — До чего бы докатилась наша великая страна, если бы мы заботились о любовных отношениях наших рабов и рабынь? Чего же им надобно? Пищу им даем. Никто их не убивает.
— Знаю, господин. Но мужчины без любимых ими женщин не смогут быть сноровистыми, хорошими работниками для свершения великих планов… И прошу снисхождения, господин мой, за напоминание, что у племен даза и теза люди самые ловкие и самые работящие из всей этой части света. Самых сильных быков и даже слонов нельзя научить ремеслу, которое необходимо при постройке дворцов Атлантиды. Поэтому я смиренно прошу моего господина Тефнахта, мудрость и великодушие которого сверкают повсюду, согласиться взять рабынь не столько для несчастных рабов, сколько для расцвета Атлантиды.
Тефнахту нравилось, когда его восхваляли. Однако он принял решение, и ему не хотелось его отменять. Но вместе с тем его радовала мысль еще раз досадить Пуарему, которого он терпеть не мог. В конце концов, сыном Бога Силы был он, а не Пуарем. И тогда с видом особого великодушия он произнес:
— Хорошо, пусть будет так… Можешь пойти и сказать своим друзьям, что сын Бога Силы выполняет их просьбу. Но каждый возьмет только по одной женщине. Им хватит по одной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92