Кто-то тебя подслушал, когда ты спрашивал его, как стать самым знаменитым человеком в мире, и он тебе ответил: «Убить самого могущественного человека в мире». Вам обоим еще повезло, что эти слова не дошли до ушей царя, но нельзя долго нарываться безнаказанно. — Он обратился к Епимену: — Что касается тебя, тут достаточно одного: как твой старший брат я велю тебе порвать с этими бессовестными. А вы ведите себя почтительно, и, возможно, эти слухи понемногу исчезнут.
Ермолай пожал плечами.
— Я делаю, что хочу, и если ты не желаешь помочь мне, это не меняет дела: у меня найдутся другие друзья. Это же раз плюнуть.
Он плюнул Еврилоху под ноги, еще раз пожал плечами и вышел.
Юноши-заговорщики решили подождать, когда Александр с войском выступит против мятежников, чтобы его смерть показалась делом рук проникших в лагерь врагов.
Когда царь покидал дворец в Бактре, Роксана крепко обняла его.
— Не уходи!
— Ты делаешь большие успехи в греческом, — ответил Александр. — Когда выучишь его, я научу тебя также македонскому диалекту.
— Не уходи! — повторила Роксана с тревогой. Александр поцеловал ее.
— Но почему я не должен уходить?
Девушка со слезами на глазах посмотрела на него и проговорила:
— Два дня. Вижу… мрак.
Царь покачал головой, словно отгоняя неприятную мысль; потом вестовые облачили его в доспехи и проводили во двор, где уже ждали всадники, готовые к отправлению.
Прошло два дня, и Александр, встревоженный предсказанием, поговорил с Аристандром.
— Что, ты думаешь, может это означать?
— Женщины здесь занимаются гаданием и магией, они обладают способностью чувствовать угрозу, растворенную в воздухе. А, кроме того, Роксана тебя любит.
— И что же мне делать?
— Не спи сегодня ночью. Читай, пей вино, но ни на мгновение не теряй ясности мыслей. Ты должен оставаться начеку.
— Сделаю, как ты говоришь, — ответил Александр и стал ждать наступления темноты.
ГЛАВА 50
Птолемей увидел, как в шатре Александра зажегся огонь, и зашел туда. Двое дежурных оруженосцев отдали ему салют.
— Что это ты еще не спишь в такой час? — спросил он. — Уже вторая стража.
— Не спится. Вот, читаю. Птолемей мельком глянул.
— «Индия» Ктезия. Ждешь не дождешься, да?
— Да. А когда завоюем Индию, можно будет сказать, что вся Азия в нашей власти. Тогда вернемся назад и начнем перестраивать мир, Птолемей.
— Ты в самом деле веришь, что мир можно перестроить? Что подобный проект действительно выполним?
Александр оторвал глаза от свитка, что держал перед собой.
— Да, верю. Ты уже не помнишь того вечера в святилище Диониса в Миезе?
— Помню. Мы были юнцами, полными энтузиазма, надежд, мечтаний…
— Эти юнцы завоевали величайшую державу на земле, две трети мира! Они основали в сердце Азии десятки городов с греческой культурой и порядками. Думаешь, все это произошло случайно? Думаешь, это не имело смысла, цели?
— Хотелось бы верить. Во всяком случае, ты всегда можешь рассчитывать на мою дружбу. Я никогда тебя не брошу, в этом можешь быть уверен. А в остальном… иногда я сам не знаю, что и думать…
Тут вошел Ермолай. Перитас зарычал, и Птолемей обернулся к юноше:
— Этой ночью твоя смена?
— Да, гегемон, — ответил тот.
— Тогда почему же тебя до сих пор не было?
— Царь еще не спал, и я не хотел ему мешать.
— Ты мне не мешаешь, — сказал Александр. — Можешь оставаться, если хочешь.
Юноша сел в углу шатра. Птолемей посмотрел на него, потом перевел взгляд на Александра — и ощутил какую-то странность, неосязаемое напряжение в воздухе, некую затаившуюся энергию.
— Это тот юноша, которого на днях наказали после охоты, — сказал Александр.
— Ты обиделся? — спросил Птолемей оруженосца, увидев, что тот помрачнел. — О, не стоит. Знал бы ты, сколько меня наказывали в твои годы! Царь Филипп лично давал мне пинков под зад и тоже однажды велел высечь, когда из-за меня захромал его конь. Но я не принимал этого близко к сердцу, потому что он был великий человек и делал это для моего же блага.
— Времена изменились, — заметил Александр. — Эти юноши не похожи на нас. Они… другие. А может, это мы стареем. Мне тридцать, подумать только!
— Что и говорить, для меня эти годы пролетели в одно мгновение. Ладно, продолжу свой обход. Можно взять собаку? Составит мне компанию.
Перитас завилял хвостом.
— Возьми, пусть немного подвигается, а то жиреет.
— Тогда я пошел. Если понадоблюсь, зови.
Александр кивнул и вновь погрузился в чтение, то и дело отхлебывая из стоящего на столе кубка.
Ермолай молча сидел перед ним, сжав челюсти и опустив глаза. Царь иногда отрывался от свитка и смотрел на него с загадочным выражением на лице. И вдруг проговорил:
— Ведь ты ненавидишь меня, правда? За то, что я велел тебя высечь.
— Неправда, государь. Я…
Но было видно, что он лжет. Царь убедился в том, что этот юноша коварен, так как не нашел в себе ни мужества проявить свою ненависть, ни силы отказаться от нее.
— Ладно, неважно.
Так прошла почти вся ночь — холодная, пустая, бесполезная. Приближался час смены караула. Близился рассвет. Ермолая терзали сомнения, и он не отрывал глаз от царя, который то и дело склонял голову, словно сморенный сном.
Еврилох тоже всю ночь не ложился, сознавая, что все три оруженосца в карауле — заговорщики. Он был уверен, что они решили действовать, тем более что командующий Птолемей обычно забирал с собой Перитаса, совершая обход караулов. Но потом, видя, что свет в царском шатре все не гаснет и царь не спит, хотя нет никакой непосредственной опасности вражеского вторжения, Еврилох пришел к убеждению, что там происходит нечто страшное. Может быть, Александр все узнал… Или Ермолай и прочие нападут перед самым рассветом. Он подумал, что этих бессовестных можно спасти только одним: если рассказать кому-то о заговоре. И как раз в этот момент он увидел Птолемея, завершавшего свой обход. Еврилох решил подойти к нему:
— Гегемон…
— В чем дело, мальчик?
— Я… Нам нужно поговорить.
— Я тебя слушаю.
— Не здесь.
— Тогда пошли в мой шатер. — Он провел оруженосца с собой и велел войти. — Ну? Что за таинственность?
— Выслушай меня, гегемон, — начал Еврилох. — Мой брат Епимен, Ермолай и другие юноши… Как бы это сказать… Им пришла в голову странная мысль… Ты знаешь, что Ермолай с моим братом и несколькими товарищами бывает у Каллисфена, и тот забил им голову всякими глупостями насчет демократии и тирании, и вот…
— И что? — спросил Птолемей, нахмурив брови.
— Они всего лишь мальчишки, гегемон, — продолжил Еврилох, не в силах сдержать слезы. — Возможно, в этот раз они отказались от своего плана… Может быть, царь что-то заподозрил… Не знаю… Я решил поговорить с тобой, чтобы ты напугал их… чтобы они больше и не думали ни о чем таком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Ермолай пожал плечами.
— Я делаю, что хочу, и если ты не желаешь помочь мне, это не меняет дела: у меня найдутся другие друзья. Это же раз плюнуть.
Он плюнул Еврилоху под ноги, еще раз пожал плечами и вышел.
Юноши-заговорщики решили подождать, когда Александр с войском выступит против мятежников, чтобы его смерть показалась делом рук проникших в лагерь врагов.
Когда царь покидал дворец в Бактре, Роксана крепко обняла его.
— Не уходи!
— Ты делаешь большие успехи в греческом, — ответил Александр. — Когда выучишь его, я научу тебя также македонскому диалекту.
— Не уходи! — повторила Роксана с тревогой. Александр поцеловал ее.
— Но почему я не должен уходить?
Девушка со слезами на глазах посмотрела на него и проговорила:
— Два дня. Вижу… мрак.
Царь покачал головой, словно отгоняя неприятную мысль; потом вестовые облачили его в доспехи и проводили во двор, где уже ждали всадники, готовые к отправлению.
Прошло два дня, и Александр, встревоженный предсказанием, поговорил с Аристандром.
— Что, ты думаешь, может это означать?
— Женщины здесь занимаются гаданием и магией, они обладают способностью чувствовать угрозу, растворенную в воздухе. А, кроме того, Роксана тебя любит.
— И что же мне делать?
— Не спи сегодня ночью. Читай, пей вино, но ни на мгновение не теряй ясности мыслей. Ты должен оставаться начеку.
— Сделаю, как ты говоришь, — ответил Александр и стал ждать наступления темноты.
ГЛАВА 50
Птолемей увидел, как в шатре Александра зажегся огонь, и зашел туда. Двое дежурных оруженосцев отдали ему салют.
— Что это ты еще не спишь в такой час? — спросил он. — Уже вторая стража.
— Не спится. Вот, читаю. Птолемей мельком глянул.
— «Индия» Ктезия. Ждешь не дождешься, да?
— Да. А когда завоюем Индию, можно будет сказать, что вся Азия в нашей власти. Тогда вернемся назад и начнем перестраивать мир, Птолемей.
— Ты в самом деле веришь, что мир можно перестроить? Что подобный проект действительно выполним?
Александр оторвал глаза от свитка, что держал перед собой.
— Да, верю. Ты уже не помнишь того вечера в святилище Диониса в Миезе?
— Помню. Мы были юнцами, полными энтузиазма, надежд, мечтаний…
— Эти юнцы завоевали величайшую державу на земле, две трети мира! Они основали в сердце Азии десятки городов с греческой культурой и порядками. Думаешь, все это произошло случайно? Думаешь, это не имело смысла, цели?
— Хотелось бы верить. Во всяком случае, ты всегда можешь рассчитывать на мою дружбу. Я никогда тебя не брошу, в этом можешь быть уверен. А в остальном… иногда я сам не знаю, что и думать…
Тут вошел Ермолай. Перитас зарычал, и Птолемей обернулся к юноше:
— Этой ночью твоя смена?
— Да, гегемон, — ответил тот.
— Тогда почему же тебя до сих пор не было?
— Царь еще не спал, и я не хотел ему мешать.
— Ты мне не мешаешь, — сказал Александр. — Можешь оставаться, если хочешь.
Юноша сел в углу шатра. Птолемей посмотрел на него, потом перевел взгляд на Александра — и ощутил какую-то странность, неосязаемое напряжение в воздухе, некую затаившуюся энергию.
— Это тот юноша, которого на днях наказали после охоты, — сказал Александр.
— Ты обиделся? — спросил Птолемей оруженосца, увидев, что тот помрачнел. — О, не стоит. Знал бы ты, сколько меня наказывали в твои годы! Царь Филипп лично давал мне пинков под зад и тоже однажды велел высечь, когда из-за меня захромал его конь. Но я не принимал этого близко к сердцу, потому что он был великий человек и делал это для моего же блага.
— Времена изменились, — заметил Александр. — Эти юноши не похожи на нас. Они… другие. А может, это мы стареем. Мне тридцать, подумать только!
— Что и говорить, для меня эти годы пролетели в одно мгновение. Ладно, продолжу свой обход. Можно взять собаку? Составит мне компанию.
Перитас завилял хвостом.
— Возьми, пусть немного подвигается, а то жиреет.
— Тогда я пошел. Если понадоблюсь, зови.
Александр кивнул и вновь погрузился в чтение, то и дело отхлебывая из стоящего на столе кубка.
Ермолай молча сидел перед ним, сжав челюсти и опустив глаза. Царь иногда отрывался от свитка и смотрел на него с загадочным выражением на лице. И вдруг проговорил:
— Ведь ты ненавидишь меня, правда? За то, что я велел тебя высечь.
— Неправда, государь. Я…
Но было видно, что он лжет. Царь убедился в том, что этот юноша коварен, так как не нашел в себе ни мужества проявить свою ненависть, ни силы отказаться от нее.
— Ладно, неважно.
Так прошла почти вся ночь — холодная, пустая, бесполезная. Приближался час смены караула. Близился рассвет. Ермолая терзали сомнения, и он не отрывал глаз от царя, который то и дело склонял голову, словно сморенный сном.
Еврилох тоже всю ночь не ложился, сознавая, что все три оруженосца в карауле — заговорщики. Он был уверен, что они решили действовать, тем более что командующий Птолемей обычно забирал с собой Перитаса, совершая обход караулов. Но потом, видя, что свет в царском шатре все не гаснет и царь не спит, хотя нет никакой непосредственной опасности вражеского вторжения, Еврилох пришел к убеждению, что там происходит нечто страшное. Может быть, Александр все узнал… Или Ермолай и прочие нападут перед самым рассветом. Он подумал, что этих бессовестных можно спасти только одним: если рассказать кому-то о заговоре. И как раз в этот момент он увидел Птолемея, завершавшего свой обход. Еврилох решил подойти к нему:
— Гегемон…
— В чем дело, мальчик?
— Я… Нам нужно поговорить.
— Я тебя слушаю.
— Не здесь.
— Тогда пошли в мой шатер. — Он провел оруженосца с собой и велел войти. — Ну? Что за таинственность?
— Выслушай меня, гегемон, — начал Еврилох. — Мой брат Епимен, Ермолай и другие юноши… Как бы это сказать… Им пришла в голову странная мысль… Ты знаешь, что Ермолай с моим братом и несколькими товарищами бывает у Каллисфена, и тот забил им голову всякими глупостями насчет демократии и тирании, и вот…
— И что? — спросил Птолемей, нахмурив брови.
— Они всего лишь мальчишки, гегемон, — продолжил Еврилох, не в силах сдержать слезы. — Возможно, в этот раз они отказались от своего плана… Может быть, царь что-то заподозрил… Не знаю… Я решил поговорить с тобой, чтобы ты напугал их… чтобы они больше и не думали ни о чем таком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104