К палатке вели Ги Лузиньянского, Рено де Шатильона и двух Великих Магистров, а с ними – всех выживших влиятельных баронов королевства. Ги в этот момент держался с беспримерным достоинством; его красивое лицо было величественно и спокойно. Рено шел нахмурившись, с расправленными плечами, его черная бородка воинственно торчала вперед.
Наступила тишина. Рабы выполнили свою работу и исчезли за палаткой.
Четыре огромных мамлюка, обнаженные по пояс, заняли свои места слева и справа от выхода шатра; каждый держал в руках кривую турецкую саблю.
Турки окружили пленных крестоносцев, и из шатра вышли блистающие роскошью одежд эмиры.
На несколько шагов впереди них выступал высокий мужчина стройного телосложения с тонкими, аристократическими чертами лица, выдававшими в нем сельджука самого высокого происхождения. Присмотревшись, Филипп узнал в нем турка, с которым сражался почти у самого Святого Креста. С удивлением он понял, что это, должно быть, и есть сам султан Саладин.
Саладин молча осматривал ряды своих пленников. В осанке его сквозило какое-то спокойное достоинство; лицо не выражало ни гнева, ни волнения, ни триумфа победителя. Ни богатством одежд, ни оружием он не выделялся среди других эмиров, но во всей его фигуре читалось столько скрытой силы и властности, что даже Филипп почувствовал невольное уважение к этому человеку.
– Итак, мы снова встретились, сир Рено, – тихо проговорил Саладин.
Рено де Шатильон выступил вперед, вглядываясь в лицо Саладина. Он знал, что ему нечего ждать пощады, да он и не рассчитывал на снисхождение. Ведь именно он спровоцировал эту войну, первым разорвав мир с Саладином, и грабил турецкие торговые караваны. И Саладин поклялся перед всем народом отомстить Рено.
Но Рено, несмотря на все свои недостатки, отнюдь не был трусом. Он гордо расправил плечи, злобно оскалившись навстречу Саладину.
– Неверующий турок, – бросил он в лицо Саладину и презрительно сплюнул перед ним на землю.
Саладин на мгновение прикрыл глаза. Потом все так же спокойно вынув свою саблю, покрутил ею в воздухе. Рено крепко стоял на ногах, закинув голову назад, следя за сверканием сабли со стоическим мужеством. И вдруг лезвие опустилось ему на голову, и он упал, истекая кровью. Два сельджука подошли к распростертому на земле телу и выразительно пнули его.
Каждый удар сарацин, сопровождавшийся тяжелым дыханием, болью отзывался у Филиппа в сердце, и он закрыл глаза, чтобы не смотреть на эту сцену.
Когда он снова открыл глаза, изуродованное тело Рено уже уносили, а его безжизненные ноги волочились по земле, оставляя глубокий след в пыли.
По рядам христиан пробежал ропот ужаса. Ги де Лузиньян повернулся к Великим Магистрам и склонил голову, будто бы прощаясь с ними, а потом, отвернувшись, вновь расправил плечи и под любопытными взглядами турок гордо выпрямился, ожидая своей очереди.
Саладин медленно отер свою саблю. Лицо его снова было спокойно. Судя по его застывшему выражению, можно было подумать, что здесь ровным счетом ничего не случилось.
– Мессир Жерар де Ридфор? – вопросительно сказал он. – И сир Роджер де Мулине?
Из рядов пленных вытолкнули Великих Магистров обоих орденов: они даже не собирались сопротивляться. Оба, будучи фанатиками, они с нетерпением ожидали момента, когда смогут принять муки за святую веру. Саладин поклялся уничтожить военные ордена, и теперь он вряд ли упустил бы такую возможность рассчитаться с их предводителями.
– Уведите их, – приказал Саладин, – и с ними всех христиан, у которых на плечах черные или красные кресты.
Турки прошли вдоль линии пленников, но тамплиеры сами гордо выступили вперед, и их, построив в колонну, увели. Остальные крестоносцы сомкнули ряды, с волнением ожидая решения своей участи.
Саладин повернулся к королю Иерусалимскому. Несколько мгновений они молча смотрели в глаза друг другу, потом Саладин протянул ему руку и улыбнулся, обнажив ряд белых зубов.
– Короли не убивают королей, – сказал он и махнул рукой ожидавшим приказа рабам.
Филипп невольно облизнул пересохшие, растрескавшиеся губы, увидев, как рабы приблизились с подносами с бокалами шербета. Ги и бароны взяли с подноса бокалы и осторожно отхлебнули, стараясь не выказать чувство ужасающей жажды.
Вдруг на плечо Филиппа легла чья-то рука; обернувшись, он увидел перед собой смуглое, улыбающееся лицо, которое показалось ему знакомым. Филипп принялся вспоминать, где он мог видеть эту маленькую бородку клинышком и этот нос с горбинкой.
– Юсуф! – воскликнул он.
– Да, Юсуф аль-Хафиз. И я у тебя в долгу. Глоток воды, помнится? Но никогда не думал, что нам придется встретиться при таких обстоятельствах.
Он довольно улыбнулся, увидев, как Филипп взял бокал шербета и отхлебнул холодного, пенящегося напитка. Никогда Филипп не думал, что можно испытать такое блаженство от глотка жидкости. Он сразу же почувствовал, как силы возвращаются в его измученное тело. Он будто расцвел, как цветок, лишенный долгое время воды и внезапно орошенный дождем.
– Сир Хьюго? – спросил Юсуф.
– Мертв, – коротко ответил Филипп.
– Сочувствую. Мне бы очень хотелось отплатить ему за оказанное им гостеприимство.
Теперь шербет был предложен уже всем пленникам, и на их мрачных, запыленных лицах исчезло выражение тоскливого напряжения и страха. Королевство погибло, и они находились в положении жалких пленников мусульман, но они все еще были живы и знали, что теперь, после того как они испили шербета, их не убьют – таковы обычаи иноверцев.
– Юсуф! – позвал властный голос. – Приведи сюда рыцаря Черного Ястреба!
Филипп, прихрамывая, поплелся за Юсуфом. Остальные пленники с жалостью на лицах смотрели на человека, которого вели к Саладину. Филипп изо всех сил сжал кулаки, уповая лишь на быструю и безболезненную смерть. Он слишком устал, чтобы вынести пытки.
Саладин молча окинул Филиппа быстрым взглядом черных глаз, пробежав по грязному и изорванному плащу Филиппа, по изрубленной кольчуге, остановившись на усталом молодом лице, спокойно и смело встречающем его пытливый взор.
Визирь султана сделал шаг вперед и в гневе ткнул пальцем в Филиппа.
– Мой господин, это тот самый рыцарь, который едва не убил вас. И это он сразил эмира Фахр аль-Дина, да пошлет Аллах проклятье на его голову! Он сумасшедший. Я видел, как его окружили шесть человек, и он убил их всех!
– Да, это настоящий рыцарь, – тихо проговорил Саладин.
Филипп, стараясь не опираться на больную ногу, спокойно ждал решения своей участи. Краем глаза он видел палачей-мамлюков со сверкающими клинками кривых сабель, покоящихся на черных плечах.
– Ты хорошо сражался, франк, – сказал, наконец, Саладин. – Жаль, но ты сражался за дело неправоверных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Наступила тишина. Рабы выполнили свою работу и исчезли за палаткой.
Четыре огромных мамлюка, обнаженные по пояс, заняли свои места слева и справа от выхода шатра; каждый держал в руках кривую турецкую саблю.
Турки окружили пленных крестоносцев, и из шатра вышли блистающие роскошью одежд эмиры.
На несколько шагов впереди них выступал высокий мужчина стройного телосложения с тонкими, аристократическими чертами лица, выдававшими в нем сельджука самого высокого происхождения. Присмотревшись, Филипп узнал в нем турка, с которым сражался почти у самого Святого Креста. С удивлением он понял, что это, должно быть, и есть сам султан Саладин.
Саладин молча осматривал ряды своих пленников. В осанке его сквозило какое-то спокойное достоинство; лицо не выражало ни гнева, ни волнения, ни триумфа победителя. Ни богатством одежд, ни оружием он не выделялся среди других эмиров, но во всей его фигуре читалось столько скрытой силы и властности, что даже Филипп почувствовал невольное уважение к этому человеку.
– Итак, мы снова встретились, сир Рено, – тихо проговорил Саладин.
Рено де Шатильон выступил вперед, вглядываясь в лицо Саладина. Он знал, что ему нечего ждать пощады, да он и не рассчитывал на снисхождение. Ведь именно он спровоцировал эту войну, первым разорвав мир с Саладином, и грабил турецкие торговые караваны. И Саладин поклялся перед всем народом отомстить Рено.
Но Рено, несмотря на все свои недостатки, отнюдь не был трусом. Он гордо расправил плечи, злобно оскалившись навстречу Саладину.
– Неверующий турок, – бросил он в лицо Саладину и презрительно сплюнул перед ним на землю.
Саладин на мгновение прикрыл глаза. Потом все так же спокойно вынув свою саблю, покрутил ею в воздухе. Рено крепко стоял на ногах, закинув голову назад, следя за сверканием сабли со стоическим мужеством. И вдруг лезвие опустилось ему на голову, и он упал, истекая кровью. Два сельджука подошли к распростертому на земле телу и выразительно пнули его.
Каждый удар сарацин, сопровождавшийся тяжелым дыханием, болью отзывался у Филиппа в сердце, и он закрыл глаза, чтобы не смотреть на эту сцену.
Когда он снова открыл глаза, изуродованное тело Рено уже уносили, а его безжизненные ноги волочились по земле, оставляя глубокий след в пыли.
По рядам христиан пробежал ропот ужаса. Ги де Лузиньян повернулся к Великим Магистрам и склонил голову, будто бы прощаясь с ними, а потом, отвернувшись, вновь расправил плечи и под любопытными взглядами турок гордо выпрямился, ожидая своей очереди.
Саладин медленно отер свою саблю. Лицо его снова было спокойно. Судя по его застывшему выражению, можно было подумать, что здесь ровным счетом ничего не случилось.
– Мессир Жерар де Ридфор? – вопросительно сказал он. – И сир Роджер де Мулине?
Из рядов пленных вытолкнули Великих Магистров обоих орденов: они даже не собирались сопротивляться. Оба, будучи фанатиками, они с нетерпением ожидали момента, когда смогут принять муки за святую веру. Саладин поклялся уничтожить военные ордена, и теперь он вряд ли упустил бы такую возможность рассчитаться с их предводителями.
– Уведите их, – приказал Саладин, – и с ними всех христиан, у которых на плечах черные или красные кресты.
Турки прошли вдоль линии пленников, но тамплиеры сами гордо выступили вперед, и их, построив в колонну, увели. Остальные крестоносцы сомкнули ряды, с волнением ожидая решения своей участи.
Саладин повернулся к королю Иерусалимскому. Несколько мгновений они молча смотрели в глаза друг другу, потом Саладин протянул ему руку и улыбнулся, обнажив ряд белых зубов.
– Короли не убивают королей, – сказал он и махнул рукой ожидавшим приказа рабам.
Филипп невольно облизнул пересохшие, растрескавшиеся губы, увидев, как рабы приблизились с подносами с бокалами шербета. Ги и бароны взяли с подноса бокалы и осторожно отхлебнули, стараясь не выказать чувство ужасающей жажды.
Вдруг на плечо Филиппа легла чья-то рука; обернувшись, он увидел перед собой смуглое, улыбающееся лицо, которое показалось ему знакомым. Филипп принялся вспоминать, где он мог видеть эту маленькую бородку клинышком и этот нос с горбинкой.
– Юсуф! – воскликнул он.
– Да, Юсуф аль-Хафиз. И я у тебя в долгу. Глоток воды, помнится? Но никогда не думал, что нам придется встретиться при таких обстоятельствах.
Он довольно улыбнулся, увидев, как Филипп взял бокал шербета и отхлебнул холодного, пенящегося напитка. Никогда Филипп не думал, что можно испытать такое блаженство от глотка жидкости. Он сразу же почувствовал, как силы возвращаются в его измученное тело. Он будто расцвел, как цветок, лишенный долгое время воды и внезапно орошенный дождем.
– Сир Хьюго? – спросил Юсуф.
– Мертв, – коротко ответил Филипп.
– Сочувствую. Мне бы очень хотелось отплатить ему за оказанное им гостеприимство.
Теперь шербет был предложен уже всем пленникам, и на их мрачных, запыленных лицах исчезло выражение тоскливого напряжения и страха. Королевство погибло, и они находились в положении жалких пленников мусульман, но они все еще были живы и знали, что теперь, после того как они испили шербета, их не убьют – таковы обычаи иноверцев.
– Юсуф! – позвал властный голос. – Приведи сюда рыцаря Черного Ястреба!
Филипп, прихрамывая, поплелся за Юсуфом. Остальные пленники с жалостью на лицах смотрели на человека, которого вели к Саладину. Филипп изо всех сил сжал кулаки, уповая лишь на быструю и безболезненную смерть. Он слишком устал, чтобы вынести пытки.
Саладин молча окинул Филиппа быстрым взглядом черных глаз, пробежав по грязному и изорванному плащу Филиппа, по изрубленной кольчуге, остановившись на усталом молодом лице, спокойно и смело встречающем его пытливый взор.
Визирь султана сделал шаг вперед и в гневе ткнул пальцем в Филиппа.
– Мой господин, это тот самый рыцарь, который едва не убил вас. И это он сразил эмира Фахр аль-Дина, да пошлет Аллах проклятье на его голову! Он сумасшедший. Я видел, как его окружили шесть человек, и он убил их всех!
– Да, это настоящий рыцарь, – тихо проговорил Саладин.
Филипп, стараясь не опираться на больную ногу, спокойно ждал решения своей участи. Краем глаза он видел палачей-мамлюков со сверкающими клинками кривых сабель, покоящихся на черных плечах.
– Ты хорошо сражался, франк, – сказал, наконец, Саладин. – Жаль, но ты сражался за дело неправоверных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84