– Вот как? – с усилием воли Дженнифер заставила руку с чашкой не дрожать.
– Да, я каждый день жду известий о его обручении. Этот брак был решен уже довольно давно, теперь со дня на день можно ждать объявления, невесте только осталось назвать точную дату.
Хотя это и не было полной правдой, герцогиня решила, Что для Дженнифер будет гораздо лучше узнать о предстоящем событии и не питать никаких надежд.
Сообщив как бы между делом это известие, герцогиня с еще большим энтузиазмом занялась приготовлением к появлению Дженнифер в обществе. А Дженнифер в свою очередь сжала зубы и дала себе слово, что покорит лондонский свет. Герцогиня права: замужество по любви – романтическая чепуха. Она сохранит холодную голову и согласится выйти замуж не меньше чем за пэра, чтобы ее состояние украсилось его короной.
Между тем герцогиня призвала к себе дочь, Джейн, которая много лет тому назад вышла за безмозглого маркиза и теперь деловито занималась подыскиванием такой же партии для старшей из целой череды сереньких мисс Бересфорд. Леди Бересфорд не испытывала большого восторга от того, что ей навязали слишком хорошенькую протеже герцогини. Но герцогиня оплачивала расходы светского сезона мисс Бересфорд. Этот аргумент звучал очень убедительно. Так что леди Бересфорд поцеловала Дженнифер, объявила, что Дженнифер удивительно мила и полна жизни и что Памела будет польщена, дебютируя в обществе вместе со столь очаровательной девушкой. За спиной же герцогини она обменялась понимающими взглядами со своей давней союзницей – Маршем. Этот взгляд не предвещал Дженнифер ничего хорошего.
Щедро хваля Дженнифер в лицо и перед герцогиней, леди Бересфорд не упускала случая посеять ядовитые сомнения в душах всех, кто готов был ее слушать. «Мама так импульсивна… О ее новой протеже известно так мало… Остается только надеяться, что мама не разочаруется… Как странно, что никто ничего не знает о семье мисс Фэрбенк… Что касается ее состояния…» Фраза обычно заканчивалась выразительным движением все еще красивых плеч. Тем временем Маршем выполняла ту же задачу на половине слуг: сопровождавшим своих хозяек камеристкам в красках сообщались детали первого появления Дженнифер в доме: «… в мужском наряде в сопровождении лорда Мэйнверинга…» Камеристки с готовностью отгадывали значение этой фразы.
Но Дженнифер оставалась в счастливом неведении относительно этой низкой клеветы. Внешне ее мир был исключительно розовый. Имея наконец полный гардероб молодой леди высшего света, она теперь всюду выезжала со своей патронессой или, если герцогиня предпочитала остаться дома и писать дневник, с леди Бересфорд, которая казалась добрейшей из дам, когда-либо сопровождавших девушек на светских приемах. Ее дочь, Памела, ничего собой не представляла; она была неинтересной, скучной, уравновешенной девушкой, но в своем предвкушении от покорения Лондона Дженнифер этого не замечала. Она вела беседу за двоих и не замечала, что среди веселых молодых людей, которые окружали их каждый вечер, говорила именно она, а Памела только улыбалась, кивая и слушая.
Будучи независтливой сама, Дженнифер не имела представления о том бешенстве, с которым леди Бересфорд наблюдала за происходящим, и простодушно считала, что они с Памелой подруги, хотя и не очень близкие. Таким образом они вместе (и как бы не вместе) посещали балы и рауты, театр и оперу, и всюду, куда бы они ни пошли, их сопровождал рой кавалеров. Более консервативные и осторожные ухаживали за Памелой, семья и состояние которой были всем известны; весельчаки и любители рискнуть выбрали Дженнифер. В конце концов ведь не зря же ей покровительствует богатая герцогиня.
Главным из них как по положению, так и по настойчивости ухаживаний был молодой лорд Ледерхед, денди непревзойденной элегантности. Говорили, что в заботе о своей внешности он превосходит даже знаменитого разорившегося изгнанника Бо Бруммеля. Поскольку одевание к выезду занимало у него не менее двух часов, а переодевался он по меньшей мере трижды на день, в беседе он, естественно, бывал довольно скучноват. Но, как заявила Дженнифер, его внешность – сама поэзия, так что требовать от него еще и прозы – это слишком. Памела, разумеется, передала это лорду Ледерхеду, но, на ее несчастье, ему слишком понравился комплимент его внешности, и он не обратил внимания на вторую часть. Он остался верным рабом Дженнифер, что привело в ярость Памелу, ибо до появления Дженнифер она считала его своим кавалером и со дня на день ожидала предложения руки. Теперь же она ждала возможности как-нибудь опорочить Дженнифер в глазах светского общества. Неосведомленность Дженнифер в том, что касалось правил лондонского этикета, была полнейшей; рано или поздно она обязательно нарушит их, ей надо лишь чуть-чуть в этом помочь.
Сезон был уже в полном разгаре. Наконец подошел вечер, когда Дженнифер и Памела должны были появиться на балу в Олмаке. Памела и ее мать возлагали на этот бал очень большие надежды. Если бы удалось спровоцировать Дженнифер на нарушение одного из строжайших правил этой ассамблеи, ее падение в глазах света было бы неминуемым. Даже герцогиня Льюэсская не могла спасти бы того, кто оскорбил патронесс Олмака. Утром леди Бересфорд заехала на Гросвенор-сквер. Она недолго поговорила с матерью, как всегда фальшиво поулыбалась Дженнифер, выразив надежду, что и герцогиня, и Дженнифер готовы к предстоящему балу, и уехала, предварительно пошептавшись с Маршем.
В результате, когда пришло время одеваться, Маршем разразилась бурными протестами: миледи, мол, выглядит совершенно разбитой, на этой неделе она выезжала три вечера к ряду, да и вообще, миледи ведь всегда говорила, что в Олмаке невыносимая скука, да и дневник-то миледи забросила, уже неделю ничего не записывала. Герцогиня, мол, непременно позабудет остроумные высказывания герцога Веллингтонского в Карлтон-Хаусе, а «они, мэм, обязательно должны быть сохранены для вечности» (Маршем любила это слово и часто его повторяла). Короче, умело пользуясь мнительностью герцогини и вкрапливая зернышки лести, Маршем сумела убедить ее остаться дома и позволить Дженнифер поехать на бал в Олмак с леди Бересфорд и Памелой. Это, мол, самое разумное, да и, «правду сказать, смотреть на преданную дружбу девушек – одно удовольствие».
Так что когда Дженнифер, у которой теперь была собственная горничная – Бетти, шумная, добродушная и деревенская девушка, – кружась в своем газовом вечернем туалете влетела в будуар герцогини, она расстроилась, поскольку старая леди так и сидела у огня в лиловом халате.
– Видите ли, детка, – сказала герцогиня, – сегодня вечером мне нужно побыть затворницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59