Вернее, понял слишком много. Ведь я подумал, мэм, что Дженнифер (прошу прощения, мисс Перчис) сама во всем этом участвовала, с самого начала насмехалась надо мной, изучала меня как будущего мужа, словно бы выбирала лошадь в упряжку. Я думал, – Господи, помоги, – думал, мэм, что все это – интрига: встреча у леди Лаверсток, даже встреча на Парламент-сквер. Я был дурак, трижды дурак, мэм. Теперь я это вижу, но дядя – покарай его Господь – нисколько не дал мне подумать, а сразу потащил в Холборн, где остановилась его племянница, и заставил встретиться с ней, когда гнев мой еще не прошел.
– Угу, – сказала старая леди, – понимаю. Это все его вина.
– Не смейтесь надо мной, мэм. Конечно, это моя вина. Вы много раз говорили мне, что моя вспыльчивость не доведет до добра. Вы были правы. Я потерял ее, мэм. Теперь я никогда не женюсь.
– Что же ты сделал, Джордж?
– Оскорбил ее до глубины души. Конечно, я предложил ей руку, но в таких выражениях… Я сказал ей, что обещал ее братьям заботиться о ней и сдержу слово. И все вперемежку с такими оскорблениями, что удивляюсь, как она это выслушала.
– И что она сказала?
– Прервала мои выпады. Ох, мэм, она была бы мне подходящей женой. Вот кто мог бы меня утихомирить! Отвергла мое «благородное» предложение. Освободила меня от слова, данного ее братьям. Пристыдила меня своим спокойствием, разбила мне сердце своими слезами и выбежала из комнаты, прежде чем я успел ее остановить.
– Неужели ты не пошел за ней?
– Пошел, но в холле наткнулся на дядюшку, а этого я уже никак не мог вынести. Я ушел. Нет, все кончено, мэм. Она не сможет меня простить. Я вернусь в армию, и пошло оно все к черту.
– И оставишь мисс Перчис страдать за твои грехи?
Это остановило его на полном скаку.
– Вы думаете, у меня есть шанс, мэм? Что она может простить меня? Но это невозможно! Вы не знаете, как я оскорбил ее, мэм.
– И не говори. Зная тебя, могу догадаться. И тем не менее, считаю, что у тебя есть шанс. Она любит тебя, Джордж. Почему, ты думаешь, она решила вернуться и подчиниться дяде? Погоди, я тебе покажу. Бетти нашла в ее комнате письмо от Мандевиля и принесла мне. Она, должно быть, второпях забыла его уничтожить. Почитай и посмотри, чем он ей угрожает: она боялась за твою и мою репутацию, а не за себя. Она была готова выйти за тебя замуж (не зная, кто ты), чтобы спасти тебя (того, кого знала) от позора. Но читай сам.
Он прочел и сердито бросил письмо.
– Да, теперь понимаю. Какой же мерзавец этот Мандевиль. И какой негодяй я, что так с нею обошелся. Как можно надеяться на ее прощение…
– Ну, это уж совсем другое дело. Ты никогда не грешил себялюбием, Джордж, а я пытаюсь доказать тебе, что она любит тебя, а любовь прощает многое. Иди к ней снова, проси о прощении, вставай на колени, если хочешь, говори, что все истолковал неправильно. Поверь, все еще наладится. Любовь не проходит в одночасье, а Дженнифер слишком разумная девочка, чтобы загубить свою жизнь из-за такого пустяка, как недопонимание, что бы ты там ни наговорил. Постой, можно сделать лучше. Ты никогда не умел просить прощения. Я напишу ей. Думаю, она в растерянности: все ее планы рухнули. Я напишу ей и попрошу ее вернуться. Это и впрямь лучше всего. Думаю, Мандевиль уже сбежал из города, или я тебя плохо знаю, Джордж. Дженнифер вернется и сумеет победить всех сплетников – я знаю, она храбрая девочка, а у тебя будет время как следует поухаживать за ней.
Он поцеловал бабушке руку:
– Мэм, у меня нет слов…
– Прекрасно. Молчи, пока я пишу.
XVII
Дженнифер ходила из угла в угол по комнате, которую ей отвела тетушка Фостер, и пыталась справиться со своим несчастьем. Гнев на Мэйнверинга за его несправедливые подозрения помог ей выдержать расспросы Элизабет. Потом, не в силах вынести ее сочувствия и рассердившись на нее за замечания в адрес Мэйнверинга, она сбежала в свою комнату и теперь пыталась оценить размеры кораблекрушения. Куда деваться? Что делать? Вскоре она снова начала строить планы. Прежде всего, нужно использовать победу над дядей, чтобы обеспечить свадьбу Элизабет. Потом она поедет домой в Дентон-Холл, избавит свой дом от Гернингов и начнет жить затворницей.
Она без особого энтузиазма размышляла над этой перспективой, когда служанка перебила ход ее мыслей и вручила измятое письмо, доставленное с нарочным. В ней тут же вспыхнула надежда. Кто еще кроме Мэйнверинга знал, где она? Дрожащими руками она вскрыла письмо, размышляя тем временем, как достойнее принять его извинения. Письмо было написано торопливым неизвестным и неразборчивым почерком.
«Жизнь моя , – читала она, – я вижу, что не могу без вас жить. Вы должны простить меня, выйти за меня замуж. Я не могу появиться в Холборне. Умоляю, приходите в сад Темпл, к реке, как только получите эту записку. Я буду ждать вас там весь вечер, ваш покорный слуга».
Вместо подписи стояла одна буква «М ».
Каким быстрым, каким легким оказался переход от отчаяния к радости! Дженнифер тут же оказалась у зеркала, трясущимися руками поправляя волосы. Уже вечерело. Он, должно быть, уже какое-то время ждет ее, беспокоясь, сможет ли она простить его. Как будто она не простила ему все заранее, пока он еще говорил! Его гнев, основанный на ошибке, не имел к ней никакого отношения. Сейчас, вспоминая весь разговор, она вообще не понимала, отчего так расстроилась: разве сам его гнев не являлся лучшим доказательством его любви? Но она теряет время. Она поспешила вниз, задержавшись у дверей Элизабет, чтобы сказать, что идет глотнуть свежего воздуха, и отказалась от компании и Элизабет, и Эдмунда. Она возблагодарила судьбу за добродушие тетушки Фостер, которая не увидела ничего дурного в том, что Дженнифер идет прогуляться в одиночестве.
Длинный жаркий день уступал место прохладе, и город наполнялся вечерними звуками и запахами, но она едва замечала их, со всех ног спеша к реке. Когда она дошла до сада, там оказалось тихо и безлюдно, и она пожалела, что Мэйнверинг не указал более точно место, где будет ждать ее; потом ей пришло в голову, что в его записке было что-то необычное. Она как-то не могла представить себе, чтобы он произнес «Жизнь моя!» Бездумное возбуждение, которое привело ее сюда, куда-то вдруг исчезло. Она стояла одна-одинешенька у входа в сад, поплотнее кутаясь в прихваченную второпях пелерину Элизабет; ее трясло. От ожидания или от вечерней прохлады?
По одной из аллей к ней приближался мужчина. Она сделала нерешительный шаг вперед, затем остановилась в ожидании. Нет, это не Мэйнверинг; она слишком знала его высокую фигуру и решительную походку. Затем, когда мужчина подошел ближе, она отпрянула.
– Вы?!
– Кто же еще, дорогуша? К вашим услугам, – сказал Майлз Мандевиль.
– Это вы мне писали?
– Конечно, жизнь моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Угу, – сказала старая леди, – понимаю. Это все его вина.
– Не смейтесь надо мной, мэм. Конечно, это моя вина. Вы много раз говорили мне, что моя вспыльчивость не доведет до добра. Вы были правы. Я потерял ее, мэм. Теперь я никогда не женюсь.
– Что же ты сделал, Джордж?
– Оскорбил ее до глубины души. Конечно, я предложил ей руку, но в таких выражениях… Я сказал ей, что обещал ее братьям заботиться о ней и сдержу слово. И все вперемежку с такими оскорблениями, что удивляюсь, как она это выслушала.
– И что она сказала?
– Прервала мои выпады. Ох, мэм, она была бы мне подходящей женой. Вот кто мог бы меня утихомирить! Отвергла мое «благородное» предложение. Освободила меня от слова, данного ее братьям. Пристыдила меня своим спокойствием, разбила мне сердце своими слезами и выбежала из комнаты, прежде чем я успел ее остановить.
– Неужели ты не пошел за ней?
– Пошел, но в холле наткнулся на дядюшку, а этого я уже никак не мог вынести. Я ушел. Нет, все кончено, мэм. Она не сможет меня простить. Я вернусь в армию, и пошло оно все к черту.
– И оставишь мисс Перчис страдать за твои грехи?
Это остановило его на полном скаку.
– Вы думаете, у меня есть шанс, мэм? Что она может простить меня? Но это невозможно! Вы не знаете, как я оскорбил ее, мэм.
– И не говори. Зная тебя, могу догадаться. И тем не менее, считаю, что у тебя есть шанс. Она любит тебя, Джордж. Почему, ты думаешь, она решила вернуться и подчиниться дяде? Погоди, я тебе покажу. Бетти нашла в ее комнате письмо от Мандевиля и принесла мне. Она, должно быть, второпях забыла его уничтожить. Почитай и посмотри, чем он ей угрожает: она боялась за твою и мою репутацию, а не за себя. Она была готова выйти за тебя замуж (не зная, кто ты), чтобы спасти тебя (того, кого знала) от позора. Но читай сам.
Он прочел и сердито бросил письмо.
– Да, теперь понимаю. Какой же мерзавец этот Мандевиль. И какой негодяй я, что так с нею обошелся. Как можно надеяться на ее прощение…
– Ну, это уж совсем другое дело. Ты никогда не грешил себялюбием, Джордж, а я пытаюсь доказать тебе, что она любит тебя, а любовь прощает многое. Иди к ней снова, проси о прощении, вставай на колени, если хочешь, говори, что все истолковал неправильно. Поверь, все еще наладится. Любовь не проходит в одночасье, а Дженнифер слишком разумная девочка, чтобы загубить свою жизнь из-за такого пустяка, как недопонимание, что бы ты там ни наговорил. Постой, можно сделать лучше. Ты никогда не умел просить прощения. Я напишу ей. Думаю, она в растерянности: все ее планы рухнули. Я напишу ей и попрошу ее вернуться. Это и впрямь лучше всего. Думаю, Мандевиль уже сбежал из города, или я тебя плохо знаю, Джордж. Дженнифер вернется и сумеет победить всех сплетников – я знаю, она храбрая девочка, а у тебя будет время как следует поухаживать за ней.
Он поцеловал бабушке руку:
– Мэм, у меня нет слов…
– Прекрасно. Молчи, пока я пишу.
XVII
Дженнифер ходила из угла в угол по комнате, которую ей отвела тетушка Фостер, и пыталась справиться со своим несчастьем. Гнев на Мэйнверинга за его несправедливые подозрения помог ей выдержать расспросы Элизабет. Потом, не в силах вынести ее сочувствия и рассердившись на нее за замечания в адрес Мэйнверинга, она сбежала в свою комнату и теперь пыталась оценить размеры кораблекрушения. Куда деваться? Что делать? Вскоре она снова начала строить планы. Прежде всего, нужно использовать победу над дядей, чтобы обеспечить свадьбу Элизабет. Потом она поедет домой в Дентон-Холл, избавит свой дом от Гернингов и начнет жить затворницей.
Она без особого энтузиазма размышляла над этой перспективой, когда служанка перебила ход ее мыслей и вручила измятое письмо, доставленное с нарочным. В ней тут же вспыхнула надежда. Кто еще кроме Мэйнверинга знал, где она? Дрожащими руками она вскрыла письмо, размышляя тем временем, как достойнее принять его извинения. Письмо было написано торопливым неизвестным и неразборчивым почерком.
«Жизнь моя , – читала она, – я вижу, что не могу без вас жить. Вы должны простить меня, выйти за меня замуж. Я не могу появиться в Холборне. Умоляю, приходите в сад Темпл, к реке, как только получите эту записку. Я буду ждать вас там весь вечер, ваш покорный слуга».
Вместо подписи стояла одна буква «М ».
Каким быстрым, каким легким оказался переход от отчаяния к радости! Дженнифер тут же оказалась у зеркала, трясущимися руками поправляя волосы. Уже вечерело. Он, должно быть, уже какое-то время ждет ее, беспокоясь, сможет ли она простить его. Как будто она не простила ему все заранее, пока он еще говорил! Его гнев, основанный на ошибке, не имел к ней никакого отношения. Сейчас, вспоминая весь разговор, она вообще не понимала, отчего так расстроилась: разве сам его гнев не являлся лучшим доказательством его любви? Но она теряет время. Она поспешила вниз, задержавшись у дверей Элизабет, чтобы сказать, что идет глотнуть свежего воздуха, и отказалась от компании и Элизабет, и Эдмунда. Она возблагодарила судьбу за добродушие тетушки Фостер, которая не увидела ничего дурного в том, что Дженнифер идет прогуляться в одиночестве.
Длинный жаркий день уступал место прохладе, и город наполнялся вечерними звуками и запахами, но она едва замечала их, со всех ног спеша к реке. Когда она дошла до сада, там оказалось тихо и безлюдно, и она пожалела, что Мэйнверинг не указал более точно место, где будет ждать ее; потом ей пришло в голову, что в его записке было что-то необычное. Она как-то не могла представить себе, чтобы он произнес «Жизнь моя!» Бездумное возбуждение, которое привело ее сюда, куда-то вдруг исчезло. Она стояла одна-одинешенька у входа в сад, поплотнее кутаясь в прихваченную второпях пелерину Элизабет; ее трясло. От ожидания или от вечерней прохлады?
По одной из аллей к ней приближался мужчина. Она сделала нерешительный шаг вперед, затем остановилась в ожидании. Нет, это не Мэйнверинг; она слишком знала его высокую фигуру и решительную походку. Затем, когда мужчина подошел ближе, она отпрянула.
– Вы?!
– Кто же еще, дорогуша? К вашим услугам, – сказал Майлз Мандевиль.
– Это вы мне писали?
– Конечно, жизнь моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59