Я начал уговаривать Мэнни закончить со своими штучками и
передать управление мне. Наконец он согласился.
Сенатор прикончил выпивку и поставил стакан.
- Вас это слегка освежило?
- Конечно.
Я пошел и принес ему еще немножко, добавив и себе. Усевшись в кресло,
я ждал продолжения.
- Итак, я сменил его, - продолжал сенатор, - я сменил его, и где,
по-вашему, этот идиот оставил меня? Я был внутри здания; мало того,
быстрый взгляд по сторонам позволил определить, что это банк. У Палача
была масса инструментов, и Мэнни, очевидно, сумел провести его через
двери, не подняв тревоги. Я стоял прямо перед Центральным хранилищем.
Очевидно, Мэнни решил проверить, какой выбор я сделаю. Я подавил желание
повернуться и быстро проделать себе выход в ближайшей стене, а потом
пуститься наутек. Я направился назад, к дверям и выглянул наружу.
Я ничего не заметил. И только тогда я позволил себе начать выбираться
оттуда. Но стоило мне высунуться, как ударил свет. Это был карманный
фонарик. Вне поля зрения находился сторож. В другой руке его было оружие.
Я перепугался. Я ударил его... рефлекторно. Если я кому-нибудь наношу
удар, я бью его крепко, изо всех сил. Только тогда я ударил его со всей
мощью Палача. Он, должно быть, умер на месте. Я бросился бежать и не
останавливался до тех пор, пока не вернулся в маленький уголок парка около
Центра. Затем я остановился, и остальные освободили меня от управления.
- Они следили за всем этим? - спросил я.
- Да, кто-то включил видеоэкран вскоре после того, как я принял
управление. Я думаю, это был Дэйв.
- Они не пытались остановить вас в то время, когда вы убегали?
- Нет. Ну, я не отдавал себе отчета тогда в том, что я делал. А
впоследствии они объяснили, что были слишком потрясены, чтобы предпринять
что-то и только смотрели на экран, пока я не передал управление.
- Понимаю.
- Затем управление принял Дэйв, провел его обратно прежним путем,
завел в лабораторию, почистил и отключил. Мы заперли станцию управления.
Мы как-то неожиданно все протрезвились.
Он вздохнул, откинулся назад и долго молчал.
- Вы единственный человек, которому я все это рассказал, - добавил он
затем.
Я приложился к стакану.
- Потом мы ушли в комнату Лейлы, - продолжал Брокден. - Остальное
достаточно легко угадать. Мы ничего не могли сделать для того, чтобы
вернуть жизнь тому парню, решили мы, но если мы расскажем, что произошло,
это может нанести урон дорогостоящей важной программе. Это не выглядело
так, что мы сочли себя преступниками, нуждавшимися в самооправдании. Это
была единственная в жизни шутка, которая закончилась столь трагически. А
как бы поступили вы?
- Не знаю. Может быть, так же.
- Я бы тоже напугался.
Он кивнул.
- Точно. Вот и вся история.
- Не совсем вся, ведь так?
- Что вы имеете в виду?
- А как насчет Палача? Вы сказали, что уже можно было нащупать
сознание. Вы осознавали его, а он осознавал вас. У него должна была
проявиться какая-то реакция на все это. На что она походила?
- Черт бы вас побрал, - сказал он решительно.
- Извините.
- У вас есть семья? - спросил он.
- Нет.
- Вы когда-нибудь водили в зоопарк маленького ребенка?
- Да.
- Тогда у вас, быть может, будет аналогия. Когда моему сыну было
около четырех, однажды после обеда я повел его в Вашингтонский зоопарк.
Нам пришлось бродить буквально около каждой клетки. Там и сям высказывал
он свою оценку, задавал уйму вопросов, хихикал над обезьянами, объяснял,
что медведи очень красивы - возможно, потому, что это такие здоровенные
игрушки. Но знаете, что ему понравилось больше всего? То, что заставило
заскакивать и кричать, показывая пальцем: "Смотри, папочка! Смотри!"
Я покачал головой.
- Это была белка, которая смотрела на него с ветки дерева, - сказал
сенатор, усмехнувшись. - Незнание того, что важно, а что - нет.
Несоответствие реакций. Наивность. Палач был ребенком, и до той поры, пока
я не взял управление на себя, единственное, что он принимал от нас, была
мысль о том, что все это игра: он играл с нами в одной компании и все тут.
Затем случилось нечто ужасное... Надеюсь, вам никогда не испытать этого
ощущения - что такое сделать очень низкое и гадкое по отношению к ребенку,
когда он держит вас за руку и смеется... Он ведь чувствовал мою реакцию и
реакцию Дэйва на происшедшее, когда его вели обратно.
Затем мы долго сидели молча.
- Вот так мы это и сделали - травмировали его, - произнес сенатор
наконец, - или подберите какой угодно другой термин, который только
захотите придумать для этого. Именно это и произошло той ночью.
Потребовалось время для того, чтобы эта травма сказалась на нем, но у меня
никогда не вызывало сомнений, что именно она в конце концов стала причиной
поломки Палача.
Я кивнул.
- Понятно. И вы считаете, что он хочет убить вас за это?
- А вы не захотели бы? - сказал сенатор. - Если бы вы родились вещью,
а мы превратили бы вас в личность, а затем снова использовали как вещь, вы
не захотели бы отомстить?
- Лейла поставила иной диагноз.
- Она не была с вами полностью откровенна. Она проанализировала много
фактов. Но она плохо прочла Палача. Она не боялась. Для нее все это было
игрой, в которую он играл - с другими. Его воспоминания об этой части игры
не были ничем омрачены. Я был единственным, кто оставил в его душе грязное
пятно. Насколько я понимаю, Лейла утверждала, что это у меня -
болезненное. Очевидно, она просто не разобралась.
- Тогда вот чего я не понимаю, - сказал я. - Почему же убийство
Барнса не встревожило ее? Не было возможности сразу точно установить, что
это дело рук не Палача, а человека.
- Единственное, чем я смогу все это объяснить - такая гордячка, какой
была Лейла, считала себя обязанной делать выводы, исходя из обычных,
"земных" обстоятельств.
- Мне не нравится это объяснение. Но вы знали ее, а я - нет, и конец
ее наталкивает на мысль, что ваше заключение было правильным.
Единственное, что весьма беспокоит меня в этой истории - шлем. Все
выглядит так, как будто Палач убил Дэйва, затем прихватил шлем и нес его в
своем водонепроницаемом отсеке от Мемфиса до Сент-Луиса исключительно для
того, чтобы обронить его на месте своего следующего преступления. Это
бессмысленно.
- Действительно, бессмысленно, - согласился сенатор. - Но я мог бы
предположить, как это случилось. Вы понимаете, Палач не обладает
способностью говорить. Мы общались с ним только через посредство подобного
оборудования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
передать управление мне. Наконец он согласился.
Сенатор прикончил выпивку и поставил стакан.
- Вас это слегка освежило?
- Конечно.
Я пошел и принес ему еще немножко, добавив и себе. Усевшись в кресло,
я ждал продолжения.
- Итак, я сменил его, - продолжал сенатор, - я сменил его, и где,
по-вашему, этот идиот оставил меня? Я был внутри здания; мало того,
быстрый взгляд по сторонам позволил определить, что это банк. У Палача
была масса инструментов, и Мэнни, очевидно, сумел провести его через
двери, не подняв тревоги. Я стоял прямо перед Центральным хранилищем.
Очевидно, Мэнни решил проверить, какой выбор я сделаю. Я подавил желание
повернуться и быстро проделать себе выход в ближайшей стене, а потом
пуститься наутек. Я направился назад, к дверям и выглянул наружу.
Я ничего не заметил. И только тогда я позволил себе начать выбираться
оттуда. Но стоило мне высунуться, как ударил свет. Это был карманный
фонарик. Вне поля зрения находился сторож. В другой руке его было оружие.
Я перепугался. Я ударил его... рефлекторно. Если я кому-нибудь наношу
удар, я бью его крепко, изо всех сил. Только тогда я ударил его со всей
мощью Палача. Он, должно быть, умер на месте. Я бросился бежать и не
останавливался до тех пор, пока не вернулся в маленький уголок парка около
Центра. Затем я остановился, и остальные освободили меня от управления.
- Они следили за всем этим? - спросил я.
- Да, кто-то включил видеоэкран вскоре после того, как я принял
управление. Я думаю, это был Дэйв.
- Они не пытались остановить вас в то время, когда вы убегали?
- Нет. Ну, я не отдавал себе отчета тогда в том, что я делал. А
впоследствии они объяснили, что были слишком потрясены, чтобы предпринять
что-то и только смотрели на экран, пока я не передал управление.
- Понимаю.
- Затем управление принял Дэйв, провел его обратно прежним путем,
завел в лабораторию, почистил и отключил. Мы заперли станцию управления.
Мы как-то неожиданно все протрезвились.
Он вздохнул, откинулся назад и долго молчал.
- Вы единственный человек, которому я все это рассказал, - добавил он
затем.
Я приложился к стакану.
- Потом мы ушли в комнату Лейлы, - продолжал Брокден. - Остальное
достаточно легко угадать. Мы ничего не могли сделать для того, чтобы
вернуть жизнь тому парню, решили мы, но если мы расскажем, что произошло,
это может нанести урон дорогостоящей важной программе. Это не выглядело
так, что мы сочли себя преступниками, нуждавшимися в самооправдании. Это
была единственная в жизни шутка, которая закончилась столь трагически. А
как бы поступили вы?
- Не знаю. Может быть, так же.
- Я бы тоже напугался.
Он кивнул.
- Точно. Вот и вся история.
- Не совсем вся, ведь так?
- Что вы имеете в виду?
- А как насчет Палача? Вы сказали, что уже можно было нащупать
сознание. Вы осознавали его, а он осознавал вас. У него должна была
проявиться какая-то реакция на все это. На что она походила?
- Черт бы вас побрал, - сказал он решительно.
- Извините.
- У вас есть семья? - спросил он.
- Нет.
- Вы когда-нибудь водили в зоопарк маленького ребенка?
- Да.
- Тогда у вас, быть может, будет аналогия. Когда моему сыну было
около четырех, однажды после обеда я повел его в Вашингтонский зоопарк.
Нам пришлось бродить буквально около каждой клетки. Там и сям высказывал
он свою оценку, задавал уйму вопросов, хихикал над обезьянами, объяснял,
что медведи очень красивы - возможно, потому, что это такие здоровенные
игрушки. Но знаете, что ему понравилось больше всего? То, что заставило
заскакивать и кричать, показывая пальцем: "Смотри, папочка! Смотри!"
Я покачал головой.
- Это была белка, которая смотрела на него с ветки дерева, - сказал
сенатор, усмехнувшись. - Незнание того, что важно, а что - нет.
Несоответствие реакций. Наивность. Палач был ребенком, и до той поры, пока
я не взял управление на себя, единственное, что он принимал от нас, была
мысль о том, что все это игра: он играл с нами в одной компании и все тут.
Затем случилось нечто ужасное... Надеюсь, вам никогда не испытать этого
ощущения - что такое сделать очень низкое и гадкое по отношению к ребенку,
когда он держит вас за руку и смеется... Он ведь чувствовал мою реакцию и
реакцию Дэйва на происшедшее, когда его вели обратно.
Затем мы долго сидели молча.
- Вот так мы это и сделали - травмировали его, - произнес сенатор
наконец, - или подберите какой угодно другой термин, который только
захотите придумать для этого. Именно это и произошло той ночью.
Потребовалось время для того, чтобы эта травма сказалась на нем, но у меня
никогда не вызывало сомнений, что именно она в конце концов стала причиной
поломки Палача.
Я кивнул.
- Понятно. И вы считаете, что он хочет убить вас за это?
- А вы не захотели бы? - сказал сенатор. - Если бы вы родились вещью,
а мы превратили бы вас в личность, а затем снова использовали как вещь, вы
не захотели бы отомстить?
- Лейла поставила иной диагноз.
- Она не была с вами полностью откровенна. Она проанализировала много
фактов. Но она плохо прочла Палача. Она не боялась. Для нее все это было
игрой, в которую он играл - с другими. Его воспоминания об этой части игры
не были ничем омрачены. Я был единственным, кто оставил в его душе грязное
пятно. Насколько я понимаю, Лейла утверждала, что это у меня -
болезненное. Очевидно, она просто не разобралась.
- Тогда вот чего я не понимаю, - сказал я. - Почему же убийство
Барнса не встревожило ее? Не было возможности сразу точно установить, что
это дело рук не Палача, а человека.
- Единственное, чем я смогу все это объяснить - такая гордячка, какой
была Лейла, считала себя обязанной делать выводы, исходя из обычных,
"земных" обстоятельств.
- Мне не нравится это объяснение. Но вы знали ее, а я - нет, и конец
ее наталкивает на мысль, что ваше заключение было правильным.
Единственное, что весьма беспокоит меня в этой истории - шлем. Все
выглядит так, как будто Палач убил Дэйва, затем прихватил шлем и нес его в
своем водонепроницаемом отсеке от Мемфиса до Сент-Луиса исключительно для
того, чтобы обронить его на месте своего следующего преступления. Это
бессмысленно.
- Действительно, бессмысленно, - согласился сенатор. - Но я мог бы
предположить, как это случилось. Вы понимаете, Палач не обладает
способностью говорить. Мы общались с ним только через посредство подобного
оборудования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58