Вы, кажется, и сами видите, какие мы люди: способны ли мы на недобрые дела?
- Я уж очень боюсь, - сказала Катерина Прокофьевна, - нынче народ-то стал на язык больно слаб. Ну выслушайте же, Ольга Петровна.
Мы жили с Василием Ивановичем, так зовут моего знакомого, в городе К., на одной ткацкой фабрике, он в ткачах, а я в разматывальщицах. По глупости своей я с ним сдружилась. У него нет ни отца, ни матери, а один только дядя, да и тот почему-то его не любит. А у меня есть мать и брат. Деревня, откуда я-то, находится от города в 15 верстах.
В каждый праздник он ходил в свою деревню, потому что его деревня от города находится только в двух верстах. Туда он водил и меня. Он часто напиваясь пьян, ругался со стариками и насмехался над старостой, у которого была изломана левая рука и переломан нос медведем, с которым он по охоте своей барахтался в лесу. Подошел рекрутский набор - любезного моего друга, за его грубости и насмешки, всем миром и упекли в солдаты.
Жалко его мне было в то время, очень жалко. Но что же делать? Помочь этому горю было нельзя. Прощаясь со мной со слезами, он мне сказал:
- Не плачь, Катя, Бог приведет я ворочусь- тогда женюсь на тебе и мы заживем припеваючи. Только не забывай меня и не якшайся с нашими ребятами.
Уж сколько же я по нему плакала, Богу одному только известно!
Месяцев через пять он прислал письмо, в котором, описывая, что он, слава Богу, жив и здоров, просил меня уведомить: как я живу и что делается в доме его дяди?
Ответить ему я не могла, потому что не знаю грамоты, а других просить об этом было очень со вестно. Письмо я давала прочитать одной моей грамотной подруге, а та, по глупости своей, и расскажи об этом на фабрике. Вот меня и начали после того называть Катериной Рекрутчихой.
Месяцев через шесть является на нашу фабрику солдат и начинает расспрашивать у фабричных, не был ли на фабрике Василий Иванов, из такой-то деревни, со своим другим товарищем.
- Да зачем ему сюда приходить? - отвечали ребята. - Ведь его отдали в солдаты.
- Да не залюбил он службу-то, взял и ушел из полку-то, - засмеявшись, сказал солдат.
- Неужто ушел? Ай да Васька! Вот сыграл штуку!
- Послушайте-ка, братцы, мне в его деревне сказали, что у него здесь на фабрике была любовница. Не приходил ли он к ней? Как ее зовут-то? спросил у фабричных солдат.
- Катериной Рекрутчихой, - отвечали ему.
- Подите-ка, позовите ее ко мне: я у нее спрошу об этом.
- Да что у нее спрашивать-то? Она ничего не скажет. Кабы он приходил к ней, так мы бы все об этом знали: у нас не тот, так другой тотчас увидит семейка-то наша порядочная, - не два человека, а, пожалуй, до тысячи человек найдется.
На другой день меня потребовали в полицию, где и спросили: знаешь ты грамоту?
- Нет, не знаю, - отвечала я.
- Ну так смотри, мы за тебя вот на этой бумаге распишемся, а ты не забудь: если явится к тебе Василий Иванов, ты тотчас дай знать нам. Помни же, а то худо тебе будет.
На фабрике наши ребята стали приставать ко мне с расспросами: зачем меня вызывали? Но я никому ничего не говорила - только плакала.
Года через полтора, что ли, в праздник, приходит ко мне подруга да и говорит:
- Катя, поди-ка к воротам, там тебя спрашивает какой-то старик.
Я выхожу, кланяюсь этому старику.
- Здравствуй, моя милая, - сказал он мне.- Тебя ведь зовут Катериной Прокофьевной?
- Так точно, - отвечала я.
- Ты знала Василия Ивановича, который жил на фабрике?
- Как же не знать? - сказала я и тут же заплакала.
- Ну вот, Катеринушка, - отведя меня в сторону, начал говорить старик, - не плачь о нем. Бог милостив! Ты только завтра поутру приходи ко мне пораньше, на постоялый двор к Сидору Гаврилычу. Я там буду тебя дожидаться. На фабрике сегодня же рассчитайся, возьми свой паспорт и все имущество. Я хочу тебя, по просьбе твоего брата, пристроить в хорошее место, но только прошу об этом никому не говорить. Я слышал, что ты девушка-то скромная, и потому говорю я откровенно. Смотри же, исполни и не заставь меня, старика, дожидаться тебя понапрасну. Нам путь с тобой предстоит неблизкий - отсюда нужно будет выехать пораньше. Если тебя не рассчитают сегодня, так ты за деньгами не гонись - у тебя деньги будут. Прощай!
Простившись с ним, я тотчас же отправилась в контору фабрики, где получила свой паспорт и 45 копеек, заработанных мной. В эту ночь я не могла никак заснуть - все думала: кто бы был этот старик и куда он меня хочет отвезти?
Когда я пришла на постоялый двор, старик еще спал. Напившись чаю, мы с ним отправились на его лошади в путь.
По дороге он со мной заговорил.
- Катеринушка, - сказал он мне, - ты дней через семь увидишься с Василием Ивановичем. Он теперь живет хорошо: уже не солдат, а купец, и ты его более не называй Василием Ивановичем, он Василий Никитич. Это он просил меня съездить к тебе на фабрику, взять тебя оттуда и отправить к нему в город П. Я тебе дам письмо, где его найти, и денег на дорогу. Завтра привезу тебя к моему приятелю, с которым ты отправишься до места, на его лошадях. Он купит тебе хорошую одёжу, и ты будешь у него вместо хозяйки.
Я была очень рада, что буду жить с Василием вместе, и потому нисколько не думала о том, что он беглый солдат, и о том, что я из-за него, пожалуй, буду страдать.
Василий принял меня ласково и отвел мне небольшую комнату. В ней уже приготовлена была для меня кровать, матрац и две подушки. Мы вечером, сидя за самоваром, очень долго разговаривали. Он расспрашивал, что делалось после него на фабрике, и я ему обо всем чистосердечно рассказала.
После он мне сказал:
- Слава Богу, откупился. Только ты, Катя, об этом ни с кем не разговаривай, а то будет и мне и тебе нехорошо. Да, впрочем, я надеюсь на тебя. Че рез недельку я сниму для тебя лавку, и ты будешь торговать в ней шитыми рубахами. Завтра же поутру мы пойдем с тобой в город, я куплю тебе хорошую одёжу, а в этой тебе здесь ходить нельзя. Ты, пожалуйста, избегай излишних разговоров и знакомств с бабами. Если будут спрашивать у тебя откуда? - ты скажи, что ты моя двоюродная сестра.
Через неделю я уже торговала в лавке и жила в полное свое удовольствие. Матушке и брату я около двух лет не писала, а посылала деньги, Василий выправил мне паспорт через своего благодетеля и крестного отца. Как он это сделал, об этом не знаю.
Торговля шла хорошо: я наживала и копила деньги. Товару в лавке было много. За ситец для рубах из лавки Василий не брал с меня денег и всегда говорил: "Береги денежку про черный день". Мне грех про него сказать худое слово- он для меня сделал много. И вот видите, я только заикнулась о деньгах - он мне прислал 200 рублей, зная очень хорошо, что у меня есть деньги и в лавке много товара.
Как-то в праздник, придя из города домой, я нашла его в болезненном положении.
- Что с вами, Василий Никитич?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
- Я уж очень боюсь, - сказала Катерина Прокофьевна, - нынче народ-то стал на язык больно слаб. Ну выслушайте же, Ольга Петровна.
Мы жили с Василием Ивановичем, так зовут моего знакомого, в городе К., на одной ткацкой фабрике, он в ткачах, а я в разматывальщицах. По глупости своей я с ним сдружилась. У него нет ни отца, ни матери, а один только дядя, да и тот почему-то его не любит. А у меня есть мать и брат. Деревня, откуда я-то, находится от города в 15 верстах.
В каждый праздник он ходил в свою деревню, потому что его деревня от города находится только в двух верстах. Туда он водил и меня. Он часто напиваясь пьян, ругался со стариками и насмехался над старостой, у которого была изломана левая рука и переломан нос медведем, с которым он по охоте своей барахтался в лесу. Подошел рекрутский набор - любезного моего друга, за его грубости и насмешки, всем миром и упекли в солдаты.
Жалко его мне было в то время, очень жалко. Но что же делать? Помочь этому горю было нельзя. Прощаясь со мной со слезами, он мне сказал:
- Не плачь, Катя, Бог приведет я ворочусь- тогда женюсь на тебе и мы заживем припеваючи. Только не забывай меня и не якшайся с нашими ребятами.
Уж сколько же я по нему плакала, Богу одному только известно!
Месяцев через пять он прислал письмо, в котором, описывая, что он, слава Богу, жив и здоров, просил меня уведомить: как я живу и что делается в доме его дяди?
Ответить ему я не могла, потому что не знаю грамоты, а других просить об этом было очень со вестно. Письмо я давала прочитать одной моей грамотной подруге, а та, по глупости своей, и расскажи об этом на фабрике. Вот меня и начали после того называть Катериной Рекрутчихой.
Месяцев через шесть является на нашу фабрику солдат и начинает расспрашивать у фабричных, не был ли на фабрике Василий Иванов, из такой-то деревни, со своим другим товарищем.
- Да зачем ему сюда приходить? - отвечали ребята. - Ведь его отдали в солдаты.
- Да не залюбил он службу-то, взял и ушел из полку-то, - засмеявшись, сказал солдат.
- Неужто ушел? Ай да Васька! Вот сыграл штуку!
- Послушайте-ка, братцы, мне в его деревне сказали, что у него здесь на фабрике была любовница. Не приходил ли он к ней? Как ее зовут-то? спросил у фабричных солдат.
- Катериной Рекрутчихой, - отвечали ему.
- Подите-ка, позовите ее ко мне: я у нее спрошу об этом.
- Да что у нее спрашивать-то? Она ничего не скажет. Кабы он приходил к ней, так мы бы все об этом знали: у нас не тот, так другой тотчас увидит семейка-то наша порядочная, - не два человека, а, пожалуй, до тысячи человек найдется.
На другой день меня потребовали в полицию, где и спросили: знаешь ты грамоту?
- Нет, не знаю, - отвечала я.
- Ну так смотри, мы за тебя вот на этой бумаге распишемся, а ты не забудь: если явится к тебе Василий Иванов, ты тотчас дай знать нам. Помни же, а то худо тебе будет.
На фабрике наши ребята стали приставать ко мне с расспросами: зачем меня вызывали? Но я никому ничего не говорила - только плакала.
Года через полтора, что ли, в праздник, приходит ко мне подруга да и говорит:
- Катя, поди-ка к воротам, там тебя спрашивает какой-то старик.
Я выхожу, кланяюсь этому старику.
- Здравствуй, моя милая, - сказал он мне.- Тебя ведь зовут Катериной Прокофьевной?
- Так точно, - отвечала я.
- Ты знала Василия Ивановича, который жил на фабрике?
- Как же не знать? - сказала я и тут же заплакала.
- Ну вот, Катеринушка, - отведя меня в сторону, начал говорить старик, - не плачь о нем. Бог милостив! Ты только завтра поутру приходи ко мне пораньше, на постоялый двор к Сидору Гаврилычу. Я там буду тебя дожидаться. На фабрике сегодня же рассчитайся, возьми свой паспорт и все имущество. Я хочу тебя, по просьбе твоего брата, пристроить в хорошее место, но только прошу об этом никому не говорить. Я слышал, что ты девушка-то скромная, и потому говорю я откровенно. Смотри же, исполни и не заставь меня, старика, дожидаться тебя понапрасну. Нам путь с тобой предстоит неблизкий - отсюда нужно будет выехать пораньше. Если тебя не рассчитают сегодня, так ты за деньгами не гонись - у тебя деньги будут. Прощай!
Простившись с ним, я тотчас же отправилась в контору фабрики, где получила свой паспорт и 45 копеек, заработанных мной. В эту ночь я не могла никак заснуть - все думала: кто бы был этот старик и куда он меня хочет отвезти?
Когда я пришла на постоялый двор, старик еще спал. Напившись чаю, мы с ним отправились на его лошади в путь.
По дороге он со мной заговорил.
- Катеринушка, - сказал он мне, - ты дней через семь увидишься с Василием Ивановичем. Он теперь живет хорошо: уже не солдат, а купец, и ты его более не называй Василием Ивановичем, он Василий Никитич. Это он просил меня съездить к тебе на фабрику, взять тебя оттуда и отправить к нему в город П. Я тебе дам письмо, где его найти, и денег на дорогу. Завтра привезу тебя к моему приятелю, с которым ты отправишься до места, на его лошадях. Он купит тебе хорошую одёжу, и ты будешь у него вместо хозяйки.
Я была очень рада, что буду жить с Василием вместе, и потому нисколько не думала о том, что он беглый солдат, и о том, что я из-за него, пожалуй, буду страдать.
Василий принял меня ласково и отвел мне небольшую комнату. В ней уже приготовлена была для меня кровать, матрац и две подушки. Мы вечером, сидя за самоваром, очень долго разговаривали. Он расспрашивал, что делалось после него на фабрике, и я ему обо всем чистосердечно рассказала.
После он мне сказал:
- Слава Богу, откупился. Только ты, Катя, об этом ни с кем не разговаривай, а то будет и мне и тебе нехорошо. Да, впрочем, я надеюсь на тебя. Че рез недельку я сниму для тебя лавку, и ты будешь торговать в ней шитыми рубахами. Завтра же поутру мы пойдем с тобой в город, я куплю тебе хорошую одёжу, а в этой тебе здесь ходить нельзя. Ты, пожалуйста, избегай излишних разговоров и знакомств с бабами. Если будут спрашивать у тебя откуда? - ты скажи, что ты моя двоюродная сестра.
Через неделю я уже торговала в лавке и жила в полное свое удовольствие. Матушке и брату я около двух лет не писала, а посылала деньги, Василий выправил мне паспорт через своего благодетеля и крестного отца. Как он это сделал, об этом не знаю.
Торговля шла хорошо: я наживала и копила деньги. Товару в лавке было много. За ситец для рубах из лавки Василий не брал с меня денег и всегда говорил: "Береги денежку про черный день". Мне грех про него сказать худое слово- он для меня сделал много. И вот видите, я только заикнулась о деньгах - он мне прислал 200 рублей, зная очень хорошо, что у меня есть деньги и в лавке много товара.
Как-то в праздник, придя из города домой, я нашла его в болезненном положении.
- Что с вами, Василий Никитич?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50