По дороге он говорил, что ему хочется побывать в Петербурге, но он не смеет рассчитывать на это, потому что ожидает писем от своего господина, в которых, верно, будет много поручений по тяжебным делам.
На необдуманно высказанные управляющим слова сыщик не отвечал, но, дойдя до конца рощи и посмотрев на часы, сказал:
- Григорий Григорьевич, не отправиться ли нам с вами домой? Времени довольно много - скоро восемь часов.
- Я согласен.
Доехав до Сухаревой башни, они расстались, давши друг другу слово увидеться через день.
Рано утром сыщик вызвал в трактир коридорного служителя с того самого подворья, где остановился управляющий, и заговорил с ним о каком-то приезжем купце. Потом между делом сказал:
- У вас в 9-м номере остановился управляющий. Я с ним познакомился и не могу понять, что за несчастье у него. Он, не объясняя, постоянно плачет. Начинаю думать: не обманул ли он в чем своего барина и теперь не знает, как себя оправдать?
- Помилуйте, о нем этого думать нельзя. Он такой тихий и смирный четвертую неделю у нас живет, и мы от него худого ничего не видели. Один только порок за ним и есть, что он приходит домой всякий день пьяненький. Но зато какой он богомольный: по часу и более молится со слезами Богу и всегда на молитве вспоминает жену и детей. Паспорт у него чистый; деньги, должно быть, при себе имеет порядочные, потому что всякий день обедает и ужинает в трактире и ездит всегда на извозчиках по каким-то своим делам к Сухаревой башне и за Москву-реку.
Расставшись с коридорным, сыщик тотчас написал счет, как бы за прошлый год, на имя управляющего от какого-то ему известного купца того самого города, где управляющему был выдан паспорт. Счет был на суконный товар, взятый им в лавке, на сумму 150 рублей. После этого сыщик послал с этим счетом одного знакомого ему торговца потребовать от управляющего по платежу деньги. На вопрос управляющего: откуда этот счет? - следовало сказать, что он прислан его братом из С., а на вопрос: как он его отыскал? - надо было объяснить, что о его жительстве узнал он случайно от своего приезжего знакомого, остановившегося с ним на одном подворье.
Рассмотрев счета, управляющий, переменившись в лице, задумался, после чего, поводив пальцем по своему лбу, отпер небольшой, окованный жестью сундучок, вынул из него пачку ассигнаций, из которой отсчитал 150 рублей, и подал их торговцу со словами:
- Я про этот счет забыл, и потому, когда будете писать вашему брату, попросите у него от моего имени извинение.
Как только торговец вышел из номера, управляющий, ударив себя по лбу рукою, произнес вслух: "Я, верно, открыт! Нужно спасаться, медлить не следует". Он стал поспешно укладывать чемодан и, вероятно, тотчас бы уехал, но не успел, потому что через пять минут в его номере уже находились: частный пристав, надзиратель и добросовестный свидетель. Управляющий до того растерялся, что на вопрос частного пристава: кто он такой? - он ответил: беглый каторжник.
В шкатулке у него оказалось 16 тысяч рублей серебром и десять паспортов, заготовленных на будущее время.
Когда его привезли к начальнику, он упал на колени и объявил, что он казначей из города С., похититель казенных денег. Вот его показание.
- Я был казначеем около 20 лет и всегда имел доход от казенных денег, выдавая их небольшими суммами под 6 процентов в месяц известным в нашем городе торговцам. Тут пришло известие о приезде губернатора с ревизией дел и казенных сумм. Я не знал, что делать, потому что в наличности у меня в то время не было 3500 рублей. Своих денег я не имел, занять было не у кого, а должники мои отказали мне в уплате долга до сроков. Зная о законной ответственности, я решился на похищение остальных имевшихся у меня на хранении денег - 18 тысяч рублей серебром. Написал для себя 10 паспортов на имя одного известного мне, недавно умершего, господского человека, Григория Григорьева. Я взял деньги и рано поутру отправился в лодке по течению реки Волги в одно из ближайших селений. Там я нанял пару лошадей и отправился в город Б. Оттуда я поехал на почтовых в город А., где пробыл всего несколько часов. Потом с одним проезжающим отправился в Москву.
Жене своей я оставил тысячу рублей и письмо, в котором все объяснил, просил ее простить меня за мой поступок и не стараться узнавать о моем существовании.
Живя в Москве, я познакомился нечаянно в трактире с одним отставным унтер-офицером, живущим на Пятницкой. Хотел переехать к нему на кварти ру, чтобы завести через его шурина, торгующего в овощной лавке, торговлю хлебом. Но постоянно убивающее меня горе и тоска почему-то не допускали привести мои намерения в исполнение.
Чтобы узнать, что делалось в мое отсутствие дома, я написал своему родному брату, зная его горячее братское расположение и любовь, письмо, в котором умолял его никому не открывать мое местопребывание.
Брат сообщил: все считают, что я утонул в Волге, потому что оставленную мной лодку нашли за 15 верст от города, плывшую по воде. Дом и имущество мое описаны и назначены с аукционного торга в продажу. О похищенных деньгах производится следствие, и никто из начальствующих лиц не считает меня похитителем, зная, что я честный человек. Решили, что деньги я выдал кому-либо взаймы, а при известии о приезде губернатора, не находя возможности возвратить их, решился на самоубийство. Брат просил меня возвратиться в город и надеяться на милосердие начальства.
В настоящее время не могу понять, каким образом меня заподозрили. Здесь я никому не известен, а на измену брата я ни в коем случае не смею думать, зная его любовь. Полагаю, что я открыт неизвестным мне чиновником, с которым я недавно познакомился.
Управляющий просил о скорейшей отсылке его в город, объясняя, что он желает в последний раз увидеть свое семейство и получить за свое преступление законное наказание.
Через день его отправили в город С.
Часть десятая
Рассказ 31
В одну из московских церковных богаделен поместили на жительство странницу, купеческую жену, вдову, с паспортом, выданным ей из города Т. Женщина эта была лет 37, высокого роста, со смуглым худощавым лицом. Одета в длинную шубейку и ситцевое темное платье. На голове повязан черный шелковый платок, спускающийся на глаза, а сверх него - черная кашемировая шаль.
Через год она верхнюю одежду заменила черной китайчатой шубейкой и холодником.
Ведя строгую жизнь, она каждодневно ходила к заутрене, к обедне и к вечерне, подсобляла трапезнику убирать в церкви, в зимнее время носила дрова и топила печи, в постные дни ела только один раз в сутки черный хлеб с квасом. Все другие богаделенки ее очень любили, потому что она ни с кем не ссорилась и постоянно угощала их чаем.
Многие богатые прихожанки за услужливость и за то, что она постоянно снимала и подавала им салопы, в день именин подносила с поздравлением просфоры и подставляла во время всенощного служения престарелым женщинам стулья, - щедро награждали деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
На необдуманно высказанные управляющим слова сыщик не отвечал, но, дойдя до конца рощи и посмотрев на часы, сказал:
- Григорий Григорьевич, не отправиться ли нам с вами домой? Времени довольно много - скоро восемь часов.
- Я согласен.
Доехав до Сухаревой башни, они расстались, давши друг другу слово увидеться через день.
Рано утром сыщик вызвал в трактир коридорного служителя с того самого подворья, где остановился управляющий, и заговорил с ним о каком-то приезжем купце. Потом между делом сказал:
- У вас в 9-м номере остановился управляющий. Я с ним познакомился и не могу понять, что за несчастье у него. Он, не объясняя, постоянно плачет. Начинаю думать: не обманул ли он в чем своего барина и теперь не знает, как себя оправдать?
- Помилуйте, о нем этого думать нельзя. Он такой тихий и смирный четвертую неделю у нас живет, и мы от него худого ничего не видели. Один только порок за ним и есть, что он приходит домой всякий день пьяненький. Но зато какой он богомольный: по часу и более молится со слезами Богу и всегда на молитве вспоминает жену и детей. Паспорт у него чистый; деньги, должно быть, при себе имеет порядочные, потому что всякий день обедает и ужинает в трактире и ездит всегда на извозчиках по каким-то своим делам к Сухаревой башне и за Москву-реку.
Расставшись с коридорным, сыщик тотчас написал счет, как бы за прошлый год, на имя управляющего от какого-то ему известного купца того самого города, где управляющему был выдан паспорт. Счет был на суконный товар, взятый им в лавке, на сумму 150 рублей. После этого сыщик послал с этим счетом одного знакомого ему торговца потребовать от управляющего по платежу деньги. На вопрос управляющего: откуда этот счет? - следовало сказать, что он прислан его братом из С., а на вопрос: как он его отыскал? - надо было объяснить, что о его жительстве узнал он случайно от своего приезжего знакомого, остановившегося с ним на одном подворье.
Рассмотрев счета, управляющий, переменившись в лице, задумался, после чего, поводив пальцем по своему лбу, отпер небольшой, окованный жестью сундучок, вынул из него пачку ассигнаций, из которой отсчитал 150 рублей, и подал их торговцу со словами:
- Я про этот счет забыл, и потому, когда будете писать вашему брату, попросите у него от моего имени извинение.
Как только торговец вышел из номера, управляющий, ударив себя по лбу рукою, произнес вслух: "Я, верно, открыт! Нужно спасаться, медлить не следует". Он стал поспешно укладывать чемодан и, вероятно, тотчас бы уехал, но не успел, потому что через пять минут в его номере уже находились: частный пристав, надзиратель и добросовестный свидетель. Управляющий до того растерялся, что на вопрос частного пристава: кто он такой? - он ответил: беглый каторжник.
В шкатулке у него оказалось 16 тысяч рублей серебром и десять паспортов, заготовленных на будущее время.
Когда его привезли к начальнику, он упал на колени и объявил, что он казначей из города С., похититель казенных денег. Вот его показание.
- Я был казначеем около 20 лет и всегда имел доход от казенных денег, выдавая их небольшими суммами под 6 процентов в месяц известным в нашем городе торговцам. Тут пришло известие о приезде губернатора с ревизией дел и казенных сумм. Я не знал, что делать, потому что в наличности у меня в то время не было 3500 рублей. Своих денег я не имел, занять было не у кого, а должники мои отказали мне в уплате долга до сроков. Зная о законной ответственности, я решился на похищение остальных имевшихся у меня на хранении денег - 18 тысяч рублей серебром. Написал для себя 10 паспортов на имя одного известного мне, недавно умершего, господского человека, Григория Григорьева. Я взял деньги и рано поутру отправился в лодке по течению реки Волги в одно из ближайших селений. Там я нанял пару лошадей и отправился в город Б. Оттуда я поехал на почтовых в город А., где пробыл всего несколько часов. Потом с одним проезжающим отправился в Москву.
Жене своей я оставил тысячу рублей и письмо, в котором все объяснил, просил ее простить меня за мой поступок и не стараться узнавать о моем существовании.
Живя в Москве, я познакомился нечаянно в трактире с одним отставным унтер-офицером, живущим на Пятницкой. Хотел переехать к нему на кварти ру, чтобы завести через его шурина, торгующего в овощной лавке, торговлю хлебом. Но постоянно убивающее меня горе и тоска почему-то не допускали привести мои намерения в исполнение.
Чтобы узнать, что делалось в мое отсутствие дома, я написал своему родному брату, зная его горячее братское расположение и любовь, письмо, в котором умолял его никому не открывать мое местопребывание.
Брат сообщил: все считают, что я утонул в Волге, потому что оставленную мной лодку нашли за 15 верст от города, плывшую по воде. Дом и имущество мое описаны и назначены с аукционного торга в продажу. О похищенных деньгах производится следствие, и никто из начальствующих лиц не считает меня похитителем, зная, что я честный человек. Решили, что деньги я выдал кому-либо взаймы, а при известии о приезде губернатора, не находя возможности возвратить их, решился на самоубийство. Брат просил меня возвратиться в город и надеяться на милосердие начальства.
В настоящее время не могу понять, каким образом меня заподозрили. Здесь я никому не известен, а на измену брата я ни в коем случае не смею думать, зная его любовь. Полагаю, что я открыт неизвестным мне чиновником, с которым я недавно познакомился.
Управляющий просил о скорейшей отсылке его в город, объясняя, что он желает в последний раз увидеть свое семейство и получить за свое преступление законное наказание.
Через день его отправили в город С.
Часть десятая
Рассказ 31
В одну из московских церковных богаделен поместили на жительство странницу, купеческую жену, вдову, с паспортом, выданным ей из города Т. Женщина эта была лет 37, высокого роста, со смуглым худощавым лицом. Одета в длинную шубейку и ситцевое темное платье. На голове повязан черный шелковый платок, спускающийся на глаза, а сверх него - черная кашемировая шаль.
Через год она верхнюю одежду заменила черной китайчатой шубейкой и холодником.
Ведя строгую жизнь, она каждодневно ходила к заутрене, к обедне и к вечерне, подсобляла трапезнику убирать в церкви, в зимнее время носила дрова и топила печи, в постные дни ела только один раз в сутки черный хлеб с квасом. Все другие богаделенки ее очень любили, потому что она ни с кем не ссорилась и постоянно угощала их чаем.
Многие богатые прихожанки за услужливость и за то, что она постоянно снимала и подавала им салопы, в день именин подносила с поздравлением просфоры и подставляла во время всенощного служения престарелым женщинам стулья, - щедро награждали деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50