По оплошности рабочий перепутал контакты, подсоединяя две машины, и, к изумлению всех присутствовавших, арматура второй машины начала вращаться: был изобретен электрический мотор.
И мистер Нуль еще сильнее прежнего топнул ногой и ударил правым кулаком по левой ладони.
— Почему дверь заперта? — повторил Питер Вагнер и напоказ подергал деревянную ручку.
— Какая разница? — На лбу у мистера Нуля выступил пот, все морщины дергались и дрожали. — Только что ты хотел утопиться, а теперь вдруг вздумал выйти подышать свежим воздухом. Нельзя быть таким непоследовательным.
Питер Вагнер задумался. Он грыз гранит исторической науки, жевал войлок метафизики и, однако же, оставался почти всегда человеком безобидным, не склонным к насилию. Чего еще нужно миру?
— Я последовательный, — сказал он. — Просто мне неохота, чтобы меня запирали с какими-то угрями. Они воняют. — И добавил: — Кроме всего прочего.
Мистер Нуль нервничал все заметнее. Он то улыбался мимолетно, похоже на всполохи дальних зарниц, то отирал со лба пот рукавом.
— Какая ирония в этом мелочном, несерьезном увлечении человека свободой. Какая близорукость. Какое заблуждение, если поставить рядом истинную свободу, то есть жертву. Ну хорошо, ты говоришь: дверь заперта. А какая дверь не заперта, по-твоему? Смех, да и только. — Он немного посмеялся на пробу, будто заблеял. — Человеческая свобода. Вот умора! — Он еще раз посмеялся. — Гордость букашки! Что такое, я вас спрашиваю, мистер Вагнер, человек? Технократ? Шагатель по звездам? Свист все это. Знаешь, кто мы? Продукт эволюции палки. Факт! Думаешь, человеческий разум слез с дерева и уразумел потенциальные возможности палки? Как бы не так! Человек случайно взмахнул палкой, и палка дала ему по мозгам! Точно! Об этом есть статья в «Популярной науке». У меня, кажется, где-то валяется. — Он отвернулся было, словно сейчас же хотел поискать, но потом передумал. — Мы ничего не делаем, мистер Вагнер. С нами все делается само.
На палубе что-то грохнуло. Еще раз. Какие-то люди поднялись на борт. Отчаяние мистера Нуля стало еще пламеннее. Он подался вперед, крепко стиснув ладони.
— Ты был прав, что хотел убить себя. И знаешь, еще не поздно. Твой поступок был храбрый поступок. Морально храбрый, я хочу сказать.
Питер Вагнер самодовольно улыбнулся, чувствуя, что слова эти — верные, но также и подозрительные.
Мистер Нуль смотрел мимо него на дверь. По палубе теперь топало несколько пар ног, Питер Вагнер попытался отличить одни шаги от других. Вот шарканье старика, вот шаги помоложе — это женщина, и еще, наверно, тот мускулистый тип. Есть ли там еще люди? Может быть, спасательный отряд? Что, если в Калифорнии самоубийство карается по закону?
— Быть или не быть, — произнес мистер Нуль, раскинув руки, — вот в чем вопрос! — Неизвестно откуда он выхватил складной нож и поднес к лицу, скосив на него глаза. Питер Вагнер шагнул было к нему в тревоге, но остановился. Было очевидно, что мистер Нуль не зарежется, пока не закончит свою речь. — Сознание — вот она, наша трагедия, — продолжал тот. — Мы наблюдаем себя, наблюдаем мир и, к ужасу своему, видим, что мы свободны не в большей мере, чем шарик на наклонной дощечке. С той только разницей, что... ну да, что мы свободны сказать: «Нет, вселенная! Нет, нет и нет!» — Он замахнулся, словно для того, чтобы вонзить в себя нож, но остановился на полдороге и с сомнением посмотрел на лезвие. Оно было ржавое и, наверное, тупое. Он поморщился: — Вот почему я восхищаюсь тобой!
Вверху за дверью чей-то голос произнес:
— Все сгрузили. Смываемся!
Мистер Нуль побелел как полотно. И торопясь проговорил:
— Мы вместе убьем себя! Заключим уговор!
Питер Вагнер нахмурил брови.
— А откуда у вас тут на судне марихуана?
Мистер Нуль быстро обтер рукавом свитера лоб, потом снова сжал нож обеими руками, направив его теперь себе в брюхо, и приготовился нанести удар.
— Ты давай к угрям, — прошипел он. — А я ножом. Раз... Два...
Но Питер Вагнер отвернулся, искоса рассматривая мистера Нуля.
— Ты хочешь моей смерти. — И вдруг его осенило: — Тебе было приказано меня убить, вот отчего ты так нервничаешь. — Он поразмыслил немного и убедился, что так оно все и есть. Мистер Нуль весь трясся. Питер Вагнер продолжал: — И все из-за марихуаны, точно? Вы занимаетесь незаконным ввозом, и теперь, если меня отпустить с этой посудины... — Он сделал шаг в сторону мистера Нуля и наконец улыбнулся. Теперь ему все было понятно.
— Вот видишь? — говорил мистер Нуль, опять раскидывая руки и делая шаг назад. — Видишь, какая глупость получается? Только что ты сам хотел утопиться, а через минуту начинаешь подозревать, что тебя замыслили убить, и рвешься размозжить мне голову. Вот это по-людски! Какая тупость! Какое вшивое скудоумие! А ведь мы, американцы, считаемся идеалистами, указываем путь всему миру — это мы-то с тобой. Где же наши светлые идеалы? Мы живем вообще без идеалов, даже без самых что ни на есть низменно-материалистических. Разве истинный материалист примирился бы когда-нибудь с макдональдовским шницелем? Мы — дерьмо, отбросы и производители отбросов. Да господи! Неужто же никто не возвысится над этим?
Питер Вагнер перестал наступать на Нуля и остановился, хмурясь. В словах мистера Нуля была своя правда. Питер Вагнер давно уже оставил надежду усовершенствовать себя, а тем более весь этот жалкий род. Он сказал, стараясь выиграть время:
— Видел бы ты, какую жизнь я вел. — Лицо его страдальчески сморщилось, и на лице мистера Нуля сразу же отразилось его страдание. — Ужасную, — сказал Питер Вагнер и снова почувствовал, как было бы хорошо и покойно стать мертвым физически, а не только духовно. Были какие-то женщины, которым даны какие-то обещания, может, и не на словах, но... и какие-то неоплаченные счета, которых накопилась целая груда, а главное — кое-какие скучные механизмы, действие которых он наблюдал в своем организме и изменить в этом возрасте был уже не в силах. Была, кстати сказать, еще проблема о любимой сестрой Кларой.
Мистер Нуль горячо кивал, скосив на пол глаза, полные скорби.
— Вся наша славная цивилизация походит на эту дырявую посудину, мистер Вагнер! С грузом искусственного веселья, пятикопеечного забвения, сейчас свезенного на берег, и под водительством блюющего, полоумного капитана, который на самом деле — сухопутная крыса и даже не знает, где... этот... пол-уют.
— Пол-уют? — переспросил Питер Вагнер. Мистер Нуль посмотрел на него растерянно.
— Или как оно там называется, не знаю, что это за штука такая. — И поспешил объяснить: — Мы тут все не ахти как сильны по морской части. Больше в самолетах разбираемся.
Теперь кто-то спускался по трапу в каюту. Был слышен скрип досок, одышливое дыхание мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
И мистер Нуль еще сильнее прежнего топнул ногой и ударил правым кулаком по левой ладони.
— Почему дверь заперта? — повторил Питер Вагнер и напоказ подергал деревянную ручку.
— Какая разница? — На лбу у мистера Нуля выступил пот, все морщины дергались и дрожали. — Только что ты хотел утопиться, а теперь вдруг вздумал выйти подышать свежим воздухом. Нельзя быть таким непоследовательным.
Питер Вагнер задумался. Он грыз гранит исторической науки, жевал войлок метафизики и, однако же, оставался почти всегда человеком безобидным, не склонным к насилию. Чего еще нужно миру?
— Я последовательный, — сказал он. — Просто мне неохота, чтобы меня запирали с какими-то угрями. Они воняют. — И добавил: — Кроме всего прочего.
Мистер Нуль нервничал все заметнее. Он то улыбался мимолетно, похоже на всполохи дальних зарниц, то отирал со лба пот рукавом.
— Какая ирония в этом мелочном, несерьезном увлечении человека свободой. Какая близорукость. Какое заблуждение, если поставить рядом истинную свободу, то есть жертву. Ну хорошо, ты говоришь: дверь заперта. А какая дверь не заперта, по-твоему? Смех, да и только. — Он немного посмеялся на пробу, будто заблеял. — Человеческая свобода. Вот умора! — Он еще раз посмеялся. — Гордость букашки! Что такое, я вас спрашиваю, мистер Вагнер, человек? Технократ? Шагатель по звездам? Свист все это. Знаешь, кто мы? Продукт эволюции палки. Факт! Думаешь, человеческий разум слез с дерева и уразумел потенциальные возможности палки? Как бы не так! Человек случайно взмахнул палкой, и палка дала ему по мозгам! Точно! Об этом есть статья в «Популярной науке». У меня, кажется, где-то валяется. — Он отвернулся было, словно сейчас же хотел поискать, но потом передумал. — Мы ничего не делаем, мистер Вагнер. С нами все делается само.
На палубе что-то грохнуло. Еще раз. Какие-то люди поднялись на борт. Отчаяние мистера Нуля стало еще пламеннее. Он подался вперед, крепко стиснув ладони.
— Ты был прав, что хотел убить себя. И знаешь, еще не поздно. Твой поступок был храбрый поступок. Морально храбрый, я хочу сказать.
Питер Вагнер самодовольно улыбнулся, чувствуя, что слова эти — верные, но также и подозрительные.
Мистер Нуль смотрел мимо него на дверь. По палубе теперь топало несколько пар ног, Питер Вагнер попытался отличить одни шаги от других. Вот шарканье старика, вот шаги помоложе — это женщина, и еще, наверно, тот мускулистый тип. Есть ли там еще люди? Может быть, спасательный отряд? Что, если в Калифорнии самоубийство карается по закону?
— Быть или не быть, — произнес мистер Нуль, раскинув руки, — вот в чем вопрос! — Неизвестно откуда он выхватил складной нож и поднес к лицу, скосив на него глаза. Питер Вагнер шагнул было к нему в тревоге, но остановился. Было очевидно, что мистер Нуль не зарежется, пока не закончит свою речь. — Сознание — вот она, наша трагедия, — продолжал тот. — Мы наблюдаем себя, наблюдаем мир и, к ужасу своему, видим, что мы свободны не в большей мере, чем шарик на наклонной дощечке. С той только разницей, что... ну да, что мы свободны сказать: «Нет, вселенная! Нет, нет и нет!» — Он замахнулся, словно для того, чтобы вонзить в себя нож, но остановился на полдороге и с сомнением посмотрел на лезвие. Оно было ржавое и, наверное, тупое. Он поморщился: — Вот почему я восхищаюсь тобой!
Вверху за дверью чей-то голос произнес:
— Все сгрузили. Смываемся!
Мистер Нуль побелел как полотно. И торопясь проговорил:
— Мы вместе убьем себя! Заключим уговор!
Питер Вагнер нахмурил брови.
— А откуда у вас тут на судне марихуана?
Мистер Нуль быстро обтер рукавом свитера лоб, потом снова сжал нож обеими руками, направив его теперь себе в брюхо, и приготовился нанести удар.
— Ты давай к угрям, — прошипел он. — А я ножом. Раз... Два...
Но Питер Вагнер отвернулся, искоса рассматривая мистера Нуля.
— Ты хочешь моей смерти. — И вдруг его осенило: — Тебе было приказано меня убить, вот отчего ты так нервничаешь. — Он поразмыслил немного и убедился, что так оно все и есть. Мистер Нуль весь трясся. Питер Вагнер продолжал: — И все из-за марихуаны, точно? Вы занимаетесь незаконным ввозом, и теперь, если меня отпустить с этой посудины... — Он сделал шаг в сторону мистера Нуля и наконец улыбнулся. Теперь ему все было понятно.
— Вот видишь? — говорил мистер Нуль, опять раскидывая руки и делая шаг назад. — Видишь, какая глупость получается? Только что ты сам хотел утопиться, а через минуту начинаешь подозревать, что тебя замыслили убить, и рвешься размозжить мне голову. Вот это по-людски! Какая тупость! Какое вшивое скудоумие! А ведь мы, американцы, считаемся идеалистами, указываем путь всему миру — это мы-то с тобой. Где же наши светлые идеалы? Мы живем вообще без идеалов, даже без самых что ни на есть низменно-материалистических. Разве истинный материалист примирился бы когда-нибудь с макдональдовским шницелем? Мы — дерьмо, отбросы и производители отбросов. Да господи! Неужто же никто не возвысится над этим?
Питер Вагнер перестал наступать на Нуля и остановился, хмурясь. В словах мистера Нуля была своя правда. Питер Вагнер давно уже оставил надежду усовершенствовать себя, а тем более весь этот жалкий род. Он сказал, стараясь выиграть время:
— Видел бы ты, какую жизнь я вел. — Лицо его страдальчески сморщилось, и на лице мистера Нуля сразу же отразилось его страдание. — Ужасную, — сказал Питер Вагнер и снова почувствовал, как было бы хорошо и покойно стать мертвым физически, а не только духовно. Были какие-то женщины, которым даны какие-то обещания, может, и не на словах, но... и какие-то неоплаченные счета, которых накопилась целая груда, а главное — кое-какие скучные механизмы, действие которых он наблюдал в своем организме и изменить в этом возрасте был уже не в силах. Была, кстати сказать, еще проблема о любимой сестрой Кларой.
Мистер Нуль горячо кивал, скосив на пол глаза, полные скорби.
— Вся наша славная цивилизация походит на эту дырявую посудину, мистер Вагнер! С грузом искусственного веселья, пятикопеечного забвения, сейчас свезенного на берег, и под водительством блюющего, полоумного капитана, который на самом деле — сухопутная крыса и даже не знает, где... этот... пол-уют.
— Пол-уют? — переспросил Питер Вагнер. Мистер Нуль посмотрел на него растерянно.
— Или как оно там называется, не знаю, что это за штука такая. — И поспешил объяснить: — Мы тут все не ахти как сильны по морской части. Больше в самолетах разбираемся.
Теперь кто-то спускался по трапу в каюту. Был слышен скрип досок, одышливое дыхание мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130