Обычное дело — погубленные возможности, ужас, несправедливость. Но все-таки не настолько обычное, чтобы уверовать в злого бога. Даже взять такого человека, как председатель Мао, и его шестьдесят миллионов убийств — так ведь большинство-то людей остались живы. Это мелочь, статистически говоря. Но если беда случится лично с тобой, ну, тогда, брат ты мой, совсем другое дело. Земля уходит у тебя из-под ног, ты хватаешься за голову, падаешь, и если рассчитываешь еще подняться, то скорей, скорей берешься за перо и строчишь какую-нибудь идиотскую книжку. Сочиняешь себе бога, который может все исправить, или излагаешь правду и тем избавляешься от нее. Кто их читает, книги эти, они того доводят до самоубийства.
Он замолчал. Ящерицы сделали стойку, как собаки, и, задрав морды, смотрели на него.
— Как это грустно, насчет твоей сестры, — сказал Сантисилья.
Питер Вагнер сверкнул глазами сумрачно, как индеец.
— Дерьмо! Выдумал я это все! — крикнул он.
После этого долго все молчали. Ящериц стало меньше, но все еще слишком много, и двигались они теперь медленнее, остывая в ночной прохладе. Наконец Сантисилья почти сердито проговорил:
— Почему это вы никто костра не разведете?
— Ценная идея, — сказала Джейн и, сонная, совершенно уверенная, что не сможет и пальцем шевельнуть, все-таки, к удивлению своему, встала.
Капитан Кулак посматривал на них, как старый волк из лесной чащи.
* * *
Джейн кухарничала до седьмого пота, а мужчины расположились вокруг огня и ничего не делали, даже почти не разговаривали; один только капитан Кулак по-прежнему сидел связанный у входа в пещеру. Мистер Нуль был возмущен тем, что никто так и не пришел сменить его на вахте. Он сидел, скрестив ноги и поджав пятки под себя, локтями опирался в колени и смотрел в огонь. Питер Вагнер прислонился спиной к камню и курил травку, поглядывая на верхушку скалы, или на звезды, или вообще ни на что, в пространство.
Сантисилья пошуровал палкой в костре — пламя вспыхнуло и осветило все лица.
— Питер, — сказал Сантисилья, — я хочу рассказать про капитана Кулака.
Питер Вагнер повернул голову.
— Я расскажу его историю отчасти потому, что это интересно, — продолжал Сантисилья, — а отчасти потому, чта у нее есть мораль. Так мне, во всяком случае, кажется.
Мистер Нуль протянул ему трубку с марихуаной. Но Сантисилья отрицательно покачал головой, оглянулся туда, где сидел капитан Кулак, потом снова посмотрел на Питера Вагнера и с улыбкой начал:
— Есть люди, у которых вышибло душу — неудачами, разными там тяжелыми обстоятельствами и так далее. Встречаются и такие, которые сами теряют душу — по небрежности, по равнодушию. Но бывает иногда, редко, но бывает, что ты удостаиваешься знакомства с человеком, который с самого начала запродал свою душу, заключил сделку с Дьяволом. Такого человека стоит узнать поближе. И такой человек — капитан Кулак. — Он указал на него пальцем. Кулак сморщился и крепко закрыл глаза. Сантисилья улыбнулся, вытащил сигару с пластмассовым кончиком и закурил. — Капитан Кулак хорошо разбирается в философии. Он, может, и болван и мерзейшая жаба даже среди тупиц, однако же человек начитанный. Он обнаружил для себя бесспорную и несомненную истину, что жизнь механична, что вера, надежда и милосердие — это все жалкие потуги людишек, не желающих видеть правду. Все люди, убедился он, — жертвы, объекты, неодушевленные, как планеты; хорошие люди, выяснил он из книг, так же зависят от случайных катастроф во вселенной, как и негодяи. Все это он вам может изложить с мельчайшими подробностями и с цитатами из авторитетнейших источников. И все, что он скажет, в каком-то смысле правда.
Джейн нахмурилась. Она подождала немного, потом разложила по тарелкам рыбу и мамалыгу и передала по кругу. Спасибо ей сказал один Танцор. Остальные были слишком увлечены рассказом Сантисильи или слишком накурились. Она взглянула на капитана Кулака: с кляпом во рту он не может есть, а вытащить кляп — в ночи черно станет от его ругани. Пусть погибает от голода, решила она. Мистер Ангел разлил и роздал кофе. Сантисилья бережно загасил сигару, положил рядом с собой на плоский камень и приступил к еде.
Он продолжал рассказ:
— Объясню вам, как я с ним познакомился. Получилось так, что мы с ним оба прибыли в одно и то же время в один и тот же пункт в Мексике с целью произвести закупки. Мы тогда посуху перевозили. У Темного капитал был невелик, так что мы располагали только легковым автомобилем — понятно, с разборными стенками и все такое. А капитан Кулак, — он усмехнулся и закатил глаза, — о, капитан Кулак! У него, представьте себе, был грузовик с нитроглицерином!
Танцор потряс головой:
— Да, здорово!
Сантисилья продолжал усмехаться.
— Тогда эти грузовики ходили отдельными колоннами, возили взрывчатку куда-то в Колорадо. Кулак знал их расписание. И вот мы стоим, грузимся. Мы с Темным и Танцором распихиваем добро по разным укромным местечкам, а Кулак и его обезьяны знай швыряют вилами, нахально так. Я смотрю и только диву даюсь. Я тогда не знал, что это у него за грузовик, он его брезентом прикрыл на время погрузки. Отъехал он вперед нас, еще даже не стемнело толком, и мы подумали, что больше его не увидим в этой юдоли слез, — то есть это мы с Танцором так подумали. Темный-то, он помалкивал, как всегда. Часов в десять выезжаем и берем курс на север. Пятнадцать минут проехали, Темный на заднем сиденье прикемарил маленько — железный был старик, патлы на голове торчком, словно овца из него лезет, — вдруг: бламм, бламм, бламм! Будто вся мексиканская армия против нас вышла. Машина наша — в кювет, и уже огонь ее лижет, сейчас взорвется, ну, мы выскочили на дорогу, как два кролика, орем: «Эй, сеньоры, ваша взяла! Суррендеронс» Стоим, руки за голову. А Темного нет. Его след простыл. Он всегда так умел. Может, он давно уже незаметно выскочил из машины. Он, когда дело плохо, нюхом чуял. Потом уже, через несколько недель, он, откуда ни возьмись, появился опять и как-то сумел нас уговорить, чтоб мы опять на него работали. Да, так машина наша с грузом — тю-тю! Что ты будешь делать?
Тут из кустов выходит Кулак со своими обезьянами. «А ну в кузов!» — говорит. Вижу, под деревом стоит его грузовик. Мы с Танцором полезли через борт, а Кулак нам: «Один ты!» — и дулом в меня тычет. Оглянулись мы на него: по роже у него отсветы от нашей горящей машины, вид безумный. Я смотрю на Танцора. «Эй, ты, — говорит он, — здесь на двадцать миль ни живой души». И правда, куда ни глянь, один кустарник этот колючий да опунция, разве где ослик полудохлый трусит по дороге. «Лезь!» — приказал мне Кулак и взмахнул своей пушкой. Ну, делать было нечего, я и полез. Слышу, он у меня за спиной приказывает: «А ну беги отсюда, парень!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Он замолчал. Ящерицы сделали стойку, как собаки, и, задрав морды, смотрели на него.
— Как это грустно, насчет твоей сестры, — сказал Сантисилья.
Питер Вагнер сверкнул глазами сумрачно, как индеец.
— Дерьмо! Выдумал я это все! — крикнул он.
После этого долго все молчали. Ящериц стало меньше, но все еще слишком много, и двигались они теперь медленнее, остывая в ночной прохладе. Наконец Сантисилья почти сердито проговорил:
— Почему это вы никто костра не разведете?
— Ценная идея, — сказала Джейн и, сонная, совершенно уверенная, что не сможет и пальцем шевельнуть, все-таки, к удивлению своему, встала.
Капитан Кулак посматривал на них, как старый волк из лесной чащи.
* * *
Джейн кухарничала до седьмого пота, а мужчины расположились вокруг огня и ничего не делали, даже почти не разговаривали; один только капитан Кулак по-прежнему сидел связанный у входа в пещеру. Мистер Нуль был возмущен тем, что никто так и не пришел сменить его на вахте. Он сидел, скрестив ноги и поджав пятки под себя, локтями опирался в колени и смотрел в огонь. Питер Вагнер прислонился спиной к камню и курил травку, поглядывая на верхушку скалы, или на звезды, или вообще ни на что, в пространство.
Сантисилья пошуровал палкой в костре — пламя вспыхнуло и осветило все лица.
— Питер, — сказал Сантисилья, — я хочу рассказать про капитана Кулака.
Питер Вагнер повернул голову.
— Я расскажу его историю отчасти потому, что это интересно, — продолжал Сантисилья, — а отчасти потому, чта у нее есть мораль. Так мне, во всяком случае, кажется.
Мистер Нуль протянул ему трубку с марихуаной. Но Сантисилья отрицательно покачал головой, оглянулся туда, где сидел капитан Кулак, потом снова посмотрел на Питера Вагнера и с улыбкой начал:
— Есть люди, у которых вышибло душу — неудачами, разными там тяжелыми обстоятельствами и так далее. Встречаются и такие, которые сами теряют душу — по небрежности, по равнодушию. Но бывает иногда, редко, но бывает, что ты удостаиваешься знакомства с человеком, который с самого начала запродал свою душу, заключил сделку с Дьяволом. Такого человека стоит узнать поближе. И такой человек — капитан Кулак. — Он указал на него пальцем. Кулак сморщился и крепко закрыл глаза. Сантисилья улыбнулся, вытащил сигару с пластмассовым кончиком и закурил. — Капитан Кулак хорошо разбирается в философии. Он, может, и болван и мерзейшая жаба даже среди тупиц, однако же человек начитанный. Он обнаружил для себя бесспорную и несомненную истину, что жизнь механична, что вера, надежда и милосердие — это все жалкие потуги людишек, не желающих видеть правду. Все люди, убедился он, — жертвы, объекты, неодушевленные, как планеты; хорошие люди, выяснил он из книг, так же зависят от случайных катастроф во вселенной, как и негодяи. Все это он вам может изложить с мельчайшими подробностями и с цитатами из авторитетнейших источников. И все, что он скажет, в каком-то смысле правда.
Джейн нахмурилась. Она подождала немного, потом разложила по тарелкам рыбу и мамалыгу и передала по кругу. Спасибо ей сказал один Танцор. Остальные были слишком увлечены рассказом Сантисильи или слишком накурились. Она взглянула на капитана Кулака: с кляпом во рту он не может есть, а вытащить кляп — в ночи черно станет от его ругани. Пусть погибает от голода, решила она. Мистер Ангел разлил и роздал кофе. Сантисилья бережно загасил сигару, положил рядом с собой на плоский камень и приступил к еде.
Он продолжал рассказ:
— Объясню вам, как я с ним познакомился. Получилось так, что мы с ним оба прибыли в одно и то же время в один и тот же пункт в Мексике с целью произвести закупки. Мы тогда посуху перевозили. У Темного капитал был невелик, так что мы располагали только легковым автомобилем — понятно, с разборными стенками и все такое. А капитан Кулак, — он усмехнулся и закатил глаза, — о, капитан Кулак! У него, представьте себе, был грузовик с нитроглицерином!
Танцор потряс головой:
— Да, здорово!
Сантисилья продолжал усмехаться.
— Тогда эти грузовики ходили отдельными колоннами, возили взрывчатку куда-то в Колорадо. Кулак знал их расписание. И вот мы стоим, грузимся. Мы с Темным и Танцором распихиваем добро по разным укромным местечкам, а Кулак и его обезьяны знай швыряют вилами, нахально так. Я смотрю и только диву даюсь. Я тогда не знал, что это у него за грузовик, он его брезентом прикрыл на время погрузки. Отъехал он вперед нас, еще даже не стемнело толком, и мы подумали, что больше его не увидим в этой юдоли слез, — то есть это мы с Танцором так подумали. Темный-то, он помалкивал, как всегда. Часов в десять выезжаем и берем курс на север. Пятнадцать минут проехали, Темный на заднем сиденье прикемарил маленько — железный был старик, патлы на голове торчком, словно овца из него лезет, — вдруг: бламм, бламм, бламм! Будто вся мексиканская армия против нас вышла. Машина наша — в кювет, и уже огонь ее лижет, сейчас взорвется, ну, мы выскочили на дорогу, как два кролика, орем: «Эй, сеньоры, ваша взяла! Суррендеронс» Стоим, руки за голову. А Темного нет. Его след простыл. Он всегда так умел. Может, он давно уже незаметно выскочил из машины. Он, когда дело плохо, нюхом чуял. Потом уже, через несколько недель, он, откуда ни возьмись, появился опять и как-то сумел нас уговорить, чтоб мы опять на него работали. Да, так машина наша с грузом — тю-тю! Что ты будешь делать?
Тут из кустов выходит Кулак со своими обезьянами. «А ну в кузов!» — говорит. Вижу, под деревом стоит его грузовик. Мы с Танцором полезли через борт, а Кулак нам: «Один ты!» — и дулом в меня тычет. Оглянулись мы на него: по роже у него отсветы от нашей горящей машины, вид безумный. Я смотрю на Танцора. «Эй, ты, — говорит он, — здесь на двадцать миль ни живой души». И правда, куда ни глянь, один кустарник этот колючий да опунция, разве где ослик полудохлый трусит по дороге. «Лезь!» — приказал мне Кулак и взмахнул своей пушкой. Ну, делать было нечего, я и полез. Слышу, он у меня за спиной приказывает: «А ну беги отсюда, парень!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130