Ни к одной женщине я не относился, как к тебе!
Самое ужасное заключалось в том, что он произнес это с неподдельной искренностью. Он действительно верил в то, что говорил. Она сжала зубы, чтобы не сорваться.
— И что я за это получил? Скажи мне! — простонал он с исказившимся от гнева лицом. — Намарала на зеркале какие-то каракули, которые и прочесть-то невозможно! Я верил в тебя, словно ты была моей женой, а ты обманула мое доверие. Ты вонзила нож мне в спину.
Ей следовало бы быть готовой к такому взрыву, но она не была готова. Вся его хваленая сдержанность улетучивалась прямо на глазах, уступая место самой обыкновенной ярости, причиной которой был не кто иной, как она. Она.
— Люк, я…
— Стой где стоишь! — Он отдал приказ, точно щелкнул бичом, запретив ей отступление к двери. — Кэтрин, ты провела со мной два года. Два, — повторил он, и каждая клетка его подтянутого, сильного тела дрожала от гнева. — И вот ты исчезаешь. Получил я хоть что-нибудь за эти пять лет? А? Я не удостоился даже почтовой открытки! Я тебя разыскивал. Я переживал, не умираешь ли ты где-нибудь с голоду. Я беспокоился о том, как тебе удалось устроиться в жизни. Я боялся, не попала ли ты в аварию, не умерла ли. И где же я тебя встречаю? — кричат он, все возвышая голос. — В «Савое» с другим мужчиной!
У Кэтрин ноги приросли к полу. Ей еще не случалось видеть Люка в таком возбуждении. Как завороженная следила она за его метаниями по комнате.
Так он о ней беспокоился? Неужели он и правда о ней беспокоился? В голове это не укладывалось. Уходя, осторожно, точно вор, крадясь по коридору к запасному выходу, она пробовала представить себе его реакцию на свое исчезновение. Недоумение… оскорбление… презрение… безразличие. Ей и в голову не приходило, что он будет о ней беспокоиться, тем более ее разыскивать.
Странным образом она и сама не понимала почему, но эта мысль ее беспокоила, и она решила не оправдываться. Одно было хорошо: Люк не подозревал о существовании Дэниэла. Хотя бы этот страх отпустил, и она могла снова подумать о Дрю.
— Оставь Дрю в покое, — попросила она. — Этот контракт ему необходим.
— Это все, что ты можешь мне сказать? — В глазах у него застыл холод.
Она глубоко вздохнула.
— Он разорится, если не получит этого контракта.
— Знаю, — криво усмехнулся он.
— Если ты сердишься на меня, так вреди мне. Не могу поверить, что ты и правда собираешься причинить вред Дрю, — призналась она.
— Придется поверить, — возразил он.
— Я хотела сказать… — она растерянно теребила собственные руки, — ты пришел… ты говоришь, хочешь, чтобы я вернулась, но это совершенно невозможно, — закончила она дрогнувшим голосом.
— Нет?
— Нет! И я не понимаю, зачем ты это затеял! — закричала она.
— Может, попробуешь?
Она не хотела смотреть на него. Он сделал ей слишком больно. Присутствие Люка пробуждало в ней страх, сродни страху ребенка, хоть раз обжегшегося огнем. Воспоминание о страданиях воздвигало между ними непреодолимый барьер.
— И пробовать не стану, — сказала она упрямо. — Ты для меня — эпизод из далекого прошлого.
— Эпизод? — не веря своим ушам, воскликнул он. — Мы прожили два года!
— Девятнадцать месяцев, и каждый из них был ошибкой, — поправила Кэтрин, постепенно утрачивая бдительность.
— Madre de Dio. — На скулах у него заиграли пятна. — Прямо какая-то череда стоянок на одну ночь.
Она вздрогнула.
— Не знаю. Мне часто казалось, что именно так.
— Как ты можешь так говорить? Я всегда относился к тебе с уважением! — выдавил он.
— Это называется уважение? — У нее вырвался полузадушенный смешок. В этот миг и ею овладела ярость. Будь она тигрицей, она разорвала бы его на части. Бессилие вылилось в злую насмешливость. — Когда я смотрю на тебя, то никак не могу понять, как я могла когда-то иначе к тебе относиться.
— Все время, что я здесь, ты смотришь куда угодно, только не на меня, — сухо заметил Люк.
— Люк, я тебя ненавижу. Я ненавижу тебя до такой степени, что, если бы ты лежал мертвый у моих ног, я плясала бы на твоих костях! — в бешенстве прокричала она.
— Будущее, как видно, обещает много интересного.
— Для нас с тобой оно не будет общим! — Ни с кем раньше Кэтрин до такой степени не теряла контроль над собой. Стоит тут с таким видом, будто ублажает сбежавшего из-под надзора полоумного, а сам спокоен как чурбан и пропускает мимо ушей все, что она говорит. — Я не собираюсь плясать под твою дудку, как все твои подчиненные! Вернуться? И думать забудь! Один раз ты меня уже использовал, и я лучше умру, чем позволю тебе это еще раз! Я любила тебя, Люк. Я любила тебя гораздо больше, чем ты заслуживал…
— Знаю, — тихо сказал он.
Лихорадочный румянец вспыхнул у нее на щеках, огонь побежал по телу, обжигая все до последней клетки.
— Что ты имеешь в виду… под этим «знаю»? Разве у тебя есть орган, которым ты мог это почувствовать?
Он метнул в нее пристальный взгляд.
— Я думал, это говорит в мою пользу.
— В твою пользу? Наоборот, все, что ты со мной сделал, становится еще более непростительным! — Кэтрин овладел новый приступ ярости. — Когда ты брал то, что я могла тебе дать, ты всегда старался расплатиться, словно я какая-нибудь шлюха, которую ты подобрал на улице! Он сжал челюсти.
— Я мог допустить ту или иную ошибку, — проговорил он после долгого молчания, — но, если наши отношения тебя не устраивали, ты могла об этом сказать.
— Вот как? Сказать? — Кэтрин едва могла говорить от бешенства. — Бог тебе судья, Люк, потому что я тебя простить не могу! Позволь только сказать тебе одну вещь. Ты можешь пойти и купить все, что тебе заблагорассудится, но меня ты купить не можешь. Я не вхожу в число товаров. Я не продаюсь. Цены не существует, так что ничего не поделаешь!
Вся дрожа, она отвернулась от него, чувства в ней бушевали. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь будет кричать на Люка так, как кричала только что. Никакого удовлетворения она не чувствовала, только боль. Отчаянную боль, которая охватила все ее существо. Эта боль происходила от того, что он стоял рядом. Она поклялась когда-то, что больше у него такой возможности не будет. Что она не даст ненависти отравить воздух, которым она дышит. Но стена в ее сознании рушилась кирпич за кирпичом, и чувства, похороненные за ней, со всей силой мщения вырвались на свободу. А с этими чувствами пробудились и воспоминания, которые она так мучительно старалась уничтожить…
В тот день он подарил ей розу и усадил в лимузин. Даже положение Золушки не было столь завидным. Не было даже хрустальной туфельки, которую можно потерять в полночь. Он подхватил ее и увлек в тот мир, о котором раньше она только читала в журналах. Он наслаждался ее доверчивостью, простодушием, ее неумением скрыть радость оттого, что они вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Самое ужасное заключалось в том, что он произнес это с неподдельной искренностью. Он действительно верил в то, что говорил. Она сжала зубы, чтобы не сорваться.
— И что я за это получил? Скажи мне! — простонал он с исказившимся от гнева лицом. — Намарала на зеркале какие-то каракули, которые и прочесть-то невозможно! Я верил в тебя, словно ты была моей женой, а ты обманула мое доверие. Ты вонзила нож мне в спину.
Ей следовало бы быть готовой к такому взрыву, но она не была готова. Вся его хваленая сдержанность улетучивалась прямо на глазах, уступая место самой обыкновенной ярости, причиной которой был не кто иной, как она. Она.
— Люк, я…
— Стой где стоишь! — Он отдал приказ, точно щелкнул бичом, запретив ей отступление к двери. — Кэтрин, ты провела со мной два года. Два, — повторил он, и каждая клетка его подтянутого, сильного тела дрожала от гнева. — И вот ты исчезаешь. Получил я хоть что-нибудь за эти пять лет? А? Я не удостоился даже почтовой открытки! Я тебя разыскивал. Я переживал, не умираешь ли ты где-нибудь с голоду. Я беспокоился о том, как тебе удалось устроиться в жизни. Я боялся, не попала ли ты в аварию, не умерла ли. И где же я тебя встречаю? — кричат он, все возвышая голос. — В «Савое» с другим мужчиной!
У Кэтрин ноги приросли к полу. Ей еще не случалось видеть Люка в таком возбуждении. Как завороженная следила она за его метаниями по комнате.
Так он о ней беспокоился? Неужели он и правда о ней беспокоился? В голове это не укладывалось. Уходя, осторожно, точно вор, крадясь по коридору к запасному выходу, она пробовала представить себе его реакцию на свое исчезновение. Недоумение… оскорбление… презрение… безразличие. Ей и в голову не приходило, что он будет о ней беспокоиться, тем более ее разыскивать.
Странным образом она и сама не понимала почему, но эта мысль ее беспокоила, и она решила не оправдываться. Одно было хорошо: Люк не подозревал о существовании Дэниэла. Хотя бы этот страх отпустил, и она могла снова подумать о Дрю.
— Оставь Дрю в покое, — попросила она. — Этот контракт ему необходим.
— Это все, что ты можешь мне сказать? — В глазах у него застыл холод.
Она глубоко вздохнула.
— Он разорится, если не получит этого контракта.
— Знаю, — криво усмехнулся он.
— Если ты сердишься на меня, так вреди мне. Не могу поверить, что ты и правда собираешься причинить вред Дрю, — призналась она.
— Придется поверить, — возразил он.
— Я хотела сказать… — она растерянно теребила собственные руки, — ты пришел… ты говоришь, хочешь, чтобы я вернулась, но это совершенно невозможно, — закончила она дрогнувшим голосом.
— Нет?
— Нет! И я не понимаю, зачем ты это затеял! — закричала она.
— Может, попробуешь?
Она не хотела смотреть на него. Он сделал ей слишком больно. Присутствие Люка пробуждало в ней страх, сродни страху ребенка, хоть раз обжегшегося огнем. Воспоминание о страданиях воздвигало между ними непреодолимый барьер.
— И пробовать не стану, — сказала она упрямо. — Ты для меня — эпизод из далекого прошлого.
— Эпизод? — не веря своим ушам, воскликнул он. — Мы прожили два года!
— Девятнадцать месяцев, и каждый из них был ошибкой, — поправила Кэтрин, постепенно утрачивая бдительность.
— Madre de Dio. — На скулах у него заиграли пятна. — Прямо какая-то череда стоянок на одну ночь.
Она вздрогнула.
— Не знаю. Мне часто казалось, что именно так.
— Как ты можешь так говорить? Я всегда относился к тебе с уважением! — выдавил он.
— Это называется уважение? — У нее вырвался полузадушенный смешок. В этот миг и ею овладела ярость. Будь она тигрицей, она разорвала бы его на части. Бессилие вылилось в злую насмешливость. — Когда я смотрю на тебя, то никак не могу понять, как я могла когда-то иначе к тебе относиться.
— Все время, что я здесь, ты смотришь куда угодно, только не на меня, — сухо заметил Люк.
— Люк, я тебя ненавижу. Я ненавижу тебя до такой степени, что, если бы ты лежал мертвый у моих ног, я плясала бы на твоих костях! — в бешенстве прокричала она.
— Будущее, как видно, обещает много интересного.
— Для нас с тобой оно не будет общим! — Ни с кем раньше Кэтрин до такой степени не теряла контроль над собой. Стоит тут с таким видом, будто ублажает сбежавшего из-под надзора полоумного, а сам спокоен как чурбан и пропускает мимо ушей все, что она говорит. — Я не собираюсь плясать под твою дудку, как все твои подчиненные! Вернуться? И думать забудь! Один раз ты меня уже использовал, и я лучше умру, чем позволю тебе это еще раз! Я любила тебя, Люк. Я любила тебя гораздо больше, чем ты заслуживал…
— Знаю, — тихо сказал он.
Лихорадочный румянец вспыхнул у нее на щеках, огонь побежал по телу, обжигая все до последней клетки.
— Что ты имеешь в виду… под этим «знаю»? Разве у тебя есть орган, которым ты мог это почувствовать?
Он метнул в нее пристальный взгляд.
— Я думал, это говорит в мою пользу.
— В твою пользу? Наоборот, все, что ты со мной сделал, становится еще более непростительным! — Кэтрин овладел новый приступ ярости. — Когда ты брал то, что я могла тебе дать, ты всегда старался расплатиться, словно я какая-нибудь шлюха, которую ты подобрал на улице! Он сжал челюсти.
— Я мог допустить ту или иную ошибку, — проговорил он после долгого молчания, — но, если наши отношения тебя не устраивали, ты могла об этом сказать.
— Вот как? Сказать? — Кэтрин едва могла говорить от бешенства. — Бог тебе судья, Люк, потому что я тебя простить не могу! Позволь только сказать тебе одну вещь. Ты можешь пойти и купить все, что тебе заблагорассудится, но меня ты купить не можешь. Я не вхожу в число товаров. Я не продаюсь. Цены не существует, так что ничего не поделаешь!
Вся дрожа, она отвернулась от него, чувства в ней бушевали. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь будет кричать на Люка так, как кричала только что. Никакого удовлетворения она не чувствовала, только боль. Отчаянную боль, которая охватила все ее существо. Эта боль происходила от того, что он стоял рядом. Она поклялась когда-то, что больше у него такой возможности не будет. Что она не даст ненависти отравить воздух, которым она дышит. Но стена в ее сознании рушилась кирпич за кирпичом, и чувства, похороненные за ней, со всей силой мщения вырвались на свободу. А с этими чувствами пробудились и воспоминания, которые она так мучительно старалась уничтожить…
В тот день он подарил ей розу и усадил в лимузин. Даже положение Золушки не было столь завидным. Не было даже хрустальной туфельки, которую можно потерять в полночь. Он подхватил ее и увлек в тот мир, о котором раньше она только читала в журналах. Он наслаждался ее доверчивостью, простодушием, ее неумением скрыть радость оттого, что они вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45