Телефон зазвонил.
— Алло? Алло? — раздался голос Пэгги.
— Это Кэтрин. Дэниэл с тобой?
— Он пошел за сеном. Я тут совершенно замучилась с этими перестановками, — тараторила Пэгги. — У нас телефон дня два не работал, а мы и не знали. Ты, наверно, просто с ума сходила, пытаясь дозвониться?
— Да, но…
— Да чего тебе волноваться, — со своей обычной нетерпеливостью перебила Пэгги. — Я несколько раз пыталась позвонить тебе из будки в деревне, но тебя не было. Ты, наверно, истоптала там все тротуары, пытаясь найти работу, если место у миссис Энсти тебе не подошло.
— Я…
— У Дэниэла все прекрасно. Погода отвратительная. Мы вот собирались сегодня ночевать в палатке, но если ты хочешь с ним поговорить, то, конечно…
— Нет-нет, все нормально.
Меня похитили. Я в Италии. Завтра я выхожу замуж. Сказать такое было невозможно. Пэгги решила бы, что ей самое место в сумасшедшем доме. Как бы там ни было, надо успеть вернуться до того, как они приедут в Лондон. Никто не должен ничего знать, решила она в первом приступе отчаяния.
— Кэтрин, туг кто-то приехал. Ух, какая потрясающая машина. Я могу тебе перезвонить?
— Нет… нет. Я не дома… Я звоню из другого места. Поцелуй от меня Дэниэла.
Она бросила трубку, точно та жгла ей руку, и побрела к шезлонгу.
Все ужасные, абсолютно непростительные события последней недели обрушились на нее. Ее колотило, трясло, крутило. Унижение выписывало в душе огненные письмена. Дальше уже падать некуда — после всего, что Люк с ней сделал.
Пока она не имела возможности узнать, что с ней случилось, он продумал свой чудовищный план. Этого человека с характером Борджиа хлебом не корми, только дай ему интриговать и подстраивать хитроумные ловушки. Для него это было не сложнее, чем украсть конфету из-под носа у ребенка. Ребенка. Ребенка'. От этих мыслей она побледнела, ее бил озноб, она ничего не могла с собой поделать.
Целую неделю она не подозревала, что потеряла четыре года жизни. Он не оставил в пределах ее досягаемости ничего, что могло бы пробудить ее память. На милю вокруг не было ни газет, ни телевизора, ни календаря.
Все до последних мелочей было учтено самым хладнокровным, расчетливым образом. Все это было дело рук Люка. И он ни разу не ошибся. Ей бросили наживку, она заглотнула крючок, и ее вытащили, как рыбку. Только у рыбы, наверно, больше развит инстинкт самосохранения. Рыба не станет сама карабкаться вверх по леске, не будет мазохистски спешить наткнуться на нож, вспарывающий ей кишки, и поглядывать на шипящую на огне сковородку… именно то, что она и делала.
Люк добился всего, чего хотел. Ни сомнений, ни колебаний. Цена не имела значения. Его интересовал только конечный результат. Ему взбрело в голову, что она собирается выйти замуж за Дрю, а поскольку Дрю должен был вот-вот развестись, времени у него было в обрез. И уж конечно, если б она с благодарностью пала к его ногам, о женитьбе и речи бы не зашло. Но своим сопротивлением она бросила Люку вызов. А не принять вызов противоречило его натуре.
Она сжала зубы, в горле у нее стоял комок. Ее мучил неотвязный образ пойманной рыбы. Ее охватил безграничный гнев, такой гнев, какого она раньше не знала и от которого все кипело внутри.
И тут как раз на лестнице, идущей от замка, она увидела Люка. Ей припомнилось то, что произошло на заднем сиденье лимузина, и она почувствовала, что его смерть была бы слишком легкой карой. Она вскочила и, схватив стакан, швырнула в его сторону. Тот грохнулся на землю в нескольких шагах от Люка, и он остановился.
— Ты мерзкая, отвратительная, лживая, грязная свинья! — закричала она, схватила второй стакан и со всей силы швырнула его вслед за первым. — Гадина! — За ними последовал телефон. — Ничтожество! — надрывалась она, пытаясь сорвать с себя туфлю; оттого что она никак не могла попасть в цель, гнев ее только нарастал. — Ублюдок! — Она преодолела даже собственное отвращение к этому слову, добавив к нему для убедительности и вторую туфлю. — Убить тебя мало!
— Раз с меткостью у тебя проблемы, может, лучше воспользоваться ядом? — Люк окинул оценивающим взглядом зону обстрела. — Снайперских талантов у тебя явно не обнаружилось.
Ее ярость достигла взрывоопасных пределов.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Самое безопасное предположить, что к тебе вернулась память, — сказал он. — Сомневаюсь, что мне сойдет с рук, если я выскажу что-то другое.
— Можешь быть в этом уверен! — Его полнейшее спокойствие ее бесило. — Я бы стакана воды тебе не подала, даже умирай ты от жажды! Я бы не дала тебе куска хлеба, умирай ты от голода! Если бы на всем свете не осталось ни одного мужчины, кроме тебя, и ни одной женщины, кроме меня, человечеству пришлось бы вымереть окончательно! Тебя мало повесить, тебя надо еще колесовать и сжечь, и, будь я мужчиной, тебе бы не поздоровилось!
— Будь ты мужчиной, вряд ли бы ты попала в подобную ситуацию, — невозмутимо вставил Люк, когда она умолкла, чтобы перевести дыхание.
— Я заявлю на тебя в полицию! — выкрикнула Кэтрин, радуясь, что перешла наконец к реальным угрозам.
Люк откинул голову и внимательно на нее посмотрел.
— За что?
— 3-за что? — Она повысила голос. — За что? За то, что ты меня похитил!
— Разве я тащил тебя силком? Физически принуждал? И что, есть свидетели?
— Я скажу, что есть, я солгу! — завизжала она.
— Но почему же ты тогда не протестовала в аэропорту, когда я объявил о нашей свадьбе? — поинтересовался Люк все с тем же невероятным, невозмутимым спокойствием.
— Ты держал меня здесь в плену целую неделю! — Чтобы уличить его в нарушении уголовного кодекса, она отчаянно бросилась к новому обвинению.
Он поднял брови.
— Разве двери были заперты? Что-то не помню, чтобы я препятствовал тебе уйти.
— А физические оскорбления! — прошипела Кэтрин сквозь зубы. — Я тебя в этом обвиню!
Люк широко улыбнулся.
— Какие физические оскорбления?
С высоты всех своих пяти футов и четверти дюйма Кэтрин закричала:
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Пока я… пока я была не в себе, ты самым омерзительным образом мной воспользовался!
— Разве? — пробормотал он. — Кэтрин, я глубоко убежден, что в эту неделю твой разум был гораздо более в порядке, чем за последние пять лет.
— Да как ты смеешь? — взвизгнула она, готовая разрыдаться. — Как ты смеешь мне такое говорить?
Он легонько пожал плечами.
— Я говорю так, потому что это правда.
— Правда в чьих глазах? — в бешенстве кричала она. — Сейчас же возьми свои слова назад!
— Не имею ни малейшего намерения отказываться от своего мнения, — безжалостно сообщил он. — Когда успокоишься, сама поймешь, что это правда.
— Когда успокоюсь? — завизжала она. — Разве похоже, что я могу успокоиться?
Он кинул на нее оценивающий взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45