– спросил Спок, прерывая затянувшееся принужденное молчание.
Доктор озорно усмехнулся и кивнул на Кирка, как бы предоставив ему право на ответ, но Кирк, в свою очередь, сам спросил Спока:
– А зачем тебе это знать?
– Возможно, я тоже подвергнусь нежелательному для меня эффекту, ведь доктор любит подчеркивать, что я – наполовину человек.
Улыбка доктора моментально испарилась, и он ответил серьезно:
– Насколько я тебя знаю, Спок, тебе это не грозит.
– Спасибо доктор, – ответил удовлетворенный Спок.
– Железный парень, – задумчиво проговорил доктор. – Его оскорбляешь, а он тебя в ответ благодарит, как будто благославляет на доброе дело. И потянешься к доброму делу из чистого любопытства – какой мерой отмерит он тебе за твою доброту?
Он опустился на колени, приоткрыв крышку горшка, нацедил себе мутной жижицы. Кирк вопросительно смотрел на чашку, соображая, какая концентрация «секретного ингредиента» собралась в ней без бобов? Доктор заметил его взгляд, лицо его помрачнело, и он сердито спросил:
– Удивляешься? А чему? Тому, что я выпил и еще хочу? Так рядом с тобой самый стойкий трезвенник превратится в последнего алкоголика! И не он сам превратится, а ты его превратишь!
– – Я? – удивился Джим.
– Нет, он, – с горькой усмешкой кивнул доктор на Спока. – Вали на него – он все стерпит.
– Да что я такого сделал? – с обидой спросил Джим.
И доктор заговорил с такой страстью, что даже Спок, забыв о еде, с напряженным вниманием слушал его монолог:
– Ты оскорбляешь меня, Джим, одним своим видом – ты ведешь себя так, словно ничего не произошло ни вчера, ни сегодня…
Он неожиданно размахнулся и швырнул ложку поверх головы Кирка, и она исчезла в чащобе можжевельника. Проследив за нею взглядом, доктор задумчиво продолжал:
– Человеческая жизнь – слишком ценная штука, чтобы швыряться ею, как этой ложкой, выкидывая сумасшедшие номера, какие ты выкидываешь в последнее время. Создается впечатление, что ты возомнил себя Самсоном в капище филистимлян. Но мы со Споком – не филистимляне, а ты – не Самсон. Самсон был ослеплен своими врагами, у него не было выбора, и он воспользовался единственной возможностью. А ты, как дикий бык, ослепленный красной тряпкой, разъяренно бросаешься от одной опасности к другой… Тебе не пришло в голову, что сегодня ты убился бы, не окажись рядом Спока?
– Это пришло мне в голову, – коротко обрезал Джим.
Его злило, что он вынужден защищаться, открывая уязвимые места, и что во многом доктор прав и добьется-таки реванша.
– Ну, и… – не давал ему опомниться Маккой.
Кирк отхлебнул из чашки и, словно этот глоток вытеснил из него остатки враждебности, замкнутости, откровенно ответил:
– Со мной происходило что-то странное. И не понимая происходящего, я бросался из крайности в крайность, стараясь забыть обо всем в экстремальных ситуациях. Падение со скалы, кажется, открыло мне глаза.
Он потянулся рукой к чашке, но передумал и с не понятным ему самому чувством вины, с долгими паузами произнес:
– В первое мгновение падения была краткая вспышка страха… но потом страх исчез… и даже падая головой вниз, я знал… что не разобьюсь.
Маккой снисходительно прихлопнул себя по голове и язвительно отозвался:
– А я-то, старый дурак, считал, что рядом со мной подвизается лишь один бессмертный, – кивком головы он указал на Спока. – Но оказывается, я окружен бессмертными. Ты что, – он подался всем телом к Джиму и озабоченно спросил:
– в самом деле считаешь себя бессмертным, или мания величия не дает тебе покоя?
Кирк отрицательно покачал головой и возразил:
– Вы не так меня поняли. Бессмертным я себя не считаю, и мания величия не угрожает мне. Я говорю о другом. Это трудно объяснить…
Он замолчал, подыскивая нужные слова и неожиданно для самого себя изрек:
– Я знал, что не умру, потому что вы были рядом со мной.
Маккой чуть было не опрокинул чашу, стремительно опуская ее на землю между широко расставленных ног, его тускло-голубые глаза округлились от изумления:
– Как ты сказал?
Спок торопливо дожевал очередную порцию бобов и упростил вопрос доктора:
– Капитан, я не понял.
Кирк задумчиво уставился в ярко-оранжевое пламя костра. Только что сказанное им поразило его самого не меньше, чем его друзей. И тем не менее он знал, что все это – правда. Они озабочены его странным поведением и пытаются спасти его от смерти. И по-своему они правы. Но…
– Я всегда, – он повторил это слово, – я всегда знал, что умру только в одиночестве.
Его обдало морозным ознобом от собственных слов, озноб был жутким, не имеющим ничего общего с кратким мигом страха при падении со смертельной высоты.
Доктор вымученно улыбнулся, не зная, что ответить Кирку, а Спок насупился и обратился к нему:
– Капитан…
– Джим, – поправил его Кирк.
– Джим, – механически повторил Спок, – я не могу понять, как вы можете утверждать такие вещи, не будучи прорицателем? Настоящие прорицатели попадаются чрезвычайно редко, и их предсказания не столь категоричны.
– Я тоже не понимаю, Спок, – вздохнул Джим. – В этом нет никакой логики, как и в нашей дружбе.
Выражение лица доктора приобрело меланхолический вид – то ли от виски, то ли от темы разговора. Он задумчиво уставился на огонь, задумчиво проговорил:
– Какая-то тайна свела нас.
Спок озадаченно спросил:
– Вы предполагаете, доктор, что мы приехали в Йосемит только потому, что капитану угрожала опасность? Вы снова намекаете на предвидение?
– Спок, я назвал бы вас бездушным, если бы не знал вас так, как вы не знаете самого себя. Подумайте хотя бы о том, что мы нашли вас, спасли, вернули к жизни почти мертвого, – и все это по интуиции, по предвидению, по прямому указанию свыше, – как вам угодно, так и называйте узы, связующие нас.
Заметив, что рискует показаться сентиментальным, Маккой отхлебнул из чашки, как будто хотел подбодрить себя перед тем, как погрузиться в потаенные глубины их дружбы.
– Мне кажется, что между нами существуют своего рода, скажем грубо, психические узы. Они намного выше нашего сознания и не поддаются исследованию. Не зная, какая субстанция лежит в их основе, мы лишь опосредованно, через наш личный опыт приобщаемся к некой тайне, связующей нас. Не подозревая о тайне, не задумываясь о ней, мы просто ощущаем потребность друг в друге, обусловленную слаженностью наших общих действий. Мы понимаем, что в космосе мы нужны друг другу – и это нас не удивляет. Но вот мы очутились на нашей родимой земле, нам выпадает нежданный отпуск, мы освобождены от каких-либо обязанностей по отношению друг к другу. И наконец, у каждого из нас есть семья, в кругу которой мы могли бы наслаждаться всеми прелестями оседлой жизни. И что же мы делаем? Мы все трое уходим от остального мира, но и тут собираемся вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Доктор озорно усмехнулся и кивнул на Кирка, как бы предоставив ему право на ответ, но Кирк, в свою очередь, сам спросил Спока:
– А зачем тебе это знать?
– Возможно, я тоже подвергнусь нежелательному для меня эффекту, ведь доктор любит подчеркивать, что я – наполовину человек.
Улыбка доктора моментально испарилась, и он ответил серьезно:
– Насколько я тебя знаю, Спок, тебе это не грозит.
– Спасибо доктор, – ответил удовлетворенный Спок.
– Железный парень, – задумчиво проговорил доктор. – Его оскорбляешь, а он тебя в ответ благодарит, как будто благославляет на доброе дело. И потянешься к доброму делу из чистого любопытства – какой мерой отмерит он тебе за твою доброту?
Он опустился на колени, приоткрыв крышку горшка, нацедил себе мутной жижицы. Кирк вопросительно смотрел на чашку, соображая, какая концентрация «секретного ингредиента» собралась в ней без бобов? Доктор заметил его взгляд, лицо его помрачнело, и он сердито спросил:
– Удивляешься? А чему? Тому, что я выпил и еще хочу? Так рядом с тобой самый стойкий трезвенник превратится в последнего алкоголика! И не он сам превратится, а ты его превратишь!
– – Я? – удивился Джим.
– Нет, он, – с горькой усмешкой кивнул доктор на Спока. – Вали на него – он все стерпит.
– Да что я такого сделал? – с обидой спросил Джим.
И доктор заговорил с такой страстью, что даже Спок, забыв о еде, с напряженным вниманием слушал его монолог:
– Ты оскорбляешь меня, Джим, одним своим видом – ты ведешь себя так, словно ничего не произошло ни вчера, ни сегодня…
Он неожиданно размахнулся и швырнул ложку поверх головы Кирка, и она исчезла в чащобе можжевельника. Проследив за нею взглядом, доктор задумчиво продолжал:
– Человеческая жизнь – слишком ценная штука, чтобы швыряться ею, как этой ложкой, выкидывая сумасшедшие номера, какие ты выкидываешь в последнее время. Создается впечатление, что ты возомнил себя Самсоном в капище филистимлян. Но мы со Споком – не филистимляне, а ты – не Самсон. Самсон был ослеплен своими врагами, у него не было выбора, и он воспользовался единственной возможностью. А ты, как дикий бык, ослепленный красной тряпкой, разъяренно бросаешься от одной опасности к другой… Тебе не пришло в голову, что сегодня ты убился бы, не окажись рядом Спока?
– Это пришло мне в голову, – коротко обрезал Джим.
Его злило, что он вынужден защищаться, открывая уязвимые места, и что во многом доктор прав и добьется-таки реванша.
– Ну, и… – не давал ему опомниться Маккой.
Кирк отхлебнул из чашки и, словно этот глоток вытеснил из него остатки враждебности, замкнутости, откровенно ответил:
– Со мной происходило что-то странное. И не понимая происходящего, я бросался из крайности в крайность, стараясь забыть обо всем в экстремальных ситуациях. Падение со скалы, кажется, открыло мне глаза.
Он потянулся рукой к чашке, но передумал и с не понятным ему самому чувством вины, с долгими паузами произнес:
– В первое мгновение падения была краткая вспышка страха… но потом страх исчез… и даже падая головой вниз, я знал… что не разобьюсь.
Маккой снисходительно прихлопнул себя по голове и язвительно отозвался:
– А я-то, старый дурак, считал, что рядом со мной подвизается лишь один бессмертный, – кивком головы он указал на Спока. – Но оказывается, я окружен бессмертными. Ты что, – он подался всем телом к Джиму и озабоченно спросил:
– в самом деле считаешь себя бессмертным, или мания величия не дает тебе покоя?
Кирк отрицательно покачал головой и возразил:
– Вы не так меня поняли. Бессмертным я себя не считаю, и мания величия не угрожает мне. Я говорю о другом. Это трудно объяснить…
Он замолчал, подыскивая нужные слова и неожиданно для самого себя изрек:
– Я знал, что не умру, потому что вы были рядом со мной.
Маккой чуть было не опрокинул чашу, стремительно опуская ее на землю между широко расставленных ног, его тускло-голубые глаза округлились от изумления:
– Как ты сказал?
Спок торопливо дожевал очередную порцию бобов и упростил вопрос доктора:
– Капитан, я не понял.
Кирк задумчиво уставился в ярко-оранжевое пламя костра. Только что сказанное им поразило его самого не меньше, чем его друзей. И тем не менее он знал, что все это – правда. Они озабочены его странным поведением и пытаются спасти его от смерти. И по-своему они правы. Но…
– Я всегда, – он повторил это слово, – я всегда знал, что умру только в одиночестве.
Его обдало морозным ознобом от собственных слов, озноб был жутким, не имеющим ничего общего с кратким мигом страха при падении со смертельной высоты.
Доктор вымученно улыбнулся, не зная, что ответить Кирку, а Спок насупился и обратился к нему:
– Капитан…
– Джим, – поправил его Кирк.
– Джим, – механически повторил Спок, – я не могу понять, как вы можете утверждать такие вещи, не будучи прорицателем? Настоящие прорицатели попадаются чрезвычайно редко, и их предсказания не столь категоричны.
– Я тоже не понимаю, Спок, – вздохнул Джим. – В этом нет никакой логики, как и в нашей дружбе.
Выражение лица доктора приобрело меланхолический вид – то ли от виски, то ли от темы разговора. Он задумчиво уставился на огонь, задумчиво проговорил:
– Какая-то тайна свела нас.
Спок озадаченно спросил:
– Вы предполагаете, доктор, что мы приехали в Йосемит только потому, что капитану угрожала опасность? Вы снова намекаете на предвидение?
– Спок, я назвал бы вас бездушным, если бы не знал вас так, как вы не знаете самого себя. Подумайте хотя бы о том, что мы нашли вас, спасли, вернули к жизни почти мертвого, – и все это по интуиции, по предвидению, по прямому указанию свыше, – как вам угодно, так и называйте узы, связующие нас.
Заметив, что рискует показаться сентиментальным, Маккой отхлебнул из чашки, как будто хотел подбодрить себя перед тем, как погрузиться в потаенные глубины их дружбы.
– Мне кажется, что между нами существуют своего рода, скажем грубо, психические узы. Они намного выше нашего сознания и не поддаются исследованию. Не зная, какая субстанция лежит в их основе, мы лишь опосредованно, через наш личный опыт приобщаемся к некой тайне, связующей нас. Не подозревая о тайне, не задумываясь о ней, мы просто ощущаем потребность друг в друге, обусловленную слаженностью наших общих действий. Мы понимаем, что в космосе мы нужны друг другу – и это нас не удивляет. Но вот мы очутились на нашей родимой земле, нам выпадает нежданный отпуск, мы освобождены от каких-либо обязанностей по отношению друг к другу. И наконец, у каждого из нас есть семья, в кругу которой мы могли бы наслаждаться всеми прелестями оседлой жизни. И что же мы делаем? Мы все трое уходим от остального мира, но и тут собираемся вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73