Я кивнул.
— Я не часть этой линии, не так ли? Вы должны отправить меня обратно в Ки Уэст и позволить мне заниматься рыбной ловлей.
— Это не так просто. Семьсот лет назад одна ключевая фигура в предшествующей линии вступила в свод действий, которые закончились созданием холокоста. Стабильность никогда не будет достигнута, если вероятностные линии, что были прерваны тогда, не будут приведены к своему источнику.
Это было все, что он сказал, но я понял, о чем он пытался сообщить мне.
— Тогда я должен вернуться, — заметил я. — В Распад.
— Это ваше право, — ответил он. — Империум не пытается принуждать вас.
Я встал. Краски заката никогда не казались мне милее, отдаленная музыка
— нежнее.
— Пошли, — сказал я.
Техники, проверяющие нас и челнок, работали молча и споро. Они обстукали руками все вокруг, и мы, Байярд и я, пристегнулись.
— Наша цель — сформировать главную линию континуума, — пояснил Байярд. Я не сказал ему, что был там раньше.
Формы и цвета Распада текли вокруг нас, но на этот раз я не замечал их.
— Что произойдет потом? — спросил я.
— Надеемся на то, что, когда энергия Распада кончится, сам Распад немедленно рассосется. Разрушенные миры больше не будут существовать в Сети.
Больше он ничего не сказал. Казалось, прошло лишь несколько минут, прежде чем мы отметили приход и гудение двигателя стихло.
— Прибыли, — сказал Байярд и открыл люк.
Я выглянул наружу в смещающийся туман. Он двигался, его отдувало; джунгли и руины исчезли. Над зелеными лужайками к солнечному свету поднимались светящиеся башни, играя светом в фонтанах. Далее вдали пели женщины.
— Хотелось бы, чтобы у меня было что сказать, — заметил Байярд, — но у меня нет слов. Прощайте, мистер Кэрлон.
Я сошел на грунт, дверь за мной закрылась. Я подождал, пока не исчезнет челнок в мерцающем свете, и пошел вперед по окаймленной цветами дорожке навстречу голосу Иронель.
ЭПИЛОГ
Барон Рихтгофен, шеф Имперской Безопасности, смотрел на Байярда через обширную поверхность полированного стола.
— Ваша миссия была успешной, Байярд, — сказал он тихо. — На этот момент субъект вошел в Распавшуюся линию, стресс-индикаторы опустились до отметки нуля. Опасность для Сети миновала.
— Я гадаю, — сказал Байярд, — что он чувствовал в эти последние секунды?
— Ничего. Совсем ничего. В одно тихое мгновение переутверждения континуум сомкнулся, затягивая разрез. Уравнение вероятности удовлетворено. — Рихтгофен остановился на миг. — Почему? Вы видели там что-нибудь?
— Ничего, — ответил Байярд. — Просто туман, густой, как бетон, и тихий, как смерть.
— Он был смелым человеком, Байярд, и исполнил предназначенное.
Байярд кивнул и нахмурился.
— У вас еще что-то?
— Мы всегда держались мнения, что история неизменна, — произнес Байярд.
— Возможно, я просто ввожу себя в заблуждение. Но я, кажется, помню историю об убийстве королем Ричардом барона Раннимеда. Я проверил источники, чтобы убедиться, и оказался неправ, конечно.
Рихтгофен задумчиво посмотрел на него.
— Идея в обычном чувстве знакомого… но оно иллюзорно, конечно, — бормотал он. — Этот король Джон встретил баронов — и подписал их Великую Хартию.
— Где я подхватил идею, что Джон был назначен Ричардом в 1201 году?
Рихтгофен хотел кивнуть, но передумал.
— Минуту — но нет, сейчас я вспомнил, к тому времени Ричарда больше не было в живых. Он был убит стрелой арбалета в мелкой стычке у Шалуза в 1199 году. — Он, казалось, задумался. — Забавно… ему вовсе не было нужды принимать участие в этой встрече — и после того, как он был ранен, отказался от всякой медицинской помощи. Как будто он искал смерть в бою.
— Все это так ясно помню, — сказал Байярд. — Как он жил в свои поздние, спелые годы — переспелые, — потерял свою корону и умирал в бесчестии. Я клянусь, что читал это ребенком. Но ничего из этого нет в книгах. Этого никогда не происходило. Если это было, то миры, которые мы знаем, никогда не существовали. И все-таки это странно.
— Каждый феномен в пространстве-времени вероятностного континуума странен, Байярд, — один не больше, чем другой.
— Я полагаю, это был просто сон, — сказал Байярд. — Ожившая мечта.
— Сама жизнь есть мечта, говорят. — Рихтгофен сел прямо, внезапно став резким. — Но это мечта, в которой есть мы, Байярд. И у нас есть дело, ожидающее нас.
Байярд улыбнулся в ответ.
— Вы правы, — сказал он. — Для человека достаточно одной мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Я не часть этой линии, не так ли? Вы должны отправить меня обратно в Ки Уэст и позволить мне заниматься рыбной ловлей.
— Это не так просто. Семьсот лет назад одна ключевая фигура в предшествующей линии вступила в свод действий, которые закончились созданием холокоста. Стабильность никогда не будет достигнута, если вероятностные линии, что были прерваны тогда, не будут приведены к своему источнику.
Это было все, что он сказал, но я понял, о чем он пытался сообщить мне.
— Тогда я должен вернуться, — заметил я. — В Распад.
— Это ваше право, — ответил он. — Империум не пытается принуждать вас.
Я встал. Краски заката никогда не казались мне милее, отдаленная музыка
— нежнее.
— Пошли, — сказал я.
Техники, проверяющие нас и челнок, работали молча и споро. Они обстукали руками все вокруг, и мы, Байярд и я, пристегнулись.
— Наша цель — сформировать главную линию континуума, — пояснил Байярд. Я не сказал ему, что был там раньше.
Формы и цвета Распада текли вокруг нас, но на этот раз я не замечал их.
— Что произойдет потом? — спросил я.
— Надеемся на то, что, когда энергия Распада кончится, сам Распад немедленно рассосется. Разрушенные миры больше не будут существовать в Сети.
Больше он ничего не сказал. Казалось, прошло лишь несколько минут, прежде чем мы отметили приход и гудение двигателя стихло.
— Прибыли, — сказал Байярд и открыл люк.
Я выглянул наружу в смещающийся туман. Он двигался, его отдувало; джунгли и руины исчезли. Над зелеными лужайками к солнечному свету поднимались светящиеся башни, играя светом в фонтанах. Далее вдали пели женщины.
— Хотелось бы, чтобы у меня было что сказать, — заметил Байярд, — но у меня нет слов. Прощайте, мистер Кэрлон.
Я сошел на грунт, дверь за мной закрылась. Я подождал, пока не исчезнет челнок в мерцающем свете, и пошел вперед по окаймленной цветами дорожке навстречу голосу Иронель.
ЭПИЛОГ
Барон Рихтгофен, шеф Имперской Безопасности, смотрел на Байярда через обширную поверхность полированного стола.
— Ваша миссия была успешной, Байярд, — сказал он тихо. — На этот момент субъект вошел в Распавшуюся линию, стресс-индикаторы опустились до отметки нуля. Опасность для Сети миновала.
— Я гадаю, — сказал Байярд, — что он чувствовал в эти последние секунды?
— Ничего. Совсем ничего. В одно тихое мгновение переутверждения континуум сомкнулся, затягивая разрез. Уравнение вероятности удовлетворено. — Рихтгофен остановился на миг. — Почему? Вы видели там что-нибудь?
— Ничего, — ответил Байярд. — Просто туман, густой, как бетон, и тихий, как смерть.
— Он был смелым человеком, Байярд, и исполнил предназначенное.
Байярд кивнул и нахмурился.
— У вас еще что-то?
— Мы всегда держались мнения, что история неизменна, — произнес Байярд.
— Возможно, я просто ввожу себя в заблуждение. Но я, кажется, помню историю об убийстве королем Ричардом барона Раннимеда. Я проверил источники, чтобы убедиться, и оказался неправ, конечно.
Рихтгофен задумчиво посмотрел на него.
— Идея в обычном чувстве знакомого… но оно иллюзорно, конечно, — бормотал он. — Этот король Джон встретил баронов — и подписал их Великую Хартию.
— Где я подхватил идею, что Джон был назначен Ричардом в 1201 году?
Рихтгофен хотел кивнуть, но передумал.
— Минуту — но нет, сейчас я вспомнил, к тому времени Ричарда больше не было в живых. Он был убит стрелой арбалета в мелкой стычке у Шалуза в 1199 году. — Он, казалось, задумался. — Забавно… ему вовсе не было нужды принимать участие в этой встрече — и после того, как он был ранен, отказался от всякой медицинской помощи. Как будто он искал смерть в бою.
— Все это так ясно помню, — сказал Байярд. — Как он жил в свои поздние, спелые годы — переспелые, — потерял свою корону и умирал в бесчестии. Я клянусь, что читал это ребенком. Но ничего из этого нет в книгах. Этого никогда не происходило. Если это было, то миры, которые мы знаем, никогда не существовали. И все-таки это странно.
— Каждый феномен в пространстве-времени вероятностного континуума странен, Байярд, — один не больше, чем другой.
— Я полагаю, это был просто сон, — сказал Байярд. — Ожившая мечта.
— Сама жизнь есть мечта, говорят. — Рихтгофен сел прямо, внезапно став резким. — Но это мечта, в которой есть мы, Байярд. И у нас есть дело, ожидающее нас.
Байярд улыбнулся в ответ.
— Вы правы, — сказал он. — Для человека достаточно одной мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29