Эсмей взяла три куска, немного желтых маленьких картофелин, которые всегда выращивали на семейном огороде, и полную ложку моркови. Стоило долго ждать, чтобы потом так вкусно поесть.
Вокруг нее тихо беседовали родственники, она их не слушала. Сейчас ее интересовала лишь еда. Она даже не давала себе осознать, как ей не хватало именно такой еды. Пышные воздушные булочки могли бы летать в небе вместо облаков… Масло в виде геральдических животных. Она помнит формочки для масла, они висели рядком на кухне. И булочки она помнит, им ни в коем случае не надо давать остывать, тогда они высыхают и становятся безвкусными. Еще их можно макать в свежее масло или в мед.
Когда она встала из-за стола, чтобы выйти подышать свежим воздухом, казалось, про нее уже все забыли. Обед закончился, и слуги убирали посуду.
— Это дело чести, — говорил папаша Стефан ее двоюродной сестре Люси. — Эсмайя никогда бы не подвела, когда дело касается чести семьи.
Эсмей сощурила глаза. Представления папаши Стефана о чести семьи для всех других были настоящим дремучим лесом, которых никто никогда до конца не исследовал. Она лишь надеялась, что папаша Стефан не вынашивает какого-нибудь плана, где она окажется в роли главной героини.
Люси было столько же лет, как и Эсмей, когда та уехала из дома, и внешне Люси очень напоминала ту прошлую Эсмей. Высокая, долговязая и нескладная, мягкие каштановые волосы стянуты сзади, но непослушные пряди нарушали весь задуманный эффект и кое-где выбивались наружу. Одета она была в специально купленную для такого случая одежду, но выглядело все на ней старомодно инеловко. Люси подняла глаза, встретилась взглядом с Эсмей и покраснела. От этого вид у нее сделался мрачным.
— Привет, Люси, — проговорила Эсмей. Она уже приветствовала папашу Стефана и стариков, а кузины и кузены стояли в самом низу списка обязательных приветствий. Ей хотелось сказать что-нибудь бодрящее, но спустя десять лет она и не представляла, чем может увлекаться Люси, зато, прекрасно помнила, каково ей было, когда старшие считали, что она все еще играет в куколки.
Папаша Стефан улыбнулся Эсмей и похлопал Люси по плечу.
— Эсмайя, ты, должно быть, не догадываешься, что Люси лучше всех в классе играет в поло.
— Вовсе не лучше, — огрызнулась Люси. Уши у нее уже пылали.
— А может, все-таки лучше, — сказала Эсмей. — Ну уж на крайней мере лучше меня. — Она никогда не понимала, в чем смысл этой игры: гоняться за мячом верхом на лошади. Лошадь означала движение, возможность самой добраться туда, куда не сможет довезти ее машина, и быстрее, чем пешком. — А ты играешь в школьной команде или в семейной?
— В обеих, — ответил папаша Стефан. — В этом году мы с нетерпением ждем побед на чемпионатах.
— Если нам повезет, — отвечала Люси. — А уж если об этом зашла речь, я хотела спросить о кобыле, которую показывал мне Олин.
— Спроси у Эсмей. Для нее отец купил несколько лошадей, и эта кобыла одна из них.
В глазах Люси сверкнул гнев. Эсмей удивилась и подарку, и неожиданной реакции сестры.
— Я не знала об этом, — сказала она. — Отец ничего не сказал мне. — И, взглянув на Люси, добавила: — Если тебе нравится одна из этих лошадей, я уверена…
— Не обращайте внимания, — ответила Люси и встала из-за стола. — Мне бы не хотелось отнимать у вернувшейся героини часть добычи. — Она попыталась сказать это равнодушно, но горечь перебила все остальные чувства.
— Люся! — Папаша Стефан метнул на нее уничтожающий взгляд, но Люси уже выскочила за дверь. В этот вечер она больше не появлялась. Никто не обратил внимания на инцидент, все потихоньку выходили из-за стола. Эсмей помнила, что, когда она была подростком, никто не обсуждал подобные происшествия при посторонних. Но она не завидовала Люси: ох и достанется же ей от Санни, когда они останутся наедине!
Глава 5
После обеда Эсмей поднялась в личные апартаменты своей прабабушки. Та уже ждала ее. И десять лет назад она жила отдельно ото всех и даже не переступала порога главного дома из-за какой-то ссоры, причину которой никто не мог вспомнить. Эсмей пыталась когда-то вытянуть из старушки подробности, но так ничего и не узнала. Та не относилась к разряду прабабушек, которые любят посплетничать и пообсуждать всякие секреты. Эсмей всегда побаивалась ее. Под ее проницательным взглядом замолкал даже папаша Стефан. Седые волосы за десять лет поредели, а некогда яркие глаза потускнели.
— Добро пожаловать, Эсмайя. — Голос не изменился, это был голос главы матриархального рода, которой должны были подчиняться все родственники. — Ты в порядке?
— Да, конечно.
— И тебя нормально кормили?
— Да… Но я с радостью отведала нашу еду.
— Еще бы. Желудок не может расслабиться, когда сердце пребывает в неуверенности. — Прабабушка принадлежала к последнему поколению, которое во всем следовало старинным традициям и запретам. Иммигранты и торговцы, которые всегда сглаживают границы любой культуры, принесли с собой перемены, казавшиеся бабушке немыслимыми, хотя, с точки зрения Эсмей, их вряд ли можно было считать сколько-нибудь значительными, особенно если сравнивать Альтиплано с космополитически свободным Флотом. — Я вовсе не одобряю твою бродяжническую жизнь, шатаешься по галактике, но ты оправдала честное имя нашей семьи, и это радует меня. — Спасибо, — ответила Эсмей.
— Учитывая все обстоятельства, ты повела себя просто замечательно.
Обстоятельства? Какие обстоятельства? Эсмей подумала, не заговаривается ли все-таки старушка.
— Думаю, это означает, что отец твой был прав, хотя я все равно не согласна, даже теперь.
Эсмей совершенно не понимала, о чем говорит прабабушка. Старуха резко сменила тему разговора, как делала это всегда:
— Надеюсь, ты останешься с нами. Отец подарит тебе породистых лошадей и усадьбу, ты не будешь нищей… — Это было укором. Перед отъездом она жаловалась, что у нее ничего нет за душой, что она живет как нищая, которую терпят из жалости. Память вовсе не подводит прабабку.
— Я надеялась, вы забудете мои слова, я сказала их сгоряча, — ответила она. — Я была слишком молода.
— Но и по-своему права, Эсмайя. Молодость говорит правду. Все, что видит, о том и говорит, даже если видение ограничено. А ты всегда была честной девочкой, — В эти слова был вложен какой-то смысл, которого она не поняла. — Здесь ты не видела для себя будущего, ты видела его на звездах. Ты побывала на них, и теперь, надеюсь, ты сможешь найти здесь свое будущее.
— Я… я была счастлива там, — ответила Эсмей.
— Ты могла бы быть счастлива и здесь, — сказала старушка, передернув плечами. — Все изменилось. Теперь ты взрослая и ты героиня.
Эсмей не хотела расстраивать прабабушку, но желание быть правильно понятой, которое ранее привело к конфронтации с родственниками, и сейчас пересилило желание успокоить старого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Вокруг нее тихо беседовали родственники, она их не слушала. Сейчас ее интересовала лишь еда. Она даже не давала себе осознать, как ей не хватало именно такой еды. Пышные воздушные булочки могли бы летать в небе вместо облаков… Масло в виде геральдических животных. Она помнит формочки для масла, они висели рядком на кухне. И булочки она помнит, им ни в коем случае не надо давать остывать, тогда они высыхают и становятся безвкусными. Еще их можно макать в свежее масло или в мед.
Когда она встала из-за стола, чтобы выйти подышать свежим воздухом, казалось, про нее уже все забыли. Обед закончился, и слуги убирали посуду.
— Это дело чести, — говорил папаша Стефан ее двоюродной сестре Люси. — Эсмайя никогда бы не подвела, когда дело касается чести семьи.
Эсмей сощурила глаза. Представления папаши Стефана о чести семьи для всех других были настоящим дремучим лесом, которых никто никогда до конца не исследовал. Она лишь надеялась, что папаша Стефан не вынашивает какого-нибудь плана, где она окажется в роли главной героини.
Люси было столько же лет, как и Эсмей, когда та уехала из дома, и внешне Люси очень напоминала ту прошлую Эсмей. Высокая, долговязая и нескладная, мягкие каштановые волосы стянуты сзади, но непослушные пряди нарушали весь задуманный эффект и кое-где выбивались наружу. Одета она была в специально купленную для такого случая одежду, но выглядело все на ней старомодно инеловко. Люси подняла глаза, встретилась взглядом с Эсмей и покраснела. От этого вид у нее сделался мрачным.
— Привет, Люси, — проговорила Эсмей. Она уже приветствовала папашу Стефана и стариков, а кузины и кузены стояли в самом низу списка обязательных приветствий. Ей хотелось сказать что-нибудь бодрящее, но спустя десять лет она и не представляла, чем может увлекаться Люси, зато, прекрасно помнила, каково ей было, когда старшие считали, что она все еще играет в куколки.
Папаша Стефан улыбнулся Эсмей и похлопал Люси по плечу.
— Эсмайя, ты, должно быть, не догадываешься, что Люси лучше всех в классе играет в поло.
— Вовсе не лучше, — огрызнулась Люси. Уши у нее уже пылали.
— А может, все-таки лучше, — сказала Эсмей. — Ну уж на крайней мере лучше меня. — Она никогда не понимала, в чем смысл этой игры: гоняться за мячом верхом на лошади. Лошадь означала движение, возможность самой добраться туда, куда не сможет довезти ее машина, и быстрее, чем пешком. — А ты играешь в школьной команде или в семейной?
— В обеих, — ответил папаша Стефан. — В этом году мы с нетерпением ждем побед на чемпионатах.
— Если нам повезет, — отвечала Люси. — А уж если об этом зашла речь, я хотела спросить о кобыле, которую показывал мне Олин.
— Спроси у Эсмей. Для нее отец купил несколько лошадей, и эта кобыла одна из них.
В глазах Люси сверкнул гнев. Эсмей удивилась и подарку, и неожиданной реакции сестры.
— Я не знала об этом, — сказала она. — Отец ничего не сказал мне. — И, взглянув на Люси, добавила: — Если тебе нравится одна из этих лошадей, я уверена…
— Не обращайте внимания, — ответила Люси и встала из-за стола. — Мне бы не хотелось отнимать у вернувшейся героини часть добычи. — Она попыталась сказать это равнодушно, но горечь перебила все остальные чувства.
— Люся! — Папаша Стефан метнул на нее уничтожающий взгляд, но Люси уже выскочила за дверь. В этот вечер она больше не появлялась. Никто не обратил внимания на инцидент, все потихоньку выходили из-за стола. Эсмей помнила, что, когда она была подростком, никто не обсуждал подобные происшествия при посторонних. Но она не завидовала Люси: ох и достанется же ей от Санни, когда они останутся наедине!
Глава 5
После обеда Эсмей поднялась в личные апартаменты своей прабабушки. Та уже ждала ее. И десять лет назад она жила отдельно ото всех и даже не переступала порога главного дома из-за какой-то ссоры, причину которой никто не мог вспомнить. Эсмей пыталась когда-то вытянуть из старушки подробности, но так ничего и не узнала. Та не относилась к разряду прабабушек, которые любят посплетничать и пообсуждать всякие секреты. Эсмей всегда побаивалась ее. Под ее проницательным взглядом замолкал даже папаша Стефан. Седые волосы за десять лет поредели, а некогда яркие глаза потускнели.
— Добро пожаловать, Эсмайя. — Голос не изменился, это был голос главы матриархального рода, которой должны были подчиняться все родственники. — Ты в порядке?
— Да, конечно.
— И тебя нормально кормили?
— Да… Но я с радостью отведала нашу еду.
— Еще бы. Желудок не может расслабиться, когда сердце пребывает в неуверенности. — Прабабушка принадлежала к последнему поколению, которое во всем следовало старинным традициям и запретам. Иммигранты и торговцы, которые всегда сглаживают границы любой культуры, принесли с собой перемены, казавшиеся бабушке немыслимыми, хотя, с точки зрения Эсмей, их вряд ли можно было считать сколько-нибудь значительными, особенно если сравнивать Альтиплано с космополитически свободным Флотом. — Я вовсе не одобряю твою бродяжническую жизнь, шатаешься по галактике, но ты оправдала честное имя нашей семьи, и это радует меня. — Спасибо, — ответила Эсмей.
— Учитывая все обстоятельства, ты повела себя просто замечательно.
Обстоятельства? Какие обстоятельства? Эсмей подумала, не заговаривается ли все-таки старушка.
— Думаю, это означает, что отец твой был прав, хотя я все равно не согласна, даже теперь.
Эсмей совершенно не понимала, о чем говорит прабабушка. Старуха резко сменила тему разговора, как делала это всегда:
— Надеюсь, ты останешься с нами. Отец подарит тебе породистых лошадей и усадьбу, ты не будешь нищей… — Это было укором. Перед отъездом она жаловалась, что у нее ничего нет за душой, что она живет как нищая, которую терпят из жалости. Память вовсе не подводит прабабку.
— Я надеялась, вы забудете мои слова, я сказала их сгоряча, — ответила она. — Я была слишком молода.
— Но и по-своему права, Эсмайя. Молодость говорит правду. Все, что видит, о том и говорит, даже если видение ограничено. А ты всегда была честной девочкой, — В эти слова был вложен какой-то смысл, которого она не поняла. — Здесь ты не видела для себя будущего, ты видела его на звездах. Ты побывала на них, и теперь, надеюсь, ты сможешь найти здесь свое будущее.
— Я… я была счастлива там, — ответила Эсмей.
— Ты могла бы быть счастлива и здесь, — сказала старушка, передернув плечами. — Все изменилось. Теперь ты взрослая и ты героиня.
Эсмей не хотела расстраивать прабабушку, но желание быть правильно понятой, которое ранее привело к конфронтации с родственниками, и сейчас пересилило желание успокоить старого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121