ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вот с этим постоянным ощущением страха однажды проснуться я и живу. Ага. Мое большое и основательно потрепанное жизнью сердце с большим трудом справляется с подобными перегрузками.
Однако, господа, со всей отвественностью должен заявить, что все это глюки пожилого и вечно рефликсирующего Иванова, ничего общего ко мне не имеющего. Я - матерый практик, материалист и неисправимый оптимист, привык опираться на факты, а не на умозрительные схоластические представления о жизни. Если я вижу на скородке яичницу с ветчиной, ощущаю её цвет и запах, то знаю наверняка, что очень скоро обязательно её съем чего бы мне это не стоило. Если вижу перед собой прекрасную молодую женщину, смотрящую на меня, будто на картину Иванова (не этого шизика, а художника) "Явление Христа народу", то уверенно подхожу к ней, целую её в трепетные уста и ощущаю под рукой биение её сердца. И это сводит меня с ума, и я на какое-то время забываю все на свете - и эту яичницу, и свой голод, и все эти протоколы (пропади они пропадом).
- Сережа, ты с ума сошел! - говорит она с предыханием. - А как же яичница?
- Яичница не волк, в лес не убежит.
- Но она остынет, - пытается вразумить меня Светлана.
- Лучше пусть остынет яичница, чем все остальное. - И, чтобы не дать ей возможности возразить, вновь её целую.
А потом мы ели яичницу и чувствовали себя расчудесно. А потому, господа, мой вам совет - никогда не слушайте галиматью всяких там схоластов Ивановых, ибо ни к чему хорошему это не приведет. Стоит лишь день послушать их нудотину, как на второй уже хочется повеситься. Ага.
После завтрака я позвонил Рокотову.
- Привет, Володя! Как настроение?
- Здравствуй, Сережа! Бодрое. Идем ко дну.
- Надо полагать, что это твоя очередная дебильная шутка?
- Очередная, - согласился Рокотов. - Я в том смысле, что работы невпроворот.
- Так это и хорошо. Наличие работы позволяет ощущать пульс времени, её отсутствие неизбежно ведет к апатии, поиску смысла жизни, а в конечно счете - к деградации личности.
- Да ты ещё и философ! - удивляется мой друг.
- Нам, "покойникам", ничего другого не остается. Как наш клиент?
- Это который?
- Леонтьев? Сообщил своим московским хозяивам, что все готово к приему "правителя всея Сибири"?
- Еще не узнавал. Узнать?
- Обязательно. И вот ещё что, давай ко мне Кандобина. Хочу составить с ним приватный разговор.
- Хорошо. Минут через сорок тебе его доставят.
- В таком случае, будь здоров и не кашляй.
- Пока, Сережа.
Главаря банды Кандобина я дал указание не допрашивать, хотел сам с ним встретиться. Но показаний Леонтьева для нашей встречи было явно недостаточно. Сейчас же они были подкреплены признанием Никитина. А это уже кое-что. Сейчас его можно капитально взять "за жабры" и вытянуть из него не только то, что он знает, но и то, о чем только догадывается.
Через час в сопровождении конвоя в квартире появляется Кандобин этакий статный, ухоженный красавец лет тридцати восьми - сорока. Породистое холеное лицо. Светло-карие чуть навыкате нагловатые глаза. Хорош, нечего сказать! Такие обычно нравятся проституткам и богатым вдовам. Презрительно опущенные уголки губ очевидно должны показать, что мужик он тертый, его на арапа не возьмешь и, вообще, он давно всех имеет, в том числе и следователей.
- Здравствуйте, Дмитрий Петрович! - радушно здороваюсь я.
Он нагло смотрит на меня и вызывающе говорит:
- Без адвоката я никаких показаний давать не буду.
- Это как вам будет угодно, - улыбаюсь я. - Но только не думаю, что это в ваших интересах. Пока вы лишь задержаны в качестве подозреваемого. Если вы убеждены, что задержаны необосновано и сможете мне это доказать, то я тотчас распоряжусь вас освободить. Адвокат вам будет предоставлен в случае вашего ареста или предъявления вам обвинения. Я понятно выразился?
- Да, - кивает Кандобин.
- В таком случае, присаживайтесь, Дмитрий Петрович. - Я указаваю на стул. Он садится. - Разрешите представиться - следователь облпрокуратуры Иванов Сергей Иванович.
Значительное лицо Кандобина дрогнуло, глаза выразили удивление.
- Как Иванов?!
- Так - Иванов. А что вас удивило?
- Но "зеки" говорят будто вас "замочили".
- Не верьте слухам, Дмитрий Петрович. Это самый не надежный источник информации.
- Но, говорят, будто было сообщение по радио, - все ещё не мог он поверить в мою реальность.
- Говорят, что в Москве кур доят, - выдал я образчик народного фольклора. - Вы что же, считаете, что перед вами сидит фантом того самого Иванова? Если вы действительно так считаете, то я разрешаю до меня дотронуться. - Я протянул ему через стол руку.
Он криво ухмыльнулся.
- Не надо. Я вам верю.
- Очень хорошо. В таком случае, приступим к делу.
Я достал бланк протокола подозреваемого и стал заполнять титульный лист биографическим данными Кандобина. Он оказался с шестидесятого года рождения - тридцать девять лет.
- А теперь, Дмитрий Петрович, я должен ознакомить вас с тем, в чем вы подозреваетесь и вашими правами на предварительном следствии.
- Очень хотелось бы знать, что вы там придумали, - спокойно и нагло улыбнулся он.
Ничего, очень скоро тебе, симпатяга, будет не до ухмылок и улыбок. Скоро ты прочно и надолго о них забудешь. Это я тебе обещаю и даже где-то гарантирую. Беру, тасазать, повышенные обязательства досрочно сделать из тебя пугало огородное, никак не меньше.
- Итак, вы обвиняетесь в организации устойчивой банды и в её руководстве, в совершении членами вашей банды Никитиным, Безменовым, Контарем, Столешниковым, Сердюковым и Паршиной под вашим руководством убийств граждан: Безбородова, Мартынова, капитана ФСБ Полунина, подполковника милиции Шаповаленко и в покушении на убийство гр-на Спиридонова, а также в хранении в руководимом вами спортивно-оздоровительном комплексе отряда ВОХР Новосибирского отделения Западно-Сибирской железной дороги значительного арсенала оружия. Вам ясно в чем вы подозреваетесь?
По мере того, как я все это говорил, видел, как медленно, но верно белеет лицо Кандобина, спадает с него спесь и значительность. А это могло означать лишь одно - показания Леонтьева и Никитина на сто процентов верны. И, скорее, лишь по инерции, главарь банды продолжал изображать из себя крутого. Презрительно фыркнул:
- Чушь собачья!
- Следует ли понимать ваше эмоциональное замечание, как ваше несогласие с выдвинутым против вас подозрением в совершении вышеназванных преступлений?
- Да, именно так и следует понимать! - громко с пафосом проговорил Кандобин, нервно и часто "подмигивая" мне левым глазом.
- Что ж, так и запишем.
"С подозрением меня в совершении вышепречисленных преступления категорически не согласен", - написал я в протоколе, прочитал Кадобину.
- Все правильно записано, Дмитрий Петрович?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89