Следы тщательного обыска здесь были почти незаметны. Возможно, Катарина уже успела здесь прибрать, а возможно немцы имели куда больше уважения к чужой собственности, чем их русские коллеги.
Что может рассказать о человеке его жилище? В отличии от безликой лесной поляны почти все. Ажурные, вручную связанные салфетки поведают о спокойном, но не без чертей характере хозяйки. Только человек, одолеваемый внутренними страстями и не находящий им выхода в повседневной жизни способен творить такие сложные, никогда не повторяющиеся узоры. Чтобы прийти в равновесие с благостной тишиной окружающего мира, ему непременно надо чем-то занять руки. Не верьте, что рукоделье — удел непритязательных особ. Это способ отвлечься, рассеять напряжение, которое никогда не тревожит людей простых и незамысловатых.
Непривычно большое для европейской семьи количество книг говорило о хорошем образовании и широте кругозора. Историческая, медицинская и классическая литература соседствовала с современной, перемежаясь вульгарно яркими томами бестселлеров. Книги были расставлены аккуратно, но без педантичности, их, видно, часто снимали с полок, из некоторых свешивались плетеные закладки.
Коллекция спиртных напитков в баре позволяла предположить, что выпить здесь любили, но дружба с Бахусом не была слишком крепкой. Многие бутылки полны на две трети и больше. Любимый нонконформистами гавайский ром, хорошая русская водка, так и не начатая, неизменная текила, презираемый, но втайне любимый деловыми женщинами вишневый ликер и пара бутылок, привезенных, скорее всего из туристических поездок, с неаппетитными корешками внутри.
Компьютер самой последней модификации был, пожалуй, наиболее безликой вещью. Такую технику встретишь нынче в любой приличной квартире. А вот заставка монитора добавляла пару неожиданных штрихов к портрету хозяев. Когда музыкальное сопровождение загрузки стихло, на экране развернулась стилизованная под ретро фотография — Марта и Альфред в старомодных костюмах, исполненные присущего старине достоинства и даже некоторой спеси. Этот снимок радовал их взгляд всякий раз, когда она включали машину, он не надоедал им, был чем-то мил и привлекателен. Они видели себя такими?
В просторной гардеробной аккуратно висела на плечиках одежда, которой оказалось странно мало. А вот белья хватило бы на бесперебойную недельную торговлю средней руки лавочки. Только чулкам была заполнена отдельная полка.
— Мне надо поговорить с Катариной наедине, — сказал Марко и попросил меня развлечь себя чем-то в течении пары часов.
— Так долго? — нахмурилась я.
— Она что-то знает. Но мне потребуется время, чтобы завоевать ее доверие.
Насупившись, я пошла на кухню. Надеюсь, будет не слишком бесцеремонно разжиться здесь парой ложек растворимого кофе и выкурить давно вожделенную сигарету?
Кофе, едва початую банку, я нашла быстро, а вот с пепельницей просчиталась. Должно быть, здесь не курили. Мне пришлось приспособить для своих нужд маленькое керамическое блюдце. Открыв окно, я с наслаждением затянулась. Этот дом не угнетал меня. Даже зная о том, что случилось с владельцами, я чувствовала себя спокойно.
Наспех приготовленный напиток оказался кисловатым, но очень крепким. К концу чашки голова поплыла. Мир за окном задрожал и преломился на несколько параллельных реальностей. Что такое? Я попыталась встать, но ноги меня не слушались. Хотела выругаться, но язык, точно деревянный лежал во рту. Я не могла пошевелить даже пальцем. Все видела, все слышала, мысли испуганно, но споро трусили по извилинам. Тело же словно растворилось, я совсем не чувствовала его. Это было до того пугающе, что из глаз покатились слезы. Часы с момента ухода Марко успели отсчитать лишь пятнадцать минут. Как минимум полтора часа мне предстоит просидеть истуканом на стуле, а точнее — тряпичной куклой, набитой бесчувственной ватой. Господи, что же такое?
На исходе срока, отведенного Марко для беседы со скрытной соседкой я почувствовала мелкие уколы в подушечки пальцев. Постепенно тело оживало.
* * *
— Настя, что с вами, голубушка? Вам плохо?
Я уже могла двигаться и даже не очень внятно говорить. Заплетающимся языком я поведала Марко о том, что со мной случилось.
— Я так и знал. Очень удобно, когда жертвы не могут сопротивляться. Действие лекарства длится больше часа. Этого ему хватило, чтобы увезти их на достаточно безопасное для себя расстояние. Дайте ка сюда банку. Почему ее прозевали? А вашей глупостью я поражен. Как вы могли пить здесь кофе?
Начинается. Видимо у меня на лице, что-то не то написано, раз все мои коллеги упорно твердят про мой невысокий интеллект. Эдак, скоро и Федоткин потешаться начнет.
Отвернувшись к окну, я попробовала раскурить еще одну сигаретку.
— Не ломайте зажигалку, давайте я вам помогу. Извините, я погорячился. Но ваши поступки порой так безрассудны.
— Спасибо, что обратили на это мое внимание, — сухо поблагодарила я. Уже через полчаса тело и мысли были в полном порядке. Я ждала, когда же Марко наконец расскажет, что ему удалось узнать у Катарины. Но громила тянул.
— Понимаете, — начал он, когда мы остановились перекусить в крохотном ресторанчике, — происходит нечто странное. То, что за гранью даже моего понимания.
— Попросите для меня еще пива, пожалуйста. Пока вы решитесь приступить к сути, я умру от жажды.
— Не похоже, уже третий бокал. Вы уверены, что будете в состоянии воспринять информацию?
— Господи, это же маленькие бокалы. Излагайте.
— В общем, так. Катарина — стойкая женщина. Но и я не лыком шит. Не падайте со стула, но она рассказала мне историю очень, очень сильно похожую на ту, что поведала вам Арина.
— То есть как? Как такое может быть? Она знала Альберта?
— Нет, Катарина не знала Альберта. Но она хорошо знала своих соседей. Они дружили, как говорят в России, домами больше десяти лет. Чуть больше года назад она стала замечать в поведении соседей некие странности. Догадываетесь, о чем я вам сейчас расскажу?
— Нн…нет, не очень.
— Ну хорошо. Я продолжу.
Как это часто бывает с женщинами, они переоценивают моральный облик подруг. Катарина имела с Альфредом интрижку, точнее долгий и вялотекущий роман. Ничего серьезного, как она уверяет, просто секс. Но не могут же двое взрослых людей заниматься только любовью. Они разговаривали, общались. Она знала, какие книги он читает, какое любит кино. Его предпочтения не менялись годами, до той поры, пока опасный ветер перемен не занес чету Полингеров в «Пантеру». Каратина считает, что именно с этого все и началось. «В нем появилась одержимость», — рассказывала женщина.
* * *
Как-то раз, уезжая в отпуск, соседи попросили Катарину присмотреть за домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Что может рассказать о человеке его жилище? В отличии от безликой лесной поляны почти все. Ажурные, вручную связанные салфетки поведают о спокойном, но не без чертей характере хозяйки. Только человек, одолеваемый внутренними страстями и не находящий им выхода в повседневной жизни способен творить такие сложные, никогда не повторяющиеся узоры. Чтобы прийти в равновесие с благостной тишиной окружающего мира, ему непременно надо чем-то занять руки. Не верьте, что рукоделье — удел непритязательных особ. Это способ отвлечься, рассеять напряжение, которое никогда не тревожит людей простых и незамысловатых.
Непривычно большое для европейской семьи количество книг говорило о хорошем образовании и широте кругозора. Историческая, медицинская и классическая литература соседствовала с современной, перемежаясь вульгарно яркими томами бестселлеров. Книги были расставлены аккуратно, но без педантичности, их, видно, часто снимали с полок, из некоторых свешивались плетеные закладки.
Коллекция спиртных напитков в баре позволяла предположить, что выпить здесь любили, но дружба с Бахусом не была слишком крепкой. Многие бутылки полны на две трети и больше. Любимый нонконформистами гавайский ром, хорошая русская водка, так и не начатая, неизменная текила, презираемый, но втайне любимый деловыми женщинами вишневый ликер и пара бутылок, привезенных, скорее всего из туристических поездок, с неаппетитными корешками внутри.
Компьютер самой последней модификации был, пожалуй, наиболее безликой вещью. Такую технику встретишь нынче в любой приличной квартире. А вот заставка монитора добавляла пару неожиданных штрихов к портрету хозяев. Когда музыкальное сопровождение загрузки стихло, на экране развернулась стилизованная под ретро фотография — Марта и Альфред в старомодных костюмах, исполненные присущего старине достоинства и даже некоторой спеси. Этот снимок радовал их взгляд всякий раз, когда она включали машину, он не надоедал им, был чем-то мил и привлекателен. Они видели себя такими?
В просторной гардеробной аккуратно висела на плечиках одежда, которой оказалось странно мало. А вот белья хватило бы на бесперебойную недельную торговлю средней руки лавочки. Только чулкам была заполнена отдельная полка.
— Мне надо поговорить с Катариной наедине, — сказал Марко и попросил меня развлечь себя чем-то в течении пары часов.
— Так долго? — нахмурилась я.
— Она что-то знает. Но мне потребуется время, чтобы завоевать ее доверие.
Насупившись, я пошла на кухню. Надеюсь, будет не слишком бесцеремонно разжиться здесь парой ложек растворимого кофе и выкурить давно вожделенную сигарету?
Кофе, едва початую банку, я нашла быстро, а вот с пепельницей просчиталась. Должно быть, здесь не курили. Мне пришлось приспособить для своих нужд маленькое керамическое блюдце. Открыв окно, я с наслаждением затянулась. Этот дом не угнетал меня. Даже зная о том, что случилось с владельцами, я чувствовала себя спокойно.
Наспех приготовленный напиток оказался кисловатым, но очень крепким. К концу чашки голова поплыла. Мир за окном задрожал и преломился на несколько параллельных реальностей. Что такое? Я попыталась встать, но ноги меня не слушались. Хотела выругаться, но язык, точно деревянный лежал во рту. Я не могла пошевелить даже пальцем. Все видела, все слышала, мысли испуганно, но споро трусили по извилинам. Тело же словно растворилось, я совсем не чувствовала его. Это было до того пугающе, что из глаз покатились слезы. Часы с момента ухода Марко успели отсчитать лишь пятнадцать минут. Как минимум полтора часа мне предстоит просидеть истуканом на стуле, а точнее — тряпичной куклой, набитой бесчувственной ватой. Господи, что же такое?
На исходе срока, отведенного Марко для беседы со скрытной соседкой я почувствовала мелкие уколы в подушечки пальцев. Постепенно тело оживало.
* * *
— Настя, что с вами, голубушка? Вам плохо?
Я уже могла двигаться и даже не очень внятно говорить. Заплетающимся языком я поведала Марко о том, что со мной случилось.
— Я так и знал. Очень удобно, когда жертвы не могут сопротивляться. Действие лекарства длится больше часа. Этого ему хватило, чтобы увезти их на достаточно безопасное для себя расстояние. Дайте ка сюда банку. Почему ее прозевали? А вашей глупостью я поражен. Как вы могли пить здесь кофе?
Начинается. Видимо у меня на лице, что-то не то написано, раз все мои коллеги упорно твердят про мой невысокий интеллект. Эдак, скоро и Федоткин потешаться начнет.
Отвернувшись к окну, я попробовала раскурить еще одну сигаретку.
— Не ломайте зажигалку, давайте я вам помогу. Извините, я погорячился. Но ваши поступки порой так безрассудны.
— Спасибо, что обратили на это мое внимание, — сухо поблагодарила я. Уже через полчаса тело и мысли были в полном порядке. Я ждала, когда же Марко наконец расскажет, что ему удалось узнать у Катарины. Но громила тянул.
— Понимаете, — начал он, когда мы остановились перекусить в крохотном ресторанчике, — происходит нечто странное. То, что за гранью даже моего понимания.
— Попросите для меня еще пива, пожалуйста. Пока вы решитесь приступить к сути, я умру от жажды.
— Не похоже, уже третий бокал. Вы уверены, что будете в состоянии воспринять информацию?
— Господи, это же маленькие бокалы. Излагайте.
— В общем, так. Катарина — стойкая женщина. Но и я не лыком шит. Не падайте со стула, но она рассказала мне историю очень, очень сильно похожую на ту, что поведала вам Арина.
— То есть как? Как такое может быть? Она знала Альберта?
— Нет, Катарина не знала Альберта. Но она хорошо знала своих соседей. Они дружили, как говорят в России, домами больше десяти лет. Чуть больше года назад она стала замечать в поведении соседей некие странности. Догадываетесь, о чем я вам сейчас расскажу?
— Нн…нет, не очень.
— Ну хорошо. Я продолжу.
Как это часто бывает с женщинами, они переоценивают моральный облик подруг. Катарина имела с Альфредом интрижку, точнее долгий и вялотекущий роман. Ничего серьезного, как она уверяет, просто секс. Но не могут же двое взрослых людей заниматься только любовью. Они разговаривали, общались. Она знала, какие книги он читает, какое любит кино. Его предпочтения не менялись годами, до той поры, пока опасный ветер перемен не занес чету Полингеров в «Пантеру». Каратина считает, что именно с этого все и началось. «В нем появилась одержимость», — рассказывала женщина.
* * *
Как-то раз, уезжая в отпуск, соседи попросили Катарину присмотреть за домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65